Лена припомнила недавнюю «анатомичку» и странный символ, вырезанный прямо на коже трупов: что-то вроде стилизованной клыкастой пасти, точнее даже нескольких пастей, наложенных друг на друга, образуя неправильный многоугольник.

— Но для тех, кто способен должным образом ухаживать за могилами предков, — продолжала Саломея, — тех кто строит богатые склепы и усыпальницы, приносит кровавые жертвы как самим предкам, так и владыкам Лимба, кто обладает достаточным арсеналом фамильных заклинаний, талисманов и оберегов, — для них кладбище становится дополнительным источником могущества. Мертвые не покидают такие семьи совсем, навсегда исчезая в Лимбе, но как бы живут рядом, помогая своим потомкам.

— Только дано это не каждому, — подала голос Фебрия.

— Да, — кивнула Саломея, — в основном родовыми кладбищами владеет лишь знать. Это началось слишком давно и сейчас уже никто не помнит — аристократия стала использовать кладбища, чтобы преумножить свои силы или как раз благодаря этим силам, эти семьи и стали считаться благородными.

— Некоторые зажиточные крестьяне или богатые купцы, тоже заводят себе такие кладбища, — дополнила Кайра, — но они куда скромнее, чем у знати. И сил дают меньше.

— Потому что родом не вышли, — усмехнулась архидиаконесса, — в семейных преданиях аристократов хватает историй о богах и демонах, что стояли у истоков той или иной фамилии. В Тевмании, например, дворяне уверяют, что ведут род от того или иного архонта, а самые знатные — так и вовсе от кого-то из Семерых. Императорская фамилия, например, считает, что их прародитель — сам Белиал. Схожие легенды хранят и великие дома Некрарии: есть предания об их происхождении от Ламии, Эмпусы и прочих.

— Мой народ происходит от мерков, — заметила Кайра, — причем наибольшая концентрация их крови как раз у знати. А мерки себя считали детьми Кнакера, Владыки Пучины.

— У вас родство прослеживается лучше, чем у других, — усмехнулась Саломея, — мало кто сомневается, что эти легенды, хотя бы частично правдивы, но слишком многое забылось за давностью лет. Со временем унаследованная от божеств кровь слабела, многократно растворяясь в смертной примеси и сейчас уже мало кто из аристократов демонстрирует божественные качества — хотя бывают исключения. Однако это у живых — а смерть во многом возвращает их к корням и мертвые сами становятся как полубоги. Чем древнее семья, тем больше у нее предков, приближенных к божественному прародителю, тем существеннее оказываемая ими помощь — и тем сильнее становится род.

— Теперь понятно отчего вы так перепугались, — воскликнула Лена, — уничтожение этого кладбища — это ведь сокрушительный удар по всей вашей системе.

— Не такой уж и сокрушительный, — поморщилась Саломея, — всего одна семья, да и все же один предок у нее остался. Вообще, нельзя сказать, что такого никогда не бывало, хотя это и считается одним из тягчайших преступлений. Существует негласный уговор между знатными семьями, действующий и в отношениях между государствами: даже при самых жестоких войнах стараться не трогать кладбища. Потому что стоит одному это сделать — и последует такой же ответ, а за ним еще, что в конечном итоге ослабит всех. Впрочем, желающих трогать кладбища найдется немного — мертвые умеют себя защищать.

— Вот только эти ребята с солнцем нашли способ обойти эту защиту, — заметила Кайра, — поэтому они и вызывают… некоторую обеспокоенность.

— Можно сказать и так, — кивнула Саломея, — но, что характерно, они еще явно неравнодушны к Лене. Если мы узнаем, что им от нее надо — мы сможем лучше их понимать, а там — глядишь и сообразим, как с ними расправиться.

— Знать бы еще кто эти самые «они», — пожала плечами Фебрия, — пока мы ничего о них не знаем. Если их не доищешься даже в Лимбе…

— Задачка не из легких, — согласилась Саломея, — дело усложняет то, что все эти тайны наложились на наши внутренние игрища и враг умело использует эти противоречия. Уж на что Артемисия была опытной интриганкой, но ведь и она, в конце концов, позволила этому… «странствующему магу» заполучить книгу мертвых дома Карос.

— Что с ней будет? — спросила Каллиодора.

— На твоем месте я бы интересовалась собственной судьбой, — усмехнулась Саломея, — твой отец ведь и впрямь может принести тебя в жертву, чтобы положить начало новому кладбищу — его теперь придется восстанавливать несколько поколений. Ничего, раз Кратиад цел — значит, он и станет основой возрождения.

