Вот правду ведь говорят: где раз, там уже не остановиться.

— Есть. А что?

— Вот помни, что есть, а то тут разные… хм… парни бывают, Катя. Не лучший вариант.

— Думаете, я тут никого недостойна?

— Ты, Катя, слишком…

Он замолкает, задумчиво потирает подбородок.

— Видная. И наивная. Разведут тебя тут, если уши развесишь.

— Я не собираюсь! — с возмущением.

— Вот и славно.

Встает из-за стола, останавливается у выхода.

— А у тебя все сегодня? Стажировка кончилась?

— Да. Сокращенный день.

— Экспресс. Собирайся тогда, поедем.

— Куда? — настораживаюсь.

— К Лисе твоей. Чувствую, мудила этот ни черта не привезет. Ни куртку твою, ни деньги.

То, что Катеньку надо срочно куда-нибудь сбагрить, понимаю сразу, как залипаю на ее губах. В меру пухлых, больших и наверняка мягких. С желанием прикоснуться и опробовать их немедленно пришлось бороться, так что, пока Катя молча сидит рядом в такси, думаю о том, куда именно ее отправить. Знакомых у меня здесь немного. Таких, чтобы у них оставить Катю — вообще нет.

— А мы… зачем сюда? — спрашивает, растерянно глядя на здание больницы.

— Машину свою заберу. Не могу без колес.

Как только выходим из такси, веду Катю к паркингу и на ходу снимаю блокировку со своей малышки. Я купил ее три года назад. Увидел у знакомого, протестировал и выкупил, потому что ему как раз хотелось новую, а мне нужны были надежные колеса. Ничего надежнее этого громадного вездехода я пока еще не нашел. На таком хоть в степь, хоть в горы — везде проедет.

— Это… ваша?

Катя ошарашенно таращит глаза, и я снова залипаю. Не на чем-то конкретном, а в целом — на ней. На восторженности, на эмоциях, которые не стесняется демонстрировать, на улыбке. Я против нее взрослый мужик, а она — девочка совсем. Совершеннолетняя, охрененно сформированная, но…

Я вообще не сплю с теми, кому нет двадцати пяти. Из принципа и чтобы потом не было вопросов и разочарований.

— Такая большая, — аккуратно трогает капот. — И гладкая.

— Садись пока. Мне на пару минут.

Решение приходит за мгновение. У нас в лаборатории заведующей работает Светлана Никитична. Я к ней частенько обращаюсь за быстрыми результатами, если мне вдруг горит. А еще я оперировал ее сына. Провел, можно сказать, сложную и рискованную операцию, но парень не просто выжил, но еще и живет полной жизнью, видел его недавно с девушкой.

— Кирилл Савельевич, какими судьбами? — улыбается при виде меня и отвлекается от своих аппаратов.

— Дело у меня к вам, Никитична. Щепетильное.

Живет Никитична в большой, просторной трешке. Одна. Рома съехал от нее сразу по восстановлении после операции. Захотел жить отдельно от матери, самостоятельно. Квартирантов Никитична к себе не берет, потому что жутко не любит посторонних, но я очень надеюсь, что по моей просьбе возьмет к себе Катеньку.

В двух словах ей объясняю суть просьбы, описываю Катю как жутко ответственную и серьезную, хотя все, что успел узнать за полдня — она умеет попадать в неприятности и потрясно готовит оладьи.

— Не пойму, Кирилл. А к себе чего не возьмешь? У тебя вроде тоже не однушка.

— Я и взял, но вы поймите, она девочка молодая, а я мужчина взрослый. Негоже ей у меня жить — это раз, а два…

— Она тебе нравится, — заканчивает за меня. — С этого бы и начал. Привози сегодня в семь вечера свою хорошую девочку, возьму, куда деваться. И присмотрю, конечно, но ты учти, что я дома только по вечерам бываю.

— Она учится, тоже до самого вечера не будет дома.

— Привози, Кирилл. Познакомимся. И торт прихвати, какой я люблю, ты знаешь.

Решив львиную долю внезапно свалившихся проблем, возвращаюсь в авто уже в хорошем настроении. И оно тут же скатывается по шкале вниз. Я раньше очень сильно любил свое авто, а сейчас хочется вернуться в такси, потому что тут все пропитано Катей. Духами она пользуется ненавязчивыми, легкими, но сейчас это единственный запах, который я ощущаю в замкнутом пространстве авто.

