— У нас двенадцать лет разницы, Дима. Это не тридцать.

Я не знаю, кого убеждаю больше. Его или себя. Я совру, если скажу, что не думал об этом. Что не думал, что буду лишним в ее жизни, что мне не будет в ней места. Думал, конечно, но упрямо отгонял эти мысли прочь.

— Это отговорки, Кирилл. Я понял, почему ты ее отправил, когда она к тебе пришла, но я надеялся, ты не станешь лезть к ней теперь.

— И что ты предлагаешь? Бросить ребенка? Отказаться?

— А кто тебе сказал, что ребенок есть? — хмыкает.

Я отшатываюсь. Уверен был, что Катя не сделает аборт. Не знаю почему, но был уверен. У меня о ней сложилось такое впечатление. Она была для меня особенной, правильной, с понятиями, с которыми не ходят на аборт, даже если не хотели ребенка.

— Нет больше никакого ребенка, Кирилл. Оставь девочку в покое, ты столько горя ей принес. Пусть она живет и развивается. Пусть строит карьеру. Не лезь к ней больше.

— Она сделала аборт?

— Сделала.

— Ты ее уговорил?

Теперь приходит моя очередь прижимать его за грудки к стенке.

— Ты ее заставил? — встряхиваю Дмитрия, который даже не сопротивляется.

— Никого я не уговаривал. Она сама. Сама приняла решение.

Отталкивает меня, и я поддаюсь. Отхожу на несколько шагов назад, падаю обессиленно на диван. Аборт. Катя избавилась от ребенка. Даже в самом страшном сне я не мог представить, что она такое сотворит. Во мне вихрем зарождаются самые разные эмоции. Боль, отчаяние, неверие, ненависть и ярость. Хочется поехать к ней, схватить и встряхнуть, спросить, зачем и почему. Что я такого ей сделал, чтобы она избавилась от ребенка?

Но тут же себя торможу, напоминая, что это, вообще-то, я ее вынудил. Своим резким ответом, равнодушием, холодностью. Она решила, что не нужна мне. Решила, что я отказался от нее и ребенка.

— Ты отказался от нее, ты ее прогнал. И она… в общем, нет больше ничего. Она только-только начала жить, Кирилл. Гулять с друзьями, вести блог. Радоваться жизни. Не стоит к ней лезть сейчас. Вообще не стоит к ней лезть. Забудь, выброси из головы.

— Уйди.

— Кирилл.

— Пошел вон из моего дома.

— Я хотел как лучше.

— Ты должен был ее отговорить, — нападаю на него. — Ты должен был рассказать ей о последствиях. Первая беременность и аборт. Ты вообще представляешь, что может быть? Ты, мать твою, понимаешь, что она может остаться без детей?

Я нападаю беспочвенно, ведь если кто-то и виноват, то я. Дима — он человек старой закалки, следователь. Он в жизни столько дерьма повидал, что ему просто не до осложнений после аборта.

От моих слов он бледнеет, трясется, отворачивается, словно думает, что это как-то поможет.

— Уходи, Дима. Уходи отсюда. Я не поеду к Кате, оставлю ее в покое.

Кажется, что только этих слов он и ждал. Стоит мне это сказать, как Дмитрий покидает мою квартиру, громко хлопает дверью. Зря я полагал, что такому, как я, однажды удастся жить по-нормальному. Зря думал, что получится завести жену, детей, вообще семью. Это нелепо и дико. Единственная женщина, которая могла подарить мне ребенка, избавилась от него.

С чем я по итогу остаюсь? Ни с чем. Разве что с отцовской клиникой, за которую собираюсь взяться, потому что ни в одной больнице теперь мне не светит работа хирурга.

Кирилл

— Я кое-что для тебя приготовила, — продолжает тараторить Рита. — Уверена, тебе понравится.

— И что же? — спрашиваю без особого энтузиазма, чисто чтобы поддержать разговор и отвлечься.

Мне это жизненно необходимо сейчас, чтобы не сорваться и не вернуться туда, где я пять минут назад столкнулся лицом к лицу с Катей. Мне нельзя с ней разговаривать. Оказывается, мне даже видеть ее так близко нельзя, потому что за считаные секунды я успел до малейших подробностей запомнить все изменения в ее лице. Слегка округлившиеся щеки, блеск в глазах, она вся словно прошла курс у косметолога, а на деле же просто стала еще краше. У нее возраст такой, что с каждым годом она будет только расцветать, в то время как я буду стареть и увядать, пачкая ее красоту своим несовершенством.

