— Я не буду. Ухожу сегодня же. Меня взяли в клинику за границей. Я там планирую строить карьеру.

А мне в предновогоднем ажиотаже что прикажете делать? Где искать хирурга, у которого наверняка на несколько недель вперед все расписано? Понятно, что часть дел теперь придется перепоручить тем, кто уже имеется. И себе в том числе. А это значит, что Катю я снова буду видеть редко.

Если вам говорят, что, когда вы заимеете свой бизнес, у вас появится много свободного времени — не верьте, потому что его, вероятно, не будет совсем. Когда мне досталась клиника отца, я перепоручил ее управление другим людям и изредка проверял отчетность. Но это — совсем не то. Если ты погружаешься, то вынырнуть обратно уже никак не выходит. Приходится сидеть ночами, иногда ложась под утро, чтобы понять, какое отделение нуждается в большем внимании, где нужно срочно покупать оборудование, а где еще терпит.

Глядя на отца, я думал, что все просто. Что работать можно будет расслабившись. И только встав у руля его клиники, я понимаю, что это ни хрена не просто. И что никто из братьев ни за что не взялся бы за управление, потому что здесь мало быть бизнесменом, нужно еще знать тонкости работы в этой сфере, чтобы по итогу не распылиться на то, что может и не потребоваться.

— Давно тебя взяли?

— Пару недель. — А раньше сказать никак?

— Я думал.

В этом и есть недостаток врачей, решивших, что они поймали звезду с неба, и больше ничего, кроме них самих, больнице не нужно. Передо мной перспективный хирург, которого я забрал из другой больницы, чтобы он раскрыл свой талант здесь. У него тут для этого было все необходимое, но он не справился, и это, к сожалению, не впервые происходит. Меня уже вызывали на операции к детям, потому что Роме не хочется с ними возиться. Правда, тогда он придумал другую отговорку. Сейчас уже и не вспомню, какую именно, так давно это было.

Наверное, оно и к лучшему, что он увольняется. Но будет жаль, если его выпнут с работы, а это обязательно рано или поздно произойдет, ведь там, куда он едет, никто не будет возиться с хирургом, которого даже никто не знает. Во всяком случае, там он никто, и имя придется нарабатывать самостоятельно.

— Свободен! — сообщаю ему, поставив размашистую подпись на заявлении.

Дежурить до конца смены самостоятельно я не могу, потому что дома у меня беременная девушка, которой может потребоваться госпитализация в любой момент, потому вызываю другого хирурга и собираюсь сматываться. Уже у выхода, когда до заветной двери остается пара шагов, прибывает очередная скорая с пациентом с проникающим ранением. Привезли осужденного, которого в пылу ссоры пырнули заточкой.

Остаюсь, конечно, потому как оказалось, что пациент может и не дожить до приезда вызванного мной хирурга. Снова переодеваюсь, моюсь и иду в операционную. Торможу, когда замечаю на операционном столе знакомое лицо.

— Имя пациента?

— Роман Орлов.

Я и сам понимаю, что никакой ошибки быть не может, и передо мной действительно тот самый Орлов. Даже под маской и при условии ужасной бледности я различаю его черты лица. Осужденный? Интересно, за что его так… После того, как я вышел из СИЗО, им как-то не интересовался. Погряз в работе настолько, что не имел времени на что-то личное, не говоря уже о новостях. Получается, его посадили? Надо будет после операции узнать, за что.

Возимся долго. Около трех часов. Долго не можем остановить кровотечение. В процессе используем очень много пакетов с кровью, но под конец все же стабилизируем пациента. Из операционной выхожу уже утром. Моя помощница предусмотрительно сует мне в руки кофе с шоколадом, а затем оглушает следующей новостью:

— Ваша жена родила. Мальчика. Три триста. Не стали вас беспокоить посреди операции, чтобы вы не волновались.

— Как это родила? — хмурюсь. — Ты ничего не перепутала?

— Эм… нет.

— Я несколько часов назад приехал из дома.

— Если быть точнее, вы приехали из дома шесть часов назад, Кирилл Савельевич. А ваша жена поступила, как раз когда вы ушли на операцию. Она приехала уже с раскрытием. Нам оставалось только вызвать врачей и принять роды.

— И что… все? — спохватываюсь.

Поднимаюсь со стула, запихиваю в рот шоколадку и широким шагом направляюсь в родильное отделение.

