— Но если это правда…
— Хочешь, поклянусь? — Лена приподнялась на локте, вскинув руку над головой с плетью. Змеи лениво вились в воздухе, касаясь ее кожи раздвоенными языками.
— Пусть Богиня поразит меня на месте, если я вру! — произнесла Лена, — пусть символ ее власти, что дает мне силу, отравит меня смертельным ядом и пусть змеи Стено вечно жалят меня во мраке Лимба, если я соврала!
Сказать по правде, Лена не была уверена, что это проклятие имеет какую-то силу — хотя бы потому, что и придумала его только что. Но Раду, с явным напряжением смотревший на спокойно ползавших змей, похоже, поверил посланнице Храма. И правильно, ведь Лена говорила сейчас истинную правду.
— Но…если Мирчо-прародитель…
— Он вам не прародитель, — рассмеялась Лена, — эту легенду придумали, чтобы обосновать право Яножа на княжеский престол. Не было младенцев, таинственно появляющихся на алтаре — были лишь дети Гомори. А значит, нет никакого права первородства — оно имеет значение лишь для мужчин, основателей родов, а не для архонтов. Все потомство тех жен несут кровь Гомори и все боярские рода достойны княжеского трона. В том числе и ты.
— Сказать так открыто, значит начать войну, — покачал головой Раду.
— Само собой, — кивнула Лена, — я рассказала эту историю, прежде всего для тебя самого, чтобы ты не сомневался в своем праве. Но ты можешь жениться на дочери князя Яножа и закрепить за своим потомством княжеский титул.
— Таких желающих много, — криво усмехнулся Раду, — почти каждый решит, что достоин не меньше меня и…
— Они все заткнутся, — перебила его Лена, — если перед ними предстанет не просто боярин, один из многих, а сокрушитель чудовищ, терроризирующих торговый тракт, разоблачитель козней князя Бората — и победитель его!
Раду вскинул на нее взгляд, в котором смешались ирония и надежда.
— Все еще надеешься спасти свою подружку?
— Должна же и я получить хоть что-то от этой затеи, — пожала плечами Лена, — жизнь Кэт — не такая уж и большая плата за княжеский престол для тебя.
— Осталась самая малость, — усмехнулся Раду, — взять замок Влайку. Даже если не вспоминать всю нечисть, что с ним заодно, — хотя вспоминать придется, — крепость Дэкиени не то место, что легко взять штурмом. Или ты знаешь, как это сделать?
Лена пожала плечами.
— Пока не знаю, — сказала она, — придется пораскинуть мозгами.
«Глубоко тебя зарыли, до свиданья, милый, милый…»
Все хищники в западне ведут себя схоже и Кэт не стала исключением. С громким мяуканьем, временами переходящим в злобное рычание, огромная кошка мерила шагами свое узилище. Она редко принимала человеческий облик: в животном обличье как-то меньше осознавалась ее предстоящая участь. Все существо молодого, полного сил, зверя отказывалось смиряться с неизбежной смертью: в любом обличье Кэт мучительно искала пути побега или хотя бы мести обидчикам.
Искала — и не находила.
Темницы Дэкиени располагались в самой толще скалы, на которой стоял замок: бывшие некогда естественными пещерами, позже они были расширены и расчищеныкнязьями Бората. Вдоль узких коридоров тянулись входы в камеры, закрытые железными решетками. Кое-где на стенах чадили тусклые, то и дело гаснувшие факелы, редко проверявшиеся молчаливыми тюремщиками. Впрочем, Кэт, с ее кошачьим зрением, света особо и не требовалось — она прекрасно видела в темноте и увиденное помогло ей осознать, что выбраться отсюда, мягко говоря, непросто. Ее собственная камера находилась в самом конце коридора, оснащенная особо крепкими решетками. Имелись тут и иные узники: время от времени, дальше по коридору Кэт слышала чьи-то стоны, плач и проклятия. Доносились до нее и иные, еще более жуткие, звуки, об источнике которых она предпочитала не думать.
Напротив нее находилась всего одна камера — с такими же крепкими решетками. За ними Кэт разглядела некую фигуру, скорчившуюся у стены. Все попытки Кэт как-то привлечь внимание этого узника оказались напрасными и вскоре кошкодевушка оставила это занятие, вновь сосредоточившись на возможности побега. Увы, бесполезно, — ее прутья, прочные сами по себе, были, похоже, еще и заговорены. Что для Кэт, практически не владеющей магией, являлось почти непреодолимым препятствием.
