Что-то кольнуло в шею, над воротником куртки. Ветровский дернулся, даже оглянулся — и с тупым равнодушием проводил взглядом пневмошприц. Мир подернулся сероватой завесой, потерял немногочисленные дождливые краски, эмоции поблекли, словно карандашный рисунок, по которому провели ластиком. Стало тупо, безразлично и непонятно, да и желания понимать — не было. Кто-то снова взял его за руку, отвел в сторону — Стас покорно подчинился. Он стоял и смотрел, как тело грузят на носилки, как застегивают скорбный белый мешок, как уносят в машину и захлопывают дверцы…

Потом подошел краснолицый мужчина в полицейской форме, задал вопрос — Стас его не понял. Краснолицый повторил — громче и экспрессивнее. Кажется, он о чем-то спрашивал. Стас на всякий случай помотал головой. Мужчина задал еще несколько вопросов — Стас продолжал мотать головой, в этом забавном однообразном действии вдруг открылся некий вселенский смысл, он мотал головой и тихо смеялся, по щекам градом катились слезы вперемешку с каплями дождя. Краснолицый продолжал свои вопросы, Стас продолжал мотать головой. Кажется, краснолицему это не понравилось — он вдруг размахнулся и ударил Стаса по щеке ладонью. Стас удивился, и ударил нападавшего в ответ. Тот что-то зарычал, и Стас ударил еще раз — на всякий случай. Вернее, попытался ударить — на этот раз краснолицый успел увернуться. А потом откуда-то прилетел очень тяжелый кулак, мокрый асфальт вдруг оказался совсем близко, шершаво ударил. Мир вокруг потемнел и завертелся, как карусель. Это было забавно, хотя и немножечко больно.

Грубые руки быстро задрали рукав Стасовой куртки, предплечья коснулся холодный сканер идентификатора. Краснолицый что-то рявкнул, сразу несколько грубых рук вздернули Стаса на ноги — он протестующее замычал, на асфальте было гораздо удобнее и приятнее, чем на ногах. По крайней мере, мир вертелся медленнее. Краснолицый что-то спросил. Стас уже понял, что краснолицему не нравится, когда он мотает головой, да и смысл это движение почему-то потеряло, поэтому Стас кивнул.

Краснолицый довольно усмехнулся. На запястьях Стаса холодно сомкнулись магнитные наручники.

Аромат ментола мешался с запахом табачного дыма, придавая черному крепкому кофе странноватый привкус. Велес едва заметно поморщился, ставя чашку на блюдце и немного отодвигаясь вместе со стулом. Дориан сделал вид, что не заметил маневр юноши — он знал, что тот терпеть не может запах табачного дыма, и иногда нарочно курил в его присутствии. Просто для того, чтобы лишний раз подчеркнуть начавшему наглеть юнцу, кто здесь устанавливает правила.

— В универе творится нечто странное, — задумчиво проговорил Велес и вновь взял чашку. Повертел ее в пальцах, делая вид, что увлечен изучением китайского узора на тонком фