— Я не отпущу тебя к Орлову, Катя. Тем более после того, что мне удалось узнать. Я, черт возьми, работаю над этим делом. В общей команде, но работаю, Катя. А ты — главный камень преткновения. Орлов и Саенко — под подозрением. Оба. Именно поэтому я хочу, чтобы ты поехала, но сейчас я не могу тебя отправить. Ты — свидетель в той стычке. Ты должна рассказать, что видела. Кто и сколько раз избивал тех парней, Катя. Это важно.

— Ты думаешь, этих парней убил мой начальник или Кирилл?

— Я не думаю, Катя. Но я хочу знать, что, черт возьми, тогда произошло.

— Я все расскажу.

— Вот и отлично.

— Если ты позволишь мне вернуться на стажировку.

— Нормальной стажировки не будет, Катя. Орлову не позволят написать статью об этом убийстве и, скорее всего, на какое-то время запретят работать. Вас всех распустят.

— Но…

— Не “но”, дочка. Орлов заигрался, но больше всего меня возмущает то, что во всем этом, пусть и косвенно, замешана моя дочь.

— Я всего лишь отдыхала в клубе. Потом вышла и…

— Пошли, — папа подталкивает меня к подъезду. — Расскажешь мне все дома, ладно?

— Ты посадишь меня под замок?

— Если понадобится.

— Пап…

— Сейчас, Катя, ты должна меня слушать. Всегда и во всем, потому что произошедшее не шутки. Вас допрашивали и, уверен, Кирилла тоже. Я не могу с ним связаться, не могу у него ни о чем спросить. У меня связаны руки, Катя. Я хочу, чтобы ты обо всем мне рассказала. И да, скорее всего, ты пойдешь на стажировку, как и обычно. А еще поедешь к Кириллу на разговор.

— К Кириллу?

— А что такое? Он спас тебя от грабежа, насилия и, возможно, убийства. Не хочешь его поблагодарить? Как он тебя узнал, Катя? Или…

Отец замолкает, словно о чем-то задумывается, а я закусываю губу, когда понимаю, что отец догадался. Он ведь был тогда в квартире Кирилла.

— Поверить не могу, — произносит. — Он почти вдвое старше, Катя.

— Он мне нравится, папа.

Ничего не ответив, он разворачивается и идет к подъезду, а я семеню следом, понимая, что сегодня нам предстоит серьезный и продолжительный разговор.

Катя

Молча наблюдаю за тем, как папа ставит на стол бутылку с виски, небольшой стакан и упаковку нарезки ветчины из холодильника.

— Налить? — спрашивает, кивая на бутылку.

Мотнув головой, отказываюсь.

— А я выпью. Моя дочь спит с мужиком вдвое старше.

Никак на это не реагирую, хотя внутри что-то царапает. Я готовилась к тому, что отец узнает про стажировку, и мне придется долго и нудно ее отстаивать. Связь с Кириллом я надеялась оставить в тайне, но обсуждение папа начинает почему-то именно с нее.

Сцепив зубы, приказываю себе держаться и дождаться, пока он скажет про стажировку. Там мне есть где развернуться и о чем поговорить.

— Когда я приходил к Кириллу в квартиру, в его спальне ведь ты была, верно?

Мне кажется, я сейчас красная, как рак. По крайней мере, именно так “горят” мои щеки. Мне всегда было неловко разговаривать с отцом на тему мальчиков и секса, хотя раньше папа порывался и не единожды. Маминой заботы я лишена, так что все узнавала от отца. И о первых критических днях, и о презервативах, которые нужно использовать при половых контактах, и о том, что вступать в эти самые половые контакты лучше с восемнадцати, а еще лучше — после свадьбы. Папа о многом со мной разговаривал, и мне каждый раз было не по себе.

— Ты ведь знаешь ответ, зачем спрашиваешь?

— Хочу, чтобы моя дочь вслух рассказала о том, как спала со взрослым мужчиной. Как ты вообще на него вышла? Почему поехала к нему, и как так получилось, что за несколько недель пребывания в столице ты успела подставить двух успешных мужчин только одним походом в клуб?

— Я не такая плохая, как тебе может показаться.

