Тихо сказав это, она уходит, а я стрелой лечу к мерседесу и пристраиваюсь так, чтобы сначала меня не было видно, ведь мало ли что главврачу при виде меня вздумается. Сбежит обратно в больницу, и ищи потом, из какого именно черного хода он вышел.

Скрестив пальцы, жду. Дожидаюсь момента, когда он выходит, подходит к автомобилю и, громко разговаривая по телефону, снимает блокировку, забираясь на переднее сиденье. Я тут же сажусь на заднее. Встречаемся взглядами в зеркале заднего вида.

— Перезвоню, — бросает холодно в трубку. — Вы кто?

— Вы знаете.

— Хотел бы не знать.

— Давайте поговорим?

— Вы не достали никого из персонала и пришли ко мне?

— Надеюсь воззвать к вашей совести.

Он тяжело вздыхает и заводит двигатель, блокируя дверцы автомобиля. Мне бы, по-хорошему, испугаться, ведь я наедине с довольно высоким и сильным мужчиной, непонятно, что он может сделать, но он — мой последний шанс. Если он ничего не скажет, то Кирилла могут и не выпустить, дела идут уж совсем плохо. И та моя статья играет не на руку. Подняли все старые дела, разбирают, пересматривают вердикты. Мне нужно добыть доказательства, что там он невиновен, тогда его могу признать невиновным и в этом убийстве, которого, я уверена, он не совершал. Не знаю, кто, но уж точно не Кирилл.

— И что ты хочешь узнать?

— Все. Все, что вы знаете. Я говорила с вашим анестезиологом, но сдается мне, она соврала.

— И что она рассказала?

Я молчу, думая, что именно могу рассказать, а еще стараюсь следить за дорогой, чтобы хоть немного видеть, куда именно меня везут.

— Так и будешь молчать?

От ответа спасает звонок его телефона. Мужчина чертыхается, недовольно морщится, но на звонок отвечает. По интонации понимаю, что говорит он явно с недовольной женой и тщетно пытается ее успокоить.

— Лара… перестань кричать, я сейчас приеду домой. Нет, не один. Да, с той бабой, что села ко мне в машину. Нет, она не моя любовница.

Я не могу сдержать улыбки, видя, как такой суровый и серьезный мужчина объясняется с женой.

— У вас второй брак? — осторожно спрашиваю, когда он кладет трубку, видимо, поняв, что ничего не сможет доказать.

— Не дай бог. Я вот уже двадцать лет женат на одной и той же женщине и, если уж быть честным, не собираюсь это менять.

— И все двадцать лет она вас ревнует?

Начинаю завидовать таким отношениям, их крепости и долголетию. Ревновать мужа до истерики даже спустя двадцать лет. Разве не ради этого выходят замуж?

— Ты тему-то не переводи. На вопрос мой не ответила.

— Какая разница, что рассказала анестезиолог, если я пришла к вам? Федор Ильич, только вы можете помочь, правда. Больше никто. Вы же всегда были человеком чести. Вас весь наш небольшой городок знает, к вам до сих пор выстраиваются толпами, потому что уверены в вашей компетенции…

Да-да, перед встречей я репетировала много и долго перед зеркалом, как задобрить человека, который вот уже тридцать лет сидит на посту главврача больницы и никуда с этого поста уходить не собирается. Уверена, он за годы работы слышал много лести, но еще раз в ней искупаться будет не лишним.

— И я уверена, что вам бы не хотелось запятнать эту репутацию.

— О чем это ты?

— О том… если вы мне все расскажете, я придумаю, как в статье обойти тот факт, что отец Кирилла заплатил вам за то, чтобы вы не подпускали его сына к серьезным делам и уж тем более операциям. Думаю, это можно подать под другим соусом, но вы должны мне рассказать, что произошло в больнице в день смерти Софии? Тогда ведь не только Кирилл был в клинике, верно?

— Не уверен, что смогу тебе помочь, меня в тот день не было даже в городе, и ты можешь легко это узнать.

— Но ведь были ваши сотрудники.

— Думаешь, я смогу заставить их говорить?

— Думаю, да. Представляете, что будет, если ваша жена узнает, что у вас есть молодая любовница?

— Что? — его лицо практически багровеет.

