— Да, — пренебрежительно махнула рукой Кайра, — но там или считают богами второстепенных демонов, которыми повелевают богини Некрарии, или же принимают за архонтов самих богинь — недаром ведь Астарот, Левиафан и даже Вельзевул имеют женские воплощения. Ты, может, и сама видела в Ктыреве?

Лена кивнула, вспомнив гарпию на флаге Сарлонии.

— В империи считают наоборот, — продолжала Кайра, — там уверяют, что это мы представляем их архонтов в образе своих богинь. Спор об этом идет уже не первый век, но Тевмания и Некрария никому не воспрещают почитать своих богов под чужими именами. Я и сама пришла к богине через храм Астарота в Брокгарте.

— Ты была в Империи?

— Да, я несколько лет провела в Брокгарте, после того как покинула Лоркни.

— Что покинула?

— Лоркни, — пояснила Кайра, — это островное королевство к северо-западу от Империи. Местечко своеобразное, хотя я порой по нему и скучаю. Но оно того стоило — в Некрарии я узнала истинное имя Нёкранн и Левиафана, а также обрела могущество, о каком не смела и мечтать на родине. Моя родина теперь — здесь, она может стать и твоей тоже.

Лена тогда вздохнула про себя, гадая, через что ей еще предстоит пройти, чтобы обрести эту самую «новую родину». Об этом она думала и сходя на берег, к поджидавшей Кайру свите. Наемники Рейнвульфа рассаживались по крупным, но не лишенным изящества коням черно-бурой масти. Садились верхом и боевые подруги Амолы — мускулистые девахи в доспехах, вооруженные короткими мечами и пиками. Самой же Амоле рабы подвели зверя, напоминающего огромного, размером с быка, вепря, но с длинными рогами над низко посаженными глазками. Амола усмехнулась, отметив как распахнулись глаза Лены при виде этого чудовища.

— Эти звери водятся в лесах, на востоке Некрарии, — пояснила Кайра, — охота на них опасна, но мясо вкусное, а рога и клыки годны на разные поделки. Но до Амолы еще никто не додумался использовать рогатого вепря как скакуна.

— Если бы и додумался, то не осмелился, — хмыкнула Амола и ловко запрыгнула на спину зверя, ухватившись за рога. Кайра, усмехнувшись, повела Лену к повозке, запряженной сразу шестью лошадьми. Лена не разбиралась в подобных средствах передвижения, но даже ей показалось, что для кареты повозка слишком большая, а для фургона — слишком красивая: сработанная из черного дерева и слоновой кости, покрытая причудливой резьбой, повторяющей те же мотивы, что и в Храме Скиллы в Тоеме. Внутри повозка выглядела не хуже — половину ее занимало роскошное ложе, устланное пятнистыми шкурами, как и пол. Тут же стоял и столик, а на нем — бутылка вина и ваза со сластями. В углу мерцал святящийся кристалл.

— Дорога в монастырь идет через весь город, — сказала Кайра, с размаху плюхаясь на ложе, — но, думаю, мы придумаем, как скоротать этот путь. Иди ко мне.

Скидывая одежду, Лена опустилась на ложе рядом с диаконессой, а та привлекла девушку к себе и страстно поцеловала в губы.

Может, путь до монастыря и впрямь оказался неблизким, но за любовными утехами девушки этого не заметили — Лена даже толком и не увидела Никтополь, оставшийся за стенами «кареты». Лишь когда дорога стала заметно повышаться в гору, Кайра неохотно отстранилась от будущей послушницы.

— Надо привести себя в порядок, — сказала она, — монастырь рядом.

Она уложила волосы, увенчав их сапфировой диадемой, надела черно-синее одеяние, а поверх него — черный плащ, украшенный расплывающимися фиолетовыми узорами, напоминающими щупальца морского чудовища. На указательный палец — серебряный перстень, увенчанный сапфиром — еще один отличительный знак служительниц Скиллы. Другой перстень украшал красный трискель на черном фоне, как знак того, что все жрицы являлись служительницами и Скилакагеты. Лена же получила новую накидку, совсем простую — белую с красной вышивкой по подолу.

— Нож не забыла? — спросила Кайра. — Тогда пойдем.

