За полгода работы в мастерской Дейдара многому научился и почерпнул для себя новое. Белую глину, которой он когда-то пользовался для техник, в Стране Земли добывали возле горного перевала Конрин — в Цучидо. Оказалось, по другую сторону гор, возле города Санкан в Стране Ветра, на хребте Такаяма, тоже имелось богатое месторождение белой глины. По качеству она была даже лучше, чем в Цучидо, плюс мастер Нендо научил добавлять для достижения определённой степени пластичности различные фракции песка, который добывался как в карьерах у Тацумы, так и где-то возле Великой пустыни. В фарфор также вмешивали костяную золу, измельчённые минералы, а ещё мастер Нендо экспериментировал с температурой обжига и различными глазурями, которыми покрывала и искусно раскрашивала изделия та самая Кама-чан — дочь мастера. Всё это было интересно Дейдаре, к тому же в свободное от заказов время мастер разрешал ему лепить фигурки, и, что немаловажно, в лавке они не залёживались и вполне расходились среди туристов и местных жителей, создавая странное ощущение удовлетворения и, несмотря на состояние беспомощности, воодушевления. Дейдара делал «божков», копилки, вазы и домашние клумбы в форме животных, мини-окарины в виде птичек и прочие вещи. Конечно, они не взрывались, но хоть что-то на благо искусства.

Вращающийся сосуд, который поднимался под его пальцами, одновременно приносил радость созидания и словно отматывал жизнь назад, заставляя Дейдару вспоминать и думать о том, о чём думать и вспоминать не хотелось. Вот уже почти восемь месяцев он практически не ощущал чакру, не мог использовать даже простенькие техники. После встречи с тем странным «божеством», лишившим его сил шиноби, Дейдаре оставалось надеяться лишь на свои физические данные. Серьёзно урезанные способности он расценивал на уровень слабенького генина, то есть защитить себя от мелкого хулиганья или крестьян мог, а вот сразиться с каким-нибудь «охотником за головами», которые рыскали по дорогам в поисках отступников и нукенинов, — уже нет.

Дейдара был воспитан шиноби, и его учили, что, пока жив, ты можешь сражаться. И он сражался каждый день, в основном с самим собой. Насколько мог, терпел людей, работал, успокаивая себя, что период его беспомощности когда-нибудь закончится. В первые дни и недели было очень сложно, он был раздражён больше обычного: как будто мало ему отмерила судьба.

Такое состояние вкупе с несостоятельностью чуть не привело к фатальному исходу. Дошло до того, что он нарвался на большую компанию подвыпивших парней и чуть ли не впервые в жизни был серьёзно избит. До этого так физически больно и плохо Дейдаре было лишь однажды. Всю ночь он провалялся в какой-то грязной канаве, думая, что умрёт вот так: как ничтожный бродяжка, в безвестности, так и не отомстив, не достигнув величия, никому и ничего не доказав. Он всю ночь молился непонятно кому, обещая встать на тот путь, который указал ему неведомый жуткий дух, а потом забылся тяжёлым сном.

Утром Дейдара проснулся и почувствовал себя гораздо лучше, но встать всё равно не мог. В канаве он нашёл красную глину и белый глинозём и, чтобы чем-то себя занять и не думать о подвывающем от голода желудке, начал лепить фигурки, фантазируя о том, что взорвёт ими тех парней, которые его побили. Бесполезные игрушки, которые Дейдара расставил вокруг себя, привлекли внимание Камы-чан — шестнадцатилетней дочери мастера Нендо, которая пришла, чтобы собрать немного местной почвы для добавки в будущий фарфор. Девушка заговорила с ним, а потом привела отца, который давно искал помощника.

Прошедшие полгода были в какой-то степени счастливыми для Дейдары, но слова и предложение мастера разбередили куда более глубокие раны, вновь наполняя злостью на весь мир, напоминая об ущербности не только в среде шиноби, но даже в сравнении с простыми людьми. Заполняющий душу гнев заставил пальцы сжаться, словно удушая невидимое скользкое горло, и будущий кувшин был испорчен.

Дейдара до крови прокусил губу, сдерживая глупые слёзы, и понял, что в этот раз созидание ему не поможет. Он сполоснул руки, вышел из чёрного хода во внутренний двор, в котором был вкопан столб, обмотанный бамбуковой верёвкой. В подобные минуты Дейдара, разбивая в кровь кулаки, выплёскивал всю свою ярость и бессилие на самодельную макивару.