— Я не сказал, что ты плохая, Катя, но поступки твои…

Отец наливает себе виски на два пальца, выпивает залпом, стаскивая кусок ветчины и закусывая. Вообще, папа пил и пьет очень редко. Исключительно по важным случаям, на праздники и вот в такие моменты, когда очень хочет сдержаться и не перейти на крик. Мне, честно говоря, сейчас немного не по себе, потому что папа заметно недоволен и зол, а я не знаю, как его успокоить.

— Глупые поступки, Катя. Ты хотела стажировку? Почему не сказать об этом мне?

— Ты запретил все, что связано с криминалистикой.

— А почему я запретил, ты хоть раз спросила? Ты девочка, Катя. Юная, улыбчивая, веселая девочка, и я бы очень хотел, чтобы именно такой ты и осталась. Заведи блог о моде, шоу-бизнесе, кулинарии, в конце концов. Если ты будешь копаться в крови и кишках, то очень быстро заматереешь и превратишься в меня. А назад, Катя, дороги нет. Ты уже это поняла, когда увидела тех парней, а сейчас упрямишься, чтобы не признавать, что я прав.

Я бы с радостью возразила, но понимаю, что папа прав. Криминалистика привлекала меня ровно до того момента, пока я не столкнулась с ней лицом к лицу. Пока не увидела не фотографии трупов, не видео, которые иногда удавалось стащить у отца, а настоящих людей, которых сама видела не так давно живыми.

— Ты можешь продолжить стажироваться. Я даже могу договориться, чтобы после окончания университета тебя взяли к нам. У меня есть связи, Катя. Я могу устроить тебя, но ты сбежишь оттуда сама. Я запрещаю тебе не потому, что мне это нравится, а потому, что хочу тебе счастливой жизни. Я хочу, чтобы ты путешествовала, Катя, вела активную и нескучную жизнь, а не смотрела на убийства и не содействовала в поимке преступников. Тебе может показаться, что это круто, ново, необычно для девочки, но на самом деле тебе просто нечего здесь делать.

Я хочу с отцом не согласиться. Снова. Высказать недовольство, противостоять. Не знаю, откуда это во мне. Наверное, с момента, как папа поставил меня перед фактом, что учиться я иду на журналиста, только если не полезу в криминал. Тогда мне захотелось пойти наперекор, показать свой бунтарский характер. Сейчас это желание возникает снова. Очень тяжело признаться, что папа был прав, когда я поступала. Что мне стоило присмотреться и к другим факультетам, подумать лучше.

— У меня здесь, Катя, последнее дело. Мы его расследуем, и я заканчиваю.

— В каком смысле? — хмурюсь, не представляя, что отец может в одночасье закончить с работой.

— В прямом. Я ухожу с работы, Катя. На пенсию. Рассматриваю переезд в столицу и работу частного детектива. Хватит с меня убойного отдела, буду следить за неверными мужьями и женами.

Я от шока аж присаживаюсь за стол. Сколько себя помню, отец ассоциировался у меня с полицией. То непродолжительное время, что он не работал из-за отстранения, я запомнила как самое ужасное в нашей жизни.

Отцу было не по себе от отсутствия работы, он пил, хоть и не уходил в запой, он нервничал, часто срывался то на мне, то на бабушке. Не физически, нет, но кричал часто. Я не хочу, чтобы это повторилось, хоть и планирую в ближайшее время съехать.

Я уже выросла и стала самостоятельной, а папа… Мне кажется, ему нужна женщина. Заботливая и внимательная. Та, что перетянет его внимание на себя. Пока он работал сутками напролет, строить отношения было сложно, но сейчас это вполне возможно.

Он наливает себе еще полстакана, осушает его залпом и снова берет кусочек ветчины. Я решаюсь протянуть руку к бутылке и беспрепятственно убираю ее в холодильник. Это уже хорошо. Значит, пить больше папа не планировал. Раньше — тогда, когда его отстранили от работы — прикасаться к бутылке ни мне, ни бабушке было нельзя.

Папа собирается сказать что-то еще, но в этот момент его телефон оживает трелью входящего звонка. Бросив взгляд на дисплей, отвечает.

— Да.

Слушает со сведенными к переносице бровями. Шумно выдохнув, бросает на меня неодобрительный взгляд и покидает кухню, прихватив с собой пачку сигарет.

Я же сижу на нервах. Доступа к интернету у меня нет, возможности почитать новости — тоже. Все, что я могу узнать, я узнаю от отца. Даже с ребятами со стажировки не свяжешься, чтобы расспросить о том, как идут дела.