— Слушаю, — наконец говорит он.

— Я хочу встретиться, — произношу в трубку.

Пока он выходил, судя по всему, из клуба, я передумала говорить по телефону. Хочется лично, чтобы знал, что я о нем думаю. Чтобы в случае чего можно было отвесить пощечину, даже если после этого придется сесть за мелкое хулиганство. Я очень хочу сделать хоть что-то, лишь бы убрать разъедающее все внутри чувство вины.

— Завтра? Или ты хочешь прямо сейчас?

— Сейчас.

— Видела статью, да? Я немного подправил, но вышла бомба. Ты читала статьи критиков? К моему агентству теперь новый интерес, Катя. И к тебе, между прочим. Ладно, я заговорился, подъезжай к “Мармарису”, обсудим все. У меня для тебя есть предложение по работе. Сможешь жить и ни в чем себе не отказывать.

— Хорошо. Я сейчас приеду.

Кладу трубку и захожу в квартиру, растирая продрогшие плечи. Папа по-прежнему сидит в кухне, так что я быстро собираюсь. Переодеваюсь, набрасываю куртку.

— Ты куда?

— Мне нужно.

— Ты никуда не пойдешь, Катя, я не отпускал!

— Я взрослая, папа, мне не десять лет, я вправе сама за себя принимать решения. Если ты меня не отпустишь — я ни за что не буду говорить то, что ты мне скажешь, на суде.

Несколько мгновений молчаливо буравим друг друга взглядами. Я стойко стою на своем, не желая отступать. Я должна поехать, потому что меня подставили. Потому что мой папа считает меня подлой, а Кирилл… когда он увидит, что он подумает обо мне? Наверняка еще хуже, чем сейчас думает самый близкий человек, но я ведь не плохая, я всего этого не хотела. Я жаждала справедливости. Той, на которую никто не обращал внимания. Казалось, и сам Кирилл смирился с таким положением вещей. Смирился с тем, что его считали виноватым, с тем, что о нем говорили, с тем, что его отец вышел сухим из воды. Ну, почти…

— Иди, — отец машет рукой и уходит, позволяя мне быть самостоятельной и набить личные шишки. Я уверена, что сделаю именно это. Не на сто процентов, но на девяносто пять — точно.

Выбежав из квартиры, заказываю такси и еду к “Мармарису”. Сначала долго и упорно звоню Орлову, но потом захожу внутрь, потому что он не берет трубку. Осматриваюсь, пытаясь найти его среди вип-столиков, когда как раз звонит мой телефон. Я отвечаю сразу. Мы договариваемся встретиться на улице, куда я тут же направляюсь, и через пару минут туда же приходит и Орлов.

Он сходу начинает говорить о перспективах, о том, что хочет взять меня на работу, и о том, что читал отзывы многих знающих людей, и все они пророчат мне великое будущее. Еще вчера я бы безумно этому обрадовалась, но уже сегодня, когда вскрылась истинная натура Орлова, мне грустно. Оттого, что не поверила отцу. Оттого, что не стала слушать Кирилла. Он ведь предупреждал, да и не только он. Казалось, что всё вокруг было против моей стажировки, на которую я так сильно рвалась. А теперь думаю, зачем это все? Ради чего? Чтобы теперь один хороший человек сидел за решеткой?

— Я не буду на вас работать, — чеканю, когда появляется возможность вставить хоть слово.

— Не будешь? Тебя уже куда-то переманили?

— Нет, не переманили. Вы говорили, что не будете публиковать ту статью, вы обещали и сделали это без моего ведома, тогда, когда статья еще не была дописала. Вы это сделали, и я вас об этом не просила.

— И что? — равнодушно хмыкает Орлов. — Променяешь шанс построить карьеру на мужчину, которого едва знаешь? Ты, Катя, можешь далеко пойти, но тебе нужно принять решение.

— Я его уже приняла. Вы не нужны мне. И я сделаю все, чтобы дать этой статье опровержение.

Высказавшись, спускаюсь по ступенькам и останавливаюсь на месте, когда до меня долетают слова:

— Без репутации тебе никто не поверит. А я могу ее испортить так же быстро, как и поднял. Ты — никто, Катя. Без меня — никто. Все, что у тебя есть, ты получила благодаря мне, и если ты не будешь сговорчивой, я это все у тебя отберу.

Кирилл

— Я не понимаю, чего тебе не хватает, — говорит брат после затяжной паузы.