Родила. Мальчика. Три триста.

Прокручиваю эти слова в голове и до тех пор, пока не вхожу в палату, считаю, что меня разыгрывают. Я был дома шесть часов назад, когда Катя мирно спала. Разве она могла проснуться и за несколько часов родить?

Влетаю в палату, предвкушая, как сейчас буду материться, но замираю сразу же, как вижу Катю на больничной кушетке. Рядом в маленькой кроватке действительно лежит ребенок. Мой сын.

— Но как? — первое, что спрашиваю, оказываясь рядом.

— Схватки начались еще вчера вечером, — говорит Катя с улыбкой. — Они были слабыми. Ночью, когда ты уезжал, я не стала тебя беспокоить. Решила, что приеду по скорой, так как у тебя был вызов. Ну и… вот.

— Катя…

Вот честно, не лежала бы она сейчас бледная и уставшая на кушетке, я бы точно отшлепал ее по заднице. Самоуправство! Я должен был контролировать каждый ее шаг в родах. С момента вызова врачей и до момента, когда ее переведут в палату. Но получилось так, что она все это прошла одна.

— Ничего ведь не случилось. Все приехали, роды приняли, с Матвеем все в порядке.

— С Матвеем? — прищуриваюсь.

Мы выбирали имя, но так и не остановились на каком-то определенном. Точнее, остановились — каждый при своем мнении. Я хотел назвать сына Димой, а Катя — Матвеем.

— Диму не хочу, — заявляет категорично, что в ее состоянии смотрится крайне смешно.

Я улыбаюсь, присаживаюсь на кушетку, сжимаю в руках ее ладони и подношу их к губам.

— Пусть будет Матвей, — соглашаюсь, хотя имя мне не особо-то и нравится.

— Как насчет Никиты? — спрашивает Катя.

Нахмурившись, размышляю. Определенно лучше Матвея, но хуже Димы.

— Откажешься от своего предложения?

— Как и ты от своего, — улыбается и прикрывает глаза.

— Плохо, Кать?

— Голова кружится.

— Я позову врача.

Собираюсь подняться, но Катя удерживает меня за руку.

— Не надо. Это нормально после родов, мне сказали. Кирилл, — тянет меня сильнее, — прекрати паниковать. Ты хирург или кто? Как часто ты трубишь тревогу, когда пациент обращается с головокружением?

— Ты не пациент, а моя жена.

— Вот именно, — улыбается. — Не надо никого звать. Мне одного доктора хватает. Тебя.

Дальше спорить нам не дает тихое кряхтение. Я, словно вспомнив, что у меня сын родился, подрываюсь на ноги и подхожу к кроватке.

— На тебя похож, — сообщает на полном серьезе Катя.

Маленькое сморщенное личико, пухлые слюнявые губки и полные щеки — вот все, что я вижу. Вообще, я насмотрелся в силу профессии на что только душа пожелает. И новорожденных, конечно, видел. Но свой ребенок, конечно, красивее всех остальных. Начнем с того, что он действительно красивый. Не сморщенное нечто, а различаешь черты лица, всматриваешься. Катя вон даже определила, что он на меня похож.

— Не пора ли выйти за меня замуж? — спрашиваю у Кати на полном серьезе.

— Это предложение?

— Почему нет?

— В таком месте? И когда я в таком виде?

— В шикарном виде! — убеждаю ее. — Когда, как не сейчас? Соглашайся, Кать… хватит думать. У нас же хорошо все.

— Так, может, и не надо?

— Что не надо?

— Замуж.

— Надо, — говорю твердо. — Хочу, чтобы каждый мужик, который на тебя посмотрит, четко знал, что ты занята. Мной.

— А кольцо? — спрашивает с подозрением.

Осматриваясь, хмурюсь. Кольцо, блядь…

Дома оно. Дома лежит. Я планировал все красиво сделать, чтобы на одно колено и вообще неожиданно. Но Катя все говорила, что жениться нам рано, что потом, после родов, когда она будет красивой, а не похожей на шар.

Вспоминаю о пластыре в своем кармане. Достаю. Подхожу к Кате, встаю-таки на ебучее колено, беру ее руку. Обмотав пластырь вокруг ее пальца, сооружаю сверху что-то похожее типа на камень. По-идиотски, но ловлю момент, пока она еще в шоке.