— Я уже верю Свет, — говорю совершенно искренне. — Прекращай тараторить и ешь, пока обед не кончился. Нам скоро в офис.

Некоторое время едим молча, и я безумно благодарна за это Свете. Как и за то, что она не пытается лезть с расспросами. Как и все в офисе. Возможно, еще не время, но почему-то я уверена, что однажды мне зададут вопрос об отце ребенка. И самое ужасное, я понятия не имею, что рассказывать, ведь то, что я знала о Кирилле, разбилось вдребезги. Он казался мне мужчиной-мечтой. Человеком ответственным, справедливым, тем, кто не бросит в трудную минуту. И уж точно я не могла подумать, что Кирилл способен оставить собственного ребенка. Даже если он мне не поверил, даже если подумал, что ребенок не его — я ведь согласилась сдать тест. Ему и это совершенно неважно, выходит?

К концу обеда сникаю под тягостными размышлениями, так неожиданно ворвавшимися в привычный спокойный мир.

Я запретила себе думать о Кирилле и анализировать его поступки. Поставила блок на любые мысли, но, переехав в столицу, то и дело возвращаюсь мыслями к нему. К той нашей последней встрече. Сейчас… я даже не знаю, где он сейчас работает. Остался там же, в больнице, или после всего его уволили?

— Кать!

— Да, прости… задумалась, — улыбнувшись, подзываю официанта и прошу счет.

Дорога обратно до офиса занимает куда меньше времени, потому что мы ужасно опаздываем с обеда. Если начальство заметит, может и нагоняй выписать. Это я тоже узнаю от Светы, а потому ускоряю шаг, насколько могу, но нас, к счастью, не замечают. Прошмыгнув на свои рабочие места, хохочем.

Договорившись встретиться в семь, расходимся. На сборы остается катастрофически мало времени, но я успеваю. И даже поужинать не забываю. Раньше я бы, наверное, пропустила его, но теперь все иначе. Я должна думать не только о себе, но и о ребенке. Так что и рацион у меня изменился. Вместо быстрых бутербродов с колбасой и сыром предпочитаю теперь тосты с рыбой и салатом. Не наедаюсь особо, помня о том, что мы будем в ресторане.

К оговоренному месту получается приехать чуть раньше. Никого из ребят еще нет, а заходить самой как-то не очень хочется, так что я переминаюсь с ноги на ногу и жду, когда хоть кто-то подойдет. Только вот, видимо, судьба сегодня не на моей стороне, потому что вместо кого-нибудь с работы я вижу Кирилла, выходящего из этого самого ресторана в компании очень привлекательной женщины.

Мы, как в замедленной съемке, смотрим друг другу в глаза и замираем. Его спутница что-то говорит, но я уверена, что он, как и я, абсолютно ее не слышит. Наверное, мы бы так и стояли, если бы рядом со мной не появился Илья — парень из нашего ИТ-отдела.

— Катя, — с широкой улыбкой он лезет ко мне с объятиями, и я замечаю, как уходит Кирилл с безумно красивой женщиной, которая определенно подходит ему куда больше, чем провинциальная девица.

Кирилл

Когда проводишь несколько месяцев в местах не столь отдаленных, первое, что по-настоящему ценишь по освобождении — горячий душ, возможность нормально побриться и удобную кровать. И хоть Марк всячески старался скрасить мое пребывание там, я все равно около часа стою под колючими струями воды и по третьему кругу лью на себя гель для душа. Кажется, в первые разы заключение не было таким тягостным.

Укутавшись в теплое махровое полотенце, включаю телевизор. Какую-то тупую передачу, но за неимением там даже такой это то, что нужно. Делаю чай, ем печенье. Тоже, между прочим, этого не хватало. И, наверное, даже не самого печенья, а возможности вот так спокойно посидеть, не думая о том, что тебя могут закрыть на несколько лет, а то и на несколько десятков. Марк убеждал, что этого не произойдет, что он сделает все возможное, но всегда, всегда есть риск.