Мы сидим в отведенной для встреч комнате. Мой официальный адвокат вышел от меня несколько часов назад, хотя и так понятно, кто будет заниматься линией защиты по моему делу. Хотя, судя по максимально недовольному лицу — непонятно. Кажется, Марку осточертело вытаскивать меня из тюрьмы, да и мне уже тоже. Хранение? Как бы не так. Меня тут держат, чтобы пришить убийство тех двух ребят.

На вопрос брата отвечаю молчанием. Я вообще ни при чем, блядь, кроме того, что вступился за девчонку. Я бы вообще мимо не прошел, будь там Катя или кто другой. Вопрос в том, что, будь это любая другая, Орлову бы вряд ли захотелось под меня копать.

— Может, оставить все, как есть? Прекратить рвать жопу из-за тебя и пустить все на самотек? — хмыкает. — Как думаешь, какой срок тебе дадут?

Признаться, я удивлен, что брат вообще дотянул аж до третьего обвинения. Предполагалось, что на первом же все кончится. Когда было второе, я тоже думал, что все. Баста. Ему надоест за меня вступаться, но тогда Марк молча пришел, узнал все, что ему было нужно, и меня отпустили довольно быстро.

В свое время отец настаивал на том, чтобы все его сыновья пошли по его стопам. Кроме меня, разумеется, я был не его сыном. Я был изгоем, ненужным и нелюбимым ребенком. Но я единственный, кто пошел в медицину. Марк выбрал право, Миша — собственный бизнес. Никто из них не интересовался медициной так, как я. Наверное, поэтому клиника в итоге досталась мне, а не старшим братьям. Или же не поэтому. Я до сих пор не имею ни малейшего понятия, почему детище отца досталось не бизнесмену Мише и не умному Марку, а мне. Даже не родному сыну отца.

— Ничего не скажешь? — Марк хмурится, смотрит на меня с ожиданием.

— А что сказать? Забей. Выйди вот в эту дверь и забудь. Если я сяду, ничего не изменится. Миша будет управлять клиникой отца, ты продолжишь любить свою жену и дочь.

— А ты?

— Это имеет значение? — безразлично хмыкаю.

Мне не то чтобы ровно, просто кажется, что я адски устал. От обвинений, от работы, от людей. От всего. Стоит кому-то приоткрыться, как этот кто-то вгоняет нож тебе в спину.

— Ты ведь знаешь, что тебе наркоту не подбросили? Не стали бы, учитывая, что я твой брат.

— Это сейчас так важно?

— Откуда она? Ты же сейчас в завязке. И не говори мне, что толкаешь.

— Я ее руками не трогал.

— Значит, там не найдут твоих отпечатков, — кивает.

— Скорее всего, никаких не найдут, так что это будет неважно. Главное, где ее нашли.

— Если ты не будешь мне помогать, у нас ничего не получится, — с тяжелым вздохом сообщает Марк.

— Может, и правда не надо? Забей.

— Что это за девушка? Откуда она взялась? Ты в тот раз весь вечер на нее пялился, а потом за ней пошел. Кто она?

— Знакомая.

— Ты за каждой знакомой так ходишь?

— Она дочь хорошего человека, Марк.

— И все?

— И все.

Не верит.

Почему-то только в это не верит, а во все остальное — запросто.

— Она жила у меня какое-то время, пока проходила стажировку. Потом съехала.

— Давно?

— Нет.

— До или после драки?

— После.

— Почему?

— Не знаю. Не объяснила. Я вернулся домой, она забрала вещи.

— Подозрительно. Расскажи, как она пришла к тебе.

Я не хочу делиться, потому что примерно знаю, что скажет брат. Что я лох, впустивший в дом девочку, которая проходила стажировку у Орлова, что все это время пытался меня подсидеть. Марк обязательно спустит на Катю всех собак и, наверное, будет прав. Оказавшись за решеткой, я не могу перестать думать о том, так ли она наивна и невинна? Так ли сильно ей нужна была моя помощь, и почему она ушла после нападения и перед убийством?

— Если ты будешь молчать, я буду выстраивать защиту без нее, но если она потом объявится, Кирилл, все может рухнуть, как карточный домик, ты это понимаешь? Моя защита и твоя надежда выйти. Сядешь. И посадить могут надолго, если пришьют убийство. У тебя что, настолько скучная жизнь, чтобы сидеть в тюрьме из-за бабы?