Она проснулась от удушья, сдавившего ее грудь железными тисками. В панике она вскинулась на ложе, жадно глотая ртом воздух и ошарашено озираясь. Роскошная спальня исчезла — вместо нее девушку окружало туманно-льдистое марево, окутанное россыпью зеленых искр, столь ярких, что становилось больно глазам. Но и сомкнуть веки она не могла, вынужденная беспомощно наблюдать, как сплетаются причудливые узоры, подобные тем, что создает мороз на стекле, — только не белые, а изумрудно-зеленые, словно густой лес, собранный из множества мельчайших кристаллов. Зеленые снежинки не морозили, как подобает нормальному льду, и не ранили, несмотря на топорщившиеся всюду иглы и острые грани, но каждое их прикосновение к девичьей плоти заставляло ее корчиться в мучительно-сладостных судорогах, захлестывавших ее и без того находящийся в полном смятении разум. Узоры из зеленого льда разрастались ввысь и вширь, превращаясь в подобие причудливой паутины, зиявшей множеством пор и отверстий, в которые девушка проваливалась снова и снова. Она уже не понимала — падала она или же возносилась, стремительно проносясь меж мерцавших всюду огней зеленого ада, раскрыв рот в беззвучном крике и чувствуя, как острые грани пронзают ее пароксизмами бесконечной боли и наслаждения.

— Кажется, это Мерта!

Лена остановила коня на берегу небольшой речки, с веселым журчанием бежавшей по дну глубокого ущелья. По обеим берегам вздымались высокие скалы, поросшие мхом и прочей зеленью, обильно произраставшей средь окружавшей сырости. Из трещин в скалах выбивались небольшие ручейки, также стекавшие в реку. А над всем этим нависали горы, поросшие густым лесом.

За спиной попаданки послышался стук копыт, негромкое чертыхание и рядом с Леной появилась вторая лошадь, на спине которой сидела взъерошенная и раздраженная Кэт. В черных волосах застряли мелкие листья и хвойные иголки, на щеке виднелось несколько свежих царапин.

— Если эта тварь и дальше будет тупить, — кошкодевка зло посмотрела на лошадь, — то на ужин у меня будет конина.

Лошадь смерила презрительным взглядом свою наездницу и демонстративно отвернулась, захрустев молодыми побегами. Кэт недовольно посмотрела на Лену.

— А, в самом деле, зачем мне эта кляча? — продолжала она, — в кошачьем облике я смогу двигаться так же быстро.

— Во-первых, не так, — покачала головой Лена, — помнится, мы уже проверяли и выяснили, что ты у нас не гепард и лошадь ну никак не догонишь. Во-вторых, безлошадная путница будет выглядеть странно в этих краях.

— Это лошадь тут выглядит странно, — огрызнулась Кэт, задрав руку и что-то выискивая в подмышке зубами, — в глуши, где одно зверье да лесная нечисть.

— Здесь да, — кивнула Лена, — но мы вышли к Мерте, а ниже по течению должны начаться деревни. И там нам лучше не привлекать лишнего внимания.

— С твоим кнутом это все равно не получится, — хмыкнула Кэт, — кстати, с чего ты взяла, что это Мерта? Как по мне — речка как речка, ничем не отличается от остальных.

Лена молча указала ей на огромную скалу на противоположном берегу. Кэт пригляделась и увидела под слоем плесени и мха вырезанное в камне огромное лицо с широко распахнутыми глазами и зубастым ртом.

— Дух-хранитель Мерты, — пояснила попаданка, — Раду рассказывал мне об этом барельефе — по его словам, в верховьях реки много таких. Так что мы вышли как раз куда надо — и куда быстрее, чем если бы мы пошли с караваном.

— С караваном было бы удобнее, — фыркнула Кэт, но не могла не признать правоту Лены. Дракийский боярин подробно разъяснил им, как выйти короткой дорогой к истокам Мерты, преодолев путь, что у купеческих караванов занимал вдвое больше времени. В целом Раду достойно отблагодарил девушек: дал им лошадей из собственной конюшни, щедро снабдил деньгами и припасами на дорогу. Князь Влайку же позволил им как следует покопаться в оружейной Бората — Лена к своей радости нашла там костяной нож Амолы, который уже полагала утерянным. Наверное, во время нападения на переправе, она выронила его в реку, а кто-то из грабителей подобрал и зачем-то отдал самозванцу — видимо, тот понял, что нож непростой. Также Лена выбрала, небольшую, но увесистую булаву, а также странное оружие — что-то вроде короткого ружья с прикладом из черного дерева. Вместо ствола имелся цилиндр из мутно-зеленого стекла, а в казенной части — серебристые шары, чуть меньше куриного яйца.