В какой-то момент сверху послышались голоса, затем звуки шагов и по стенам коридоров заплясало пламя множества факелов. Кэт, уже привыкшая к здешнему освещению, отпрянула в самый темный угол, пряча глаза от сильного света.
— Ну и как тебе здесь, моя киска?
Перед ней стояла Марозия — супруга князя сменила парадное платье на куртку из тонко выделанной кожи, замшевые штаны для верховой езды, туго обтягивающие широкие бедра и высокие сапоги до колен. В руках она вертела тонкий хлыст, которым погоняют лошадей. За спиной княгини стояло с десяток вооруженных мужчин с факелами.
— Ну, что молчишь?! — Марозия, нахмурившись, стегнула хлыстом решетку, — кошка откусила себе язык?
Черной молнией взметнулась гибкая тень и когтистая лапа, проникнув сквозь прутья решетки, махнула по воздуху, пытаясь вцепиться в лицо боратской княгини. Марозия сама не успевала отшатнуться — ее спас воин, в последний миг оттащивший женщину в сторону. Но, спасая свою госпожу, стражник не сумел уберечься сам, невольно подставив щеку, которую тут же располосовал удар когтистой лапы. В следующий миг Кэт отпрянула в угол, злобно шипя и уклоняясь от длинных копий, которыми стражники тыкали сквозь прутья.
— Оставить! — скомандовала Марозия, быстро придя в себя, — какая шустрая киска.
— А ты дура! — фыркнула Кэт, принимая получеловеческий облик, — если не поняла с первого раза. Может, отпустишь своих мальчиков погулять, чтобы девочки познакомились поближе? Я ведь видела наверху, как ты пялилась на меня.
Кэт по-кошачьи гибко выгнула спину, вскинув хвост и выпятив зад, открывая на всеобщее обозрение пушистые прелести. Обернулась через плечо, подмигнув Марозии, потом высунула язык, лизнув воздух.
— Нравится? — игриво спросила Кэт, — никогда не лизала киску киске?
— Скоро ты будешь так красоваться перед збураторами, — процедила Марозия, явно задетая поведением кошкодевки, — может, они оценят.
— Они да, а вот ты — нет, — рассмеялась Кэт, — не твоя, вот и бесишься. Чего вообще явилась — напомнить, что меня ждет? Так я уже знаю. Страшнее, чем то, что я видела наверху, у тебя уже не получится.
— С чего ты взяла, что я пришла к тебе? — сказала Марозия и, повернувшись к своим людям, приказала, — откройте камеру!
Один из ее спутников подошел к камере напротив Кэт и начал возиться с замком. Наконец, что-то лязгнуло и дверь со скрипом отворилась. Марозия зашла внутрь, на ходу копаясь в небольшой сумке на поясе. Пленник, проснувшись от лязга засовов, поднял голову, заслоняя глаза от света факелов, и вдруг резко отшатнулся.
— Привет дорогой, — голос Марозии буквально сочился медом, — скучал по мне?
— Когда же вы, наконец, прикончите меня? — послышался невероятно усталый голос, — тебе не надоело мучить меня, проклятое отродье.
Камеру огласил звук пощечины.
— Это за отродье, — голос Марозии звучал все также безмятежно, — где твои манеры, дорогой? Сегодня тебя не будут пытать. Всего лишь немного крови.
Она кивнула стражникам и те, заученным движением, прижали узника к полу. Марозия, усевшись рядом, достала тонкий ланцет и небольшой серебряный кувшинчик. Умело вскрыв мужчине вену, она подставила под алую струю изящный сосуд. Когда кувшин наполнился, Марозия достала из сумки полоску чистой ткани и наложила на руку пленнику тугой жгут. Наклонилась и, преодолев сопротивление невольно шарахнувшегося мужчины, подарила ему долгий поцелуй.
— Не бойся, — с неподдельной нежностью сказала она, оторвавшись от губ мужчины, — скоро все закончится, — она бросила быстрый взгляд на Кэт, — как и для тебя. Самое время вам познакомиться — ведь вы встретите свою судьбу вместе.
Злобно расхохотавшись, Марозия вышла из камеры. Вслед за ней ушли и стражники, забрав с собой факелы. Узник же, поднявшись на ноги, подошел к решетке и уставился ей вслед с бессильной ненавистью во взгляде.