— Насколько мне известно, ты и так отказалась от интервью?

— В нашу последнюю встречу вы сказали, что можно… без печати. Просто так, чтобы показать вам, на что я способна.

Он задумывается, словно пытается вспомнить, был ли у нас такой разговор, а затем согласно кивает.

— Интервью — это, конечно, хорошо, но я беспокоюсь о тебе. Ты девочка приезжая, Катя, безумно красивая, а Кирилл — он мужчина взрослый. Тебе может показаться, что он к тебе искренне и серьезно, но…

— Кирилл всего лишь друг моего отца, Роман Львович. Не думаю, что вы вправе его обсуждать, так что предлагаю закрыть тему.

— Да, конечно. Но ты подумай о моем предложении. Мне ли не знать, как важно девушке жить отдельно. К тому же там три ванных с туалетом, Катя. Никаких очередей по утрам, — Орлов подмигивает.

Когда я собираюсь уйти, он говорит мне, что решение нужно принять до вечера, потому что заселение сегодня после восьми.

Весь день я провожу в раздумьях, из-за чего несколько раз путаю отчество наших клиентов и получаю нагоняй от Орлова и решительный приказ идти домой, едва часы показывают три. После этого нагоняя я соглашаюсь поселиться в выделенной квартире. Решение далось мне нелегко, и, если бы Кирилл вел себя, как в нашу первую встречу, я бы отказалась, но он изменился. Как и говорит Роман Львович, он с трудом подчиняет себе эмоции, да и моему присутствию, несмотря на то что было между нами, не особо рад. Я съезжаю, чтобы не стеснять его. Осталось только сообщить ему об этом.

Я не знаю, на работе он или дома, но решаю поехать в клинику, потому что мне к ней ближе. Добираюсь на такси, чтобы было быстрее, и едва не хлопаю в ладоши, когда узнаю, что Кирилл еще в больнице.

— Вот он, — указывает мне довольно миленькая девочка.

Кирилл, судя по тому, как решительно он преодолевает разделяющее нас расстояние, тоже меня заметил.

— Привет, — говорю с улыбкой.

— Привет. Зачем пришла?

Тон у него не совсем дружелюбный, что еще раз подтверждает то, что мое решение — единственно верное.

— Хочу поговорить. Ты уже освободился?

— Да, почти.

— Это не займет много времени.

— Хорошо, тогда жди здесь, я возьму кофе.

Через пару минут Кирилл возвращается с двумя стаканчиками и провожает меня в кабинет, где мы остаемся наедине. Я осматриваюсь. Небольшое помещение с несколькими шкафами, столом и стулом в центре навевает на меня тоску. А уставший мужчина, сидящий в кресле со стаканом кофе, совсем не выглядит довольным при виде меня. И это тоже… наталкивает на определенные мысли.

Я начинаю говорить не сразу. Пью кофе из протянутого мне ранее стаканчика, а затем выпаливаю как на духу:

— Я собираюсь переехать в квартиру, предоставляемую на курсах.

Несколько мгновений в кабинете царит идеальная тишина. Разве что часы, висящие на стене, тикают, слегка раздражая своей монотонностью.

— Не понял, что? — переспрашивает Кирилл, смяв в руках бумажный стаканчик от кофе и швырнув его в урну.

— Я буду жить в квартире, которую мне выделили на курсах.

— Кто выделил? Рома? — с издевкой.

— Не Рома, — мотаю головой, пытаясь до него достучаться. — На курсах, оказывается, выделяют жилье иногородним.

— А раньше тебе чего не выделили, м?

Кирилл злится, и отчасти я его понимаю. Если бы мне раньше сказали, что на курсах выделят жилье, я бы и не подумала обращаться к Лисе и потом к Кириллу. У него есть право быть недовольным, ведь я свалилась на его голову неожиданно, еще и заставила взять на себя ответственность, а вчера вот подраться, подставив себя под удар.

— Роман Львович сказал, они подумали, что я была в курсе предложения, но не стала им пользоваться.

— Конечно, — кивает. — Тут же у каждого второго провинциального жителя квартира в центре столицы.

— Зачем ты так, Кирилл… Ошибки случаются.

