— Кирилл, спасибо… вам. Если бы не вы, я даже не знаю…

— Мы вчера на “ты” перешли, забыла?

— Помню.

Даже слишком отчетливо помню. Лучше бы забыть — думаю в сердцах, но тут же забираю желание обратно, потому что… Помнить хочется все до мельчайших подробностей. Второго такого момента у меня в жизни не будет, я уверена.

— Со стажировкой… — Кирилл тормозит, хотя почти вышел из кухни. Разворачивается ко мне. — Можешь сегодня ехать, можешь завтра. Тебя Орлов ждет, он в курсе случившегося, так что не бойся, ты будешь у него до конца, не выгонит, но особо его терпение не испытывай.

— Я не собиралась. Вчера… случайно вышло, Кирилл, я ехать никуда не должна была, они настояли. И пить я не хотела, но мы играли, и это было условием.

— Не надо объясняться, Катя. Компания уебков тебе попалась, по ним выводы не делают. Я в твои годы и не такое творил, так что ничего страшного не случилось. Девки твоего возраста каждый день в клубах тусят, пока молодые — это нормально. Ненормально только то, что случилось.

— Я все равно больше никогда и ни с кем…

Он молчит, смотрит на меня хмуро и выходит из кухни. Я остаюсь там, пока не слышу хлопок входной двери. Напряжение, сковывающее меня все это время, постепенно проходит.

Я расслабленно сажусь на стул и думаю, что делать. На стажировку ехать не хочется вообще. Ни сегодня, ни завтра, никогда.

Видеть там тех, кто надо мной вчера смеялся, не хочу.

Я ведь помню их смех, помню, что говорили про меня, пока я лежала в отключке.

Но все же решаю ехать. Папа растил меня бойцом. Говорил, что нельзя прятать голову в песок и сдаваться. Как бы тяжело ни было, нужно подниматься и расправлять плечи, если нужно — восставать из пепла. Папа восставал, и не раз. Сначала после смерти мамы. Затем после увольнения с работы. Вроде бы и по собственному, но из-за ложных обвинений. Он никогда не сдавался, шел дальше, доказывал свое, и его взяли обратно. Не только восстановили в должности, но еще и оправдали, и повысили. Папа для меня пример, и я не могу его разочаровывать.

В приемную, где меня, судя по выражению лиц, никто не ждет, захожу спустя час. Основная часть времени ушла на дорогу, остальное на сборы. Почти все присутствующие смотрят на меня странно. Так, будто думали, что после вчерашнего я сюда не приду. Избавились от конкурентки, так вы считали?

Гордо задрав голову, иду к своему месту, но вижу, что его занял Григорьев. На меня он смотрит волком. Была бы возможность — прямо здесь набросился бы. Но он это еще вчера сделал. Уверена, что все случившееся — его рук дело.

— И где же мое место? — спрашиваю, задрав подбородок.

— Видимо, там, где еще вчера было мое, — зло проговаривает.

Теперь понятно, почему он так на меня смотрит. Иду на второй этаж к Орлову, и на этот раз меня никто не останавливает. Прохожу беспрепятственно, стучу в дверь.

— Войдите!

Страшно.

Но я иду. Решительно захожу, правда, как только натыкаюсь на взгляд Романа Львовича, энтузиазма немного убавляется. Он недоволен. Уж не знаю чем. Тем, что вообще произошло, или что теперь я тут буду. В любом случае я не просила, он так сам решил, а отказываться я не стану. Это мой шанс.

Еще вчера я к стажировке относилась куда равнодушнее, чем сегодня. Теперь во мне будто жажду сражения пробудили. Как бы страшно ни было, а хочется всем показать, что даже девочка из провинции способна достичь успеха.

— Мне сказали, я теперь у вас тут.

— Правильно сказали.

— Почему?

— А что? Не устраивает? — смотрит с прищуром.

— Устраивает.

— Отлично. Обязанности у тебя простые. Ты моя помощница. Разумеется, у меня есть Эльвира, которая работает на этой должности больше пяти лет, но и ты будешь. И да… ты снимаешься с гонки за место на индивидуальной стажировке.

— Это наказание?

— Какое ж это наказание, Катя? У тебя там место забронировано одной из первых.

Я непонимающе смотрю на Романа Львовича.