Монастырь поражал мрачным величием: оседлавший вершину нависшей над Никтополем горы и сам наполовину погруженный в гору, он напоминал город, опоясанный массивной стеной. С нее на людей взирали уродливые твари, напоминающие средневековых горгулий, только еще более безобразные. Массивные ворота украшал очередной символ богини — трискель из белого золота, вписанный в свастику с шестью лучами. Лена уже знала, что символизирует этот знак: шесть лучей — шесть богинь, наместниц Скилакагеты, а трискель — сама Триморфа, в ее основных ипостасях. За стеной вздымались в небо черные как ночь шпили и высокие башни, на вершинах которых горело неугасимое алое пламя. Множество больших и маленьких зданий, усеявших горные склоны, напоминали огромные соты, причем, как сказала Кайра, в толще горы имелось множество помещений, где проживало несколько сот, если не тысяч людей: диакониссы, рядовые жрицы, послушницы, наемники, ремесленники и алхимики, слуги и рабы. Властвовала над всеми ними верховная жрица Скилакагеты Триморфы, Архидиаконисса Саломея.

Подойдя к воротам, Кайра указала Лене на глубокую нишу в стене, напоминающую большую нору. Здесь же стояло небольшое бронзовое блюдце, поверх которого лежал длинный тонкий нож. Набалдашник рукояти заканчивался головой оскаленного демона.

— Давай, — кивнула Кайра.

— Что?

— Ты впервые входишь в Монастырь, — пояснила диаконисса, — тебе нужно дать плату Стражу. Плату кровью.

Лена посмотрела на Кайру, лицо которой оставалось необыкновенно серьезным, потом пожала плечами и, взяв нож, полоснула по пальцу. Наклонив руку, она смотрела как тягучие капли падают на дно блюдца, постепенно заполняя его.

— Вот черт!

Лена отскочила бы, если бы Кайра, стоявшая у нее за спиной, не удержала ее за плечи. Из ниши высунулась голова странного существа, напоминавшего помесь кота и летучей мыши: с короткой черной шерсткой, острыми ушами и небольшими рожками на заостренной макушке. На уродливой мордочке красным огнем горели огромные глаза. Длинный тонкий язык облизал окровавленные пальцы Лены, после чего существо запустило язык в блюдце и быстро-быстро вылакав кровь, убралось обратно под камни.

— Теперь все в порядке, — довольно кивнула Кайра, — пойдем!

Архидиаконесса Саломея выглядела молодо — чуть ли не младше Лены. Впрочем, девушка уже не обманывалась этой цветущей юностью — судя по иным обмолвкам и Кайре, на самом деле, было уже за тридцать. Среди даров Богини своим жрицам была и молодость — если и не вечная, то, во всяком случае, весьма продолжительная. Неудивительно, что девушки из самых знатных семей, — не только Некрарии, но и иных стран, — мечтали попасть в Никтополийский Монастырь. Но брали далеко не всех.

Сейчас решалось, попадет ли туда Лена: подперев кулаком подбородок, бледная красавица со странными фиолетовыми глазами внимательно слушала попаданку. Саломея носила черно-бело-красное одеяние, а с шеи на серебряной цепочке свисал амулет — все тот же трискель, вписанный в шестиконечную звезду-свастику. Иссиня-черные волосы венчала серебряная диадема в виде лунного диска, украшенного семью рубинами. Длинные ногти, покрывал черный лак с нанесенными поверх него разводами — красными на правой руке и белыми на левой. Встреча проходила в личном покое правительницы Некрарии — небольшой уютной комнате, убранной черно-красными занавесями. За спиной Саломеи, на возвышении из черного мрамора, красовалась серебряная статуя женщины в ниспадающем до пят одеянии. Три женских лика смотрели на Лену — один принадлежал юной девушке с озорными глазами и игривой улыбкой на полных губах. Второй лик был преисполнен надменного величия, воистину подобающего только богине. На третий лик Лена старалась особо не смотреть — столь искусно неведомый скульптор изобразил гримасу нечеловеческой ярости, обнажившей острые клыки и извивающиеся змеи волос. Над всеми тремя ликами красовался лунный серп. Четыре руки сжимали символы богини — ключ, факел, меч и кнут. У ног Скилакагеты стоял, вздыбив шерсть и оскалив острые клыки, большой пес из черной бронзы. Похожий зверь, только уже живой, лежал у ног архидиакониссы: черная собака, напоминающая помесь овчарки с доберманом, но размером с крупного дога. Пес выглядел спокойнее своего бронзового подобия, но умные глаза внимательно следили за каждым движением Лены. На стоявшую в стороне Кайру пес не обращал внимания, видимо, давно свыкшись с ее присутствием.