Кому, как не мне, хирургу с многолетним стажем, это знать. Никогда нельзя расслабляться. Даже если тебе кажется, что перед тобой абсолютно здоровый пациент, которому всего лишь нужно удалить аппендицит, нельзя терять бдительность. Любая, даже самая простая, операция может превратиться в кошмар и потерю пациента. Поэтому довериться Марку и расслабиться до тех пор, пока я не услышал оправдательный приговор, не выходило. Да и сейчас…

Положа руку на сердце, я все еще дергаюсь, словно ожидая, что дверь в камеру откроется, и на пороге появится мой надзиратель. Это пройдет. Со временем. Через месяц, может быть, два, но пройдет. Я надеюсь, что это уйдет как можно раньше, потому что я хочу поехать к Кате. Упасть на колени, просить прощения. Сделать все то, что должен сделать в моем положении мужчина, отвернувшийся от нее. Но тогда… тогда так было нужно. Я должен был сделать вид, что мне неинтересна ни она, ни наш ребенок. Во-первых, я был не уверен, что выйду. Во-вторых, я не хотел, чтобы она, будучи беременной, скиталась по заседаниям и нервничала.

Гораздо легче было отрубить сразу. Отодрать от себя, чтобы, если вдруг меня посадят, Катя смогла дальше сама, без меня. Нет, конечно, я планировал помогать. Поднимать ребенка трудно в семье, что уж говорить об одинокой молоденькой студентке. Я планировал перечислять деньги, чтобы ни мой ребенок, ни Катя ни в чем не нуждались. Я хотел, чтобы в случае признания меня виновным она жила дальше. Встречалась с парнями, влюбилась, вышла замуж.

В воспоминания врезается наша последняя встреча. Ее полный неверия взгляд, дрожащие губы и плотно сжатые в кулаки руки. Внешне Катя казалась холодной и равнодушной, но я слишком хорошо умел считывать эмоции, чтобы понять то, что она испытывала на самом деле.

Звонок в дверь отвлекает меня от воспоминаний. Отставив чашку, поднимаюсь и направляюсь к двери. Человек по ту сторону меня не удивляет, правда, я ждал его появления гораздо раньше.

— Впустишь? — спрашивает Дима.

Впрочем, разрешения не дожидается, толкает меня плечом и заходит. Разувшись, следует в квартиру и останавливается посреди гостиной.

— Я ждал тебя раньше.

— Ждал? — разворачивается ко мне и смотрит недовольным взглядом. — Значит, не удивишься.

Замахнувшись, отпечатывает свой кулак на моей скуле. Я не успеваю никак среагировать, да и не стал бы реагировать, даже если б понял, что Дима собирается врезать мне по морде. Он имеет право. Чего-то такого я и ждал, признаться. За дочь я бы сделал точно так же.

— Полегчало? — спрашиваю, стирая с разбитой губы кровь тыльной стороной ладони.

— Полегчало, блядь? — бросается на меня снова, но я уворачиваюсь. — Какого хера, Кирилл? Она девочка совсем!

— Я знаю. Знаю!

Выставляю руки вперед, отхожу от разъяренного Димы подальше. Не то чтобы я боялся разбитого лица, но как-то не хочется потом ехать к Кате раскрашенным.

— Я люблю ее, ясно? И жениться собираюсь!

Повисает пауза. Я с гулко колотящимся сердцем считываю Димину реакцию, и что-то она мне категорически не нравится. Не выглядит он успокоившимся отцом, который узнал, что его дочерью не просто воспользовались, а собираются перевести отношения в брак.

— Ты это из головы выбрось! — чеканит он резко. — Никакой свадьбы и отношений у вас не будет.

— Не понял. Я не собираюсь тебя спрашивать.

— Кирилл…

Дима делает паузу, переводит спертое дыхание и смотрит на меня так, будто я как минимум предатель родины.

— Тебе сколько лет, Кирилл? Ты взрослый мужик, у тебя вечно какие-то проблемы, а Катя… Катя, она еще маленькая. Ей только-только исполнилось двадцать, у нее вся жизнь впереди, взросление, становление, карьера. Ты и твое предложение…

Он запинается, но я и так прекрасно знаю, что он скажет, потому что сам обо всем этом тоже думал.

— Она его, конечно, примет. Примет, Кирилл, ведь если она с тобой… то ты ей нравишься. И замуж она выйти точно мечтала. Она согласится, но что дальше? Как ты представляешь вашу жизнь спустя десять лет? А двадцать? Она будет красивой молодой женщиной, а ты — стариком. Уж поверь мне, я знаю, о чем говорю.