— А что же я? — жалобно подала голос Каллиодора.

— Не позволю же я принести в жертву любимую племянницу, — усмехнулась Саломея, — в тебе кровь не только Каросов, но иНерисов, моего дома. Но о Кратиаде забудь — единственное место, где я могу тебя приютить это Монастырь. Станешь очередной послушницей.

Каллиодора тяжело вздохнула, но возражать могущественной тетке не стала.

— А что будет со мной? — подала голос Лена, — ты говоришь, им нужна я.

— С тобой я еще не решила, — сказала Саломея, — многое пока непонятно. Не думаю, что здесь тебе что-то угрожает — Монастырь хорошо защищен от гостей извне.

— У Круглого Пруда мне показалось иначе, — буркнула Лена.

— Я знаю, — кивнула Саломея, — но, как я понимаю, это была случайность?

— Случайностью, как же, — фыркнула Лена, — не верю я в такие случаи. Тем более, когда Икария подсылает ко мне шпионок.

— О чем ты? — вскинула бровь Саломея и Лена, поколебавшись, выложила ей все, что узнала от Найды.

— Не впутывай меня в ваши дрязги, — поморщилась Саломея, — я так понимаю, твоя новая подружка так и не признала, что это Икария задумала покушение?

— Нет, — неохотно ответила Лена.

— Значит, и говорить пока не о чем, — пожала плечами Саломея, — приходи, когда будут более серьезные доказательства. Икария — дочка Артемисии и самый вероятный претендент на ее место в карионском храме Лаверны. Пока она в Монастыре — у нас есть рычаги влияния на дом Гелос, чтобы удержать его и союзные ему дома от глупостей. С ними и без того много хлопот — я потому и вызвала только Кайру и Фебрию, что они не имеют отношения к змеиному кублу Некрарии. А ты учти еще вот что — если Икария умрет, у нас появится столько проблем, что мне уже будет не до того — жива и здорова некая послушница без роду и племени. Надеюсь, я ясно выразилась?

Сидевший у ее ног зверь широко зевнул, обнажая исполинские клыки и звучно клацнул пастью. Лена посмотрела на него, потом перевела взгляд на Саломею и неохотно кивнула.

— Так говоришь, она тебе поверила? — спросила Лена

Она сидела в тени статуи изображавшей могучего бородача оседлавшего чудище, напоминавшее помесь дельфина и акулы. В одной руке бородач держал трезубец, во второй огромную раковину. Из нее, также как и из пасти чудовища били струи морской воды — один из множества фонтанов, окруживших обширный бассейн, где отдыхали послушницы. Сбросив одежды, девушки беззаботно дурачились: с визгом ныряли со статуй, устраивали догонялки или играли во что-то вроде водного поло, используя деревянный шар, обтянутый кожей. Подобные состязания требовали не только неплохой физической формы, но и хорошего глазомера — пропущенный «мяч» мог кончиться, самое меньшее, фингалом под глазом, а то и свороченной челюстью.

Девушке постарше такими забавами не интересовались — смыв пот и пыль они разбились по стайкам, шушукавшимися между собой. Как-то сами собой образовались два полюса — одни послушницы старались держаться поближе к Икарии, другие терлись вокруг Лены. Ближе всех сидела Найда, преданно заглядывавшая в глаза главе «Доминации». Другие члены Лениной команды, особенно Марти, красноречиво поглядывали на новую фаворитку: Ленапока не собиралась им рассказывать, что Найда — «двойной агент».

— Я убедила ее, что втерлась к тебе в доверие, — самодовольно сказала Найда, — и рассказываю Икарии все как ты и говоришь.

— Молодец, — Лена небрежно потрепала ее по голове, бросая косые взгляды на упомянутую послушницу. Та же, старательно игнорируя соперницу, вполголоса беседовала с пышной красоткой с кудрявыми черными волосами и смуглой кожей. После того, как пропала Элия, послушница Дарина стала ближайшей соратницей Икарии и ее правой рукой в «Нерее». Чуть выше, присев у статуи рыбы из черного фарфора, сидела узкоглазая Йоко, затянутая в застегнутое под самым подбородком белое одеяние: обнажаться прилюдно ей мешали обычаи далекой родины. Время от времени Дарина перебрасывалась парой слов с чужеземкой, после чего возвращалась к разговору с Икарией.