— Мы все?

— Все.

— Теперь к Лисе поедем?

— Адрес ее скажи.

Она называет улицу в довольно неплохом районе. Вбиваю в навигатор, едем.

— Подружка твоя кто?

— В каком смысле кто?

— На кого учится или… работает?

— А я… не знаю. Мы с ней не так чтобы близко общались.

— Но ты все равно поехала к ней жить, — замечаю не без раздражения.

— Выбора у меня особо не было. Денег на съемное жилье взять было неоткуда.

Хочется сказать “вот бы и не ехала”, но молчу. Понимаю, что раздражение основано на моей на нее реакции. Виновата ли Катя? Нисколько. Это у меня недотрах и сдвиг какой-то по фазе. Надо бы к Матвеичу зайти, таблеточек попросить, мало ли че у меня там в мозгу нарушилось.

— Вы учились вместе?

— С Лисой? Нет… она подруга по интернету.

Хорошо, мы как раз останавливаемся на светофоре. У меня есть возможность не просто охуеть внутри, но и показать степень своей удивленности внешне. Поворачиваюсь к Кате, выгибаю одну бровь и спрашиваю не без издевки:

— По интернету?

— Ну да… мы в группе познакомились, — отвечает спокойно, словно в ситуации этой — ничего такого.

— В какой группе?

— В обычной. По одежде, стилю… я в этом не особо понимаю, вот и подписалась, а там Лиса.

— И она, конечно же, написала первой.

— Откуда вы?.. — повернувшись ко мне, закусывает губу.

— Предположил просто.

Не хочу почему-то ее расстраивать, а следует хотя бы наорать, раз отец не в курсе, в какой жопе чуть не оказалась его дочь.

— Это глупо, да? Я теперь думаю вот, анализирую. Вдруг она специально меня звала в гости к себе.

— Не вдруг, Катя, не вдруг. Странно, что ты оттуда вообще ушла. Целиком.

Бросаю на нее мимолетный взгляд, она от шока прилипает к спинке сиденья и смотрит широкими глазами чисто перед собой. То, что сама додумалась — похвально. Но какая же она наивная.

Надо будет сказать Никитичне, чтобы присматривала за ней, спрашивала хотя бы, куда идет, а в идеале после десяти пусть дома сидит, хотя… какое мне, к черту, дело? Вообще стоит Диме позвонить, чтобы знал и сам с ней разбирался, но тут тоже. Во-первых, не мое дело, во-вторых, она реально горит профессией, а мне ли не знать, каково это, когда отец не только не принимает, но еще и палки в колеса вставляет. Так что молчу. И, блядь, дышу ею в пропитанном насквозь салоне.

— Здесь? — спрашиваю хмуро, подъезжая к многоэтажке.

— Да. Может… не пойдем? Не нужна мне куртка, обойдусь.

— Нужна, Катя.

Собираюсь уже выйти из машины, но почему-то торможу, что-то высматривая в ней.

— Ты боишься, что ли?

Доходит до меня, конечно, не сразу. Я вообще ни разу не падок на чужие эмоции и часто их пропускаю мимо. Не потому, что лишен эмпатии, просто людей, которые плачут, страдают и даже устраивают истерики в отделении хирургии, слишком много. Так что невольно становишься жестче. И в жизни часто не замечаешь эмоций, которые испытывают другие. Пропускаешь их как-то мимо.

— Вдруг они… маньяки? — осторожно спрашивает.

В другой ситуации с другой девушкой я бы рассмеялся, а с ней тяжело вздыхаю. Катя другая. Искренняя и наивная, отсюда — особенная. Над ней смеяться не хочется.

— Может, и маньяки, но я, Катя, хирург. Тот еще маньячелло. Но если не хочешь — можешь тут посидеть, мне этаж скажи и номер квартиры.

— Нет, я… с вами пойду.

Живет некая Лиса с борзым мальчиком на шестом в сто пятидесятой квартире.

— Кто? — спрашивает из-за двери женский голос.

— Сосед. Снизу. Вы нас заливаете.

Открывают моментально. И как только девушка видит Катю, тут же пытается захлопнуть дверь.

— Ну нет, дорогая, — оказываюсь быстрее. — Поговорить все-таки придется.