Его отцом был Гари Бакухацу, а матерью — одна из внебрачных дочерей Третьего Цучикаге — Ооноки, который, вопреки или даже благодаря мелкому росту и неказистой внешности, имел весьма много отпрысков: как официальных, так и неофициальных. Мать Дейдары ушла в Чистый мир, когда ему было шесть лет, и его воспитывал отец. Семья Цучикаге довольно прохладно к нему относилась, так как Дейдара хотя и унаследовал необычный геном своего отца по совмещению техник «стихии взрыва», но не показывал каких-либо особо впечатляющих результатов и терялся на фоне других внуков. Даже младший на пару лет Гогоцучи был чуть ли не в пять раз шире, крепче и физически сильней, прекрасно выдерживая его взрывы в спаррингах и называя их «пукалками».

Гари Бакухацу был самолюбив и желал основать собственный клан, закрепить и усилить свой геном. На одной из миссий Гари пересёкся с беглым шиноби из Конохи, который разработал технику «химеры» — слияния и поглощения чужих кеккей генкай. Тот шиноби был силён, убил почти всех в отряде, но Гари удалось не только собрать информацию и сбежать, но и выкрасть свиток с той новой секретной техникой.

Идея подобного «улучшения» захватила ум отца Дейдары, и, увидев результат воочию, он решил приберечь такую полезную технику для своего будущего клана. Буквально через несколько месяцев ему повезло и с «подопытным» материалом: на территории Страны Земли была убита куноичи из Суны, известная как «Осушающая Пакура»*, обладающая необычным кеккей генкай, чем-то схожим с взрывной техникой Дейдары и его отца. Гари удалось разжиться нужным генетическим материалом той женщины для проведения слияния.

Отец решил использовать технику химеры на Дейдаре, усилив его и сделав «великим оружием» будущего клана. Дейдаре было пятнадцать лет, когда техника химеры навсегда изменила его. Его система циркуляции чакры трансформировалась и стала более совершенной, тело мутировало, появились дополнительные рты с языками и зубами: на ладонях и напротив сердца. Но это было ещё не самым страшным в той трансформации. Возможно, всё дело было в том, что донором кеккей генкай была женщина или свиток был с каким-то изъяном или недоработками, но… даже отец не смог смотреть без содрогания на дело своих рук, потому что после завершения техники у Дейдары между пупком и яичками не было того, что полагалось иметь мужчине, просто гладкая кожа. Зато дальше, между ногами, было это. Ещё один жуткий рот. И через это «отверстие» он должен был справлять малую нужду. На редкость мерзко, унизительно и отвратительно. И оно шевелилось, касалось языком ног и его яичек…

Дейдара умолял убрать это, вернуть, как было, но отец сказал, что теоретически он сможет иметь детей, а за силу порой приходится платить высокую цену, но оно того стоит. Гари согласился зашить нижний рот Дейдары, чтобы тот не открывался и меньше его напрягал, оставив только отверстие для вывода мочи. А ещё отец отправился поговорить с тем шиноби, автором техники, чтобы узнать, можно ли исправить то, что случилось. Но так и не вернулся.

Деда Ооноки заинтересовали новые способности Дейдары, и он стал учеником самого Цучикаге, развивая полученный такими жертвами кеккей генкай. Выяснилось, что рты являются своего рода преобразователями, с их помощью взрывная глина смешивается с чакрой и формируется техника. Использование сразу трёх источников было слишком сложным, хотя и более разрушительным, так что дед Ооноки посоветовал на время запечатать «сердечный рот», чтобы сосредоточиться на концентрации в левом и правом ртах.

Сила Дейдары была велика. Но его сводили с ума нереализованные желания, и только взрывы приводили к чему-то, похожему на разрядку. Чем дальше, тем больше. Он становился более импульсивным, а внимание девушек, которое раньше обрадовало бы, вызывало ярость. Тщательно оберегая свой унизительный секрет, Дейдара избегал бань и общества противоположного пола, ему казалось, что на него смотрят, что все догадались, что девушки хихикают, потому что смеются над ним и его физическим недостатком.