— Я не знаю, что это такое, — покачал головой Раду.

— В Гроскании, — вспомнил Влайку, — я что-то слышал о подобном оружии. Но как им пользоваться — понятия не имею. И где только самозванец его выкопал?

— Ничего, — пробормотала Лена, — разберемся. Так, курок вроде есть.

Она вскинула ружье на плечо, прицеливаясь.

— Эй, направь его в другую сторону, — нервно сказала Кэт, — и отойди подальше.

— Не бойся, — фыркнула Лена, но все же сместила угол прицела, — я умею с этим обращаться.

Она нажала курок, раздался грохот, похожий на раскат грома, и стоявший неподалеку вяз исчез во вспышке ярко-зеленого пламени. Дерево сгорело за какие-то минуты — к счастью, оно стояло наособицу от остального леса и пожара не случилось.

— Полезная вещица, — невозмутимо сказала Лена, оглянувшись на оторопелых Раду и Влайку, — пожалуй, на этом и остановимся.

Кэт особо не вооружалась — считала, что когти и зубы защитят ее не хуже любого оружия. Но все же она взяла меч-клифос с насечкой защитных рун на лезвии и небольшой топорик с перламутровой ручкой. Экипировавшись таким образом, девушки распрощались с Раду и Влайку, после чего переправились на лодке через Лематон и углубились в горы. К границам Секеи они вышли уже на третий день пути.

— Надо бы почтить стража, — Лена порылась в изрядно похудевшей сумке с припасами. Достала кусок почерствевшего хлеба и ломоть солонины, положила на камень у берега, прямо напротив изваяния. Кэт, достав флягу с вином, пролила немного в реку.

— Ну что, пойдем? — сказала Лена, направляя коня вниз по течению. Кэт, с трудом оторвав свою лошадь от поедания побегов и отчаянно шипя ей что-то на ухо, направилась за подругой. Чем дальше они шли, тем шире становилось ущелье, как и текущая в нем река, вбиравшая все новые ручейки. Вскоре обе девушки уже шли по достаточно утоптанной дороге, где на влажной грязи то и дело попадались следы лошадиных копыт и тележных колес, а также кучки лошадиного навоза. Лес все чаще сменялся большими полянами на которых паслись тощие козы, охраняемые пастушьими собаками и, иногда, мальчишками-пастухами. Все они сопровождали путниц удивленно-настороженными взглядами, но на контакт идти не спешили — да Лене с Кэт не больно-то и хотелось. Затем пошли скудные поля, а там уже и первые деревушки — по паре десятков глинобитных домишек с хлипкой изгородью, оплетенной виноградной лозой. Лена на всякий случай выставила напоказ плеть, хотя и помнила предупреждение Раду, что в Секее Храм знают не так хорошо, как в остальных Дракийских княжествах. Впрочем, пока это работало — так огромный пес, с серой шерстью, как у волка, кинулся было на девушек с громким лаем, но, увидев плеть, сначала застыл как вкопанный, а потом заскулил и убрался под изгородь. Похоже реагировали и другие собаки, а их примеру последовали и люди, не желавшие лишних неприятностей с никого вроде не трогавшими незнакомками. Тем более, что обе носили дворянские одежды, — Раду, расстаравшись, выдал им лучшие наряды для верховой езды из гардероба покойной супруги, — что еще больше отбивало у здешнего простонародья желание лезть к благородным.

В общем, путь проходил спокойно и Лена расслабилась, погрузившись в воспоминания. За все время, проведенное ею в мире Черного Солнца, попаданка так и не узнала, как ей вернуться домой, — но, покопавшись в себе, Елена с удивлением обнаружила, что ее не больно и тянет в родной мир. Не то, чтобы ее там никто не ждал, — Степан Романович, например, вряд ли найдет лучшего журналиста в «Алую зарю», а вице-губернатор Антон Ящичко, — столь же красивую и умелую «Госпожу». Однако Елену их чувства мало волновали, — открывшийся перед ней мир предоставлял ей больше возможностей как в плане карьерного роста, так и в поиске острых сексуальных ощущений. Конечно, ей не хватало многих технических достижений собственного мира, однако отчасти их компенсировали полученные здесь магические умения, — и то, что кроме нее они были доступны сравнительно немногим, грело Лене душу приятным ощущением собственной «особенности». В общем, жить можно — если бы не непонятные игры, продолжавшиеся вокруг и каким-то образом связанные с покинутым ею миром. Что-то подсказывало Лене, что разгадка этой тайны ей не понравится, однако перспектива и дальше оставаться в неведении, устраивала ее еще меньше.