— Ошибки, Катя, это когда тебе дали сахар вместо соли. А то, что ты называешь ошибкой — тщательно спланированная акция.

— Неправда!

Отстаиваю это, потому что сегодня разговаривала с девочками, они знали об этом давно, но не пользовались первое время, думая, что жить будут у знакомых, но оказалось, что стеснять столичных жителей не очень удобно, так что сегодня они обратились к Роману Львовичу с просьбой. Все так, как он и сказал, а Кирилл просто ничего не знает.

— Правда, Катя! Человек, что подстраивает нападение на девушку, лишь бы затащить ее в постель, и не на такое способен.

— Что? О чем ты говоришь, Кирилл?

— Говорю, что парни, остановившие тебя вчера — не случайные прохожие, а нанятые Романом актеры. Понравилось представление?

Катя

— Посмотри на меня! Катя, черт!

До меня доносятся обрывки фраз, произнесенные вполне знакомым голосом, но я понятия не имею, кому именно он принадлежит. Никак не могу распознать интонацию.

Да я вообще ничего не могу!

Только обнимать себя руками и смотреть в одну точку.

Я с трудом фокусируюсь еще на чем-то. Кажется, это что-то белоснежное. И мягкое. Оно мельтешит перед глазами.

Становится мокро. Моргая, понимаю, что это мои слезы.

Они скатываются на чужую рубашку. Чью?

Подняв голову, сталкиваюсь взглядом с Романом Львовичем. Он смотрит на меня обеспокоенно. Кажется, трогает за плечи, и, если не ошибаюсь, это его голос звучал вот только что.

— Отлично, ты поймала меня взглядом. Как себя чувствуешь?

— А как должна?

— Не знаю, выглядишь неважно.

— Я…

Обрывки воспоминаний проносятся перед глазами. Я резко зажмуриваюсь, чтобы обо всем забыть, но отчетливая картина того, как кулак Кирилла врезается в стену всего в сантиметре от моей головы, будет преследовать меня еще долго.

Я росла с суровыми мужскими понятиями. Отец не часто проявлял нежность, а уж сюсюкаться ему со мной и подавно было некогда. У бабушки на это попросту не хватало сил, так что я росла больше пацанкой, чем девчонкой. В школе я была смелой, да и сейчас не могу назвать себя соплей, растекающейся от крепкого слова или повышенного тона. Я росла со стержнем, но такое поведение Кирилла ввело меня в ступор.

Развернувшись, я ринулась из больницы со всех ног. Не помню, куда добежала, и не помню даже, как позвонила своему начальнику, а я точно это сделала, судя по тому, что он стоит напротив меня.

— Это Кирилл? Он тебя напугал?

Я не из пугливых, но сейчас больше всего хочется позвонить отцу и попросить его приехать забрать меня. Я не хочу стажировки, не хочу противостояния этих двоих, не хочу стоять меж двух огней в надежде, что меня не заденет. Уже задело. Напрямую, даже не рикошетом.

— Что он сделал, Катя? — Роман Львович настойчиво трясет меня за плечи, я вырываюсь.

— Ничего.

— Врешь ведь.

— Какое вам дело до меня? — неожиданно даже для себя спрашиваю.

Еще час назад я и подумать не могла, что стану разговаривать вот так с начальником, а сейчас во мне что-то ломается. Я устала видеть, как мной пользуются. Благодаря отцовскому воспитанию я еще и не наивная. Сомневаюсь, что Роман Львович делает все это по доброте душевной. Готова поспорить, он бы сейчас с удовольствием оказался где угодно, лишь бы не с расстроенной мной. Но вот он здесь. Стоит, успокаивает. Наверняка не просто так.

— Ты моя стажерка, Катя.

— И что? Вы обо всех так переживаете?

— Только о тех, кто попадает в плохие компании.

— И часто у вас такие?

— Ты первая.

Я ему не верю.

— Кать. Я хорошо знаю Кирилла и, признаться, удивился, что вы знакомы. Но так как поначалу все было хорошо, я не лез, но после того, что произошло, тебе нужно разорвать с ним контакты.

— Даже если я не успела взять материал на интервью? Вы ведь его хотели.

— Забудь.

— Я взяла.

— Что?!

— Взяла у него интервью. Он все мне рассказал, но знаете… я не верю.