— Ты первая утвержденная в индивидуальной группе, Катя, — поясняет. — Считай это моими извинениями за студентов, которые вчера переступили черту. Это будет им уроком.

— Они меня возненавидят, — зачем-то говорю.

— Меня, Катя, ненавидит половина города, а вторая предпочитает обходить десятой дорогой. Это не мешает мне быть там, где я есть. Ненависть порождает в тебе стремление.

Киваю.

— Могу идти?

— Можешь.

Встаю, направляюсь к выходу. Мое рабочее место в приемной рядом с той самой Эльвирой.

— Какие у тебя отношения с Кириллом? — замираю, не дотянувшись до ручки двери.

Катя

Пробегав полдня по поручениям, наконец выдыхаю, получая долгожданный обеденный перерыв. Спустившись вниз, узнаю от оставшихся сотрудников, что рядом есть кафе, куда многие ходят, чтобы пообедать.

Сначала думаю не совершать такой опрометчивый поступок и не идти туда, где все, но в итоге решаю, что бояться мне нечего. Это они виновники, а я жертва. И прятаться больше не собираюсь.

Кафе расположено неподалеку. Небольшое, но уютное. У стойки собралась приличная очередь, и я занимаю свою.

На меня смотрят. Кто-то недружелюбно, кто-то разочарованно, другие со злостью. Как, например, Григорьев. Он не сводит с меня пропитанного яростью взгляда.

— Думаешь, у тебя есть шанс? — ехидно спрашивает возникшая будто из ниоткуда Настя, проследив направление моего взгляда.

— Что?

— Ты неинтересна Григорьеву.

— И слава богу.

— Смотришь на него, мечтаешь. Ты — никто.

— Спасибо, что сказала. Не знаю, что бы делала без тебя.

— Язвишь?

— Хочу избавиться от твоего ядовитого общества.

Она отворачивается. Достает телефон, делая вид, что появились дела. Моя очередь подходит не скоро, но когда это случается, заказываю имбирный чай и боул с лососем.

— Ваш чай.

Забираю стаканчик, собираясь подойти к стойке рядом и накрыть его крышкой, но его нагло выбивают у меня из рук. Так, что все содержимое выливается на меня.

Чай заливает блузку в районе груди, стекает по животу и оседает где-то на штанах. Горячо, но не обжигает. Надо отдать бармену должное, чай он делает комфортной для обливания температуры.

— Упс, — Настя прикладывает руку к распахнутым губам. — Не заметила тебя.

Ну, конечно!

Удар по руке снизу я прекрасно почувствовала.

Это не “не заметила”, это другое!

Вот что я сделала им? В чем вообще виновата? С чего заслужила к себе столь повышенное внимание? Моя воля, я б вообще… ушла.

Но не уйду!

Высоко задрав голову, забираю свой боул. Прошу пакет и приборы. Поем лучше не здесь, а в офисе. Но предварительно иду в туалет, где кое-как “высушиваю” блузку бумажными полотенцами.

Куртка, оставленная на входе, не пострадала. Забираю ее с вешалки, одеваюсь. В офисе прохожу на второй этаж прямо в ней.

В спину наверняка смотрят удивленно, но я не виновата, что понабрали на стажировку таких…

Даже не знаю, как назвать их. Гиены?

Ставлю пакет с обедом на стол, раздеваюсь. Зеркала здесь нет, но я и так знаю, что выгляжу ужасно, а сменной одежды нет. Не предполагала, что испортят имеющуюся, а стоило. Здесь вообще могут сделать что угодно. Надо приготовиться.

Аппетита нет, но я запихиваю в себя половину обеда. Так хочется бросить!

Хотя… кому я вру? Не хочется, конечно! Вынуждают. Настойчиво показывают, что мое место если и есть где-то, то уж точно не здесь.

И внимание Орлова к моим отношениям с Кириллом мне тоже не понравилось. Какая ему разница? Почему его это так интересует? И вопросы мне тоже не понравились. Видимся ли мы каждый день? Кем он мне приходится? От этого тоже веет… недосказанностью, хоть Роман Львович и заверил, что спрашивает, потому что его беспокоит общение взрослого мужчины с молодой девушкой.

— Катя! Та-а-а-ак, — сразу замечает мою блузку. — В кабинет ко мне. Живо!