— Я не хочу этого делать, но сделаю, потому что прямо сейчас один очень хороший человек с каждым шагом становится ближе к тюрьме, и я… я очень хочу, чтобы этого не произошло. И вы… уверена, вы тоже хотите, чтобы восторжествовала справедливость. Разве Кирилл заслужил всего того, что выпало на его долю?

— Ладно… Я сделаю все, что в моих силах, но прямо сейчас мы едем ко мне домой, и ты объясняешь моей жене, почему забралась ко мне в машину.

— Как она узнала?

— У Лары везде есть глаза, но подозреваю, что кто-то из сотрудников следит. Или где-то на территории установлена лично ее камера. Или же у нее есть доступ к одной из тех, что там установлены. Понятия не имею откуда, но стоит мне сесть в машину не одному, как Лара звонит мне.

Я снова про себя улыбаюсь, надеясь, что спустя время у меня тоже будет человек, с которым я буду так же, как и Федор с Ларой. Ради таких отношений стоит вообще знакомиться и пытаться построить семью.

Ларисой оказалась довольно ухоженная блондинка лет пятидесяти. Она смотрит на меня исподлобья, но гордо при этом расправив плечи. Ждет пояснений, хотя я рассчитывала на теплейший прием в виде пары выдранных прядей волос. Но теперь, когда я вижу Ларису, понимаю, что она никогда бы не опустилась до такого.

Она по-аристократически красива, вполне под стать Федору. И хоть сначала женщина встречает меня холодно, уже спустя полчаса мы с ней чаевничаем в гостиной, и она обещает приложить руку к разоблачению. Уверена, что если ради кого-то главврач больницы и сделает то, что обещал, то ради своей жены, потому что вряд ли она уже поверит, что я его любовница. Особенно после того, как выведала у меня истинное отношение к Кириллу. Мне до сих пор не верится, что я с раскрасневшимися щеками рассказывала ей о том, какой Саенко на самом деле. А Федор Ильич, слушая это в стороне, лишь хмыкал, но ничего не говорил. Возможно, не разделял моего мнения, но отчего-то мне кажется, что он вспоминал своего хирурга. Того самого, чей талант пытался загубить собственный отец, а все окружающие, боясь власти, этому потакали.

Катя

Написать статью, используя рассказанное и умея складывать слова в предложения, несложно. Я справилась буквально за ночь. Утром и половину дня отсыпаюсь, плотно укутавшись одеялом. Просыпаюсь после часа от запахов, которые разнеслись по всему дому от бабушкиной стряпни.

Я не умею так готовить, хотя бабушка не теряла надежды меня научить. Все приговаривала, что хорошая хозяйка должна уметь позаботиться о доме, а я думала только о том, как бы стать хорошим журналистом. Хозяйство и дом меня никогда не волновали, хотя я все-таки научилась готовить. Не так вкусно, как бабуля, но мы с Кириллом от голода не померли.

— Проснулась, — с улыбкой констатирует бабушка, отвлекая меня от нахлынувших мыслей. — Я там блинчиков приготовила. Твоих любимых.

— Я сейчас, бабуля, пять минуток. Проверю кое-что и приду.

Тянусь за планшетом, чтобы посмотреть, что там в сети делается. Вчера я опубликовала свою первую статью, независимо от Орлова. Со своей страницы, на которую после первой статьи посыпались подписчики. Не знаю, где они меня нашли, ведь Орлов публиковал статью лишь с указанием имени, без ссылок на меня. И теперь до дрожи в руках мне страшно снимать блокировку, чтобы не разочаровываться.

Тогда в клубе, когда Орлов сказал, что я без него ничего не стою, я пропустила это мимо ушей. И, кажется, наговорила много всего о том, что это он без меня ничего не стоит. На деле же… Кажется, он поселил во мне неуверенность в себе. Иначе откуда этот панический страх, отдающий покалыванием в кончиках пальцев, стоит только подумать, что там, на моей странице, полная тишина?

Телефон все еще находится в режиме сна, так что я не получаю уведомлений. Чтобы их увидеть, нужно снять блокировку и свайпнуть вверх, но я и этого не делаю. Лишь когда бабушка закрывает дверь, решаюсь “оживить” экран. Не хочу, чтобы она видела мое расстроенное лицо.