— Поедем?

— Куда? — переспрашиваю, осознавая, что прослушал ее рассказ.

— Ты где витаешь, Кирилл? Ко мне, конечно… там сюрприз. Едешь?

— Еду.

Открываю для нее дверцу автомобиля, помогаю сесть. На полпути к своему месту останавливаюсь, достаю пачку сигарет, хоть курить давно бросил, но ношу с собой, чтобы в такие моменты просто покрутить упаковку в руках и успокоиться. Только вот не действует ни хрена. Все равно тянет к ресторану. Туда, где осталась Катя с каким-то парнем.

Напоминаю себе, что права не имею вмешиваться, что сам ее прогнал, вынудил пойти на аборт, но все равно так отчаянно хочется выдернуть ее из его объятий и увезти к себе.

Забросив пачку сигарет в карман, сажусь в машину, завожу двигатель под мягкое щебетание Риты. Удивительно, но сейчас она меня не раздражает, а наоборот, успокаивает, словно подсказывает, что так и должно быть, что все правильно. Рита живет неподалеку от этого ресторана. Мы, собственно, поэтому его и выбрали.

Я позвонил ей не так давно. В какой-то момент поймал себя на мысли, что стал излишне срываться на персонале, кричать на врачей, лишать премий медсестер. Когда одна из моих лучших сотрудниц положила на мой стол заявление на увольнение, я понял, что оплошал. И пора двигаться дальше. Метод кнута работал, как только я пришел в свою клинику, спихнул там начальника, которого сам же и поставил, и стал управлять клиникой единолично. Тогда кнут работал, потому что было кого наказывать и за что, и когда люди увольнялись, я ни о чем не жалел. Задерживать тех, для кого на первый план вышли деньги, на второй — собственная репутация, и только на третий — пациенты, не видел смысла.

Но когда наказывать оказалось некого, я не успокоился. Решив, что пора с этим завязывать, позвонил Рите. Поначалу думал, что будем, как и раньше, просто трахаться, но в первую же встречу понял, что я банально не смогу с ней переспать. Проблем со стояком у меня, конечно, нет, потому что бабы охуеть сколько не было, но вдруг пришло осознание, что трахаться просто так больше не хочется. Хотелось так, чтобы по-настоящему, с чувствами, с тягой, с жаждой.

Мы решили повстречаться. И сегодня в ресторане все было хорошо. По крайней мере, я бы не смог в конце вечера сказать, что остался бесчувственным куском бревна. Не воспылал любовью и жаждой, но и равнодушным не был. К Рите хотелось прикасаться, ее хотелось целовать и зайти дальше, чем мы обычно заходили. Но все это пошло по причинному месту, стоило только увидеть Катю.

И все же я еду с Ритой к ней домой. Захожу к квартиру, грубо хватаю ее за волосы и усаживаю на тумбочку прямо в прихожей. Я знаю, что никакого другого сюрприза она мне не приготовила. Возможно, какой-нибудь пеньюар или танец, но мне это нахрен не нужно на самом деле.

Я хочу контакта кожа с кожей, обмена жидкостями, страсти. Все это мне даже не приходится выдирать с боем. Рита все отдает сполна. Ластится, с сумасшествием отвечает на мои дикие поцелуи. В какой-то момент спрыгивает с тумбочки и опускается на колени. Прикрыв глаза, откидываю голову назад. Передо мной сейчас не Рита. Думаю я не о ней и хочу не ее, так что, спешно отстранившись, застегиваю ширинку и со злости впечатываю кулак в стену.

— Я что-то сделала не так? Кирилл…

Конечно, она не виновата. Не виновата в том, что я мудак и так и не смог забыть Катю. Мне вообще кажется, что у меня карма такая. Влюбляться раз и надолго. И ничего эту любовь не может вытравить. Так было и с Василисой. Только вот с Катей в сотню раз сильнее и больнее.

— Нет, Рита, нет, просто я… я мудак, ясно? Придурок. Я не должен был тебе звонить.

— Это почему? — удивленно на меня таращится. — Ты меня не хочешь?

— Не хочу.

— Серьезно?! И ты сообщаешь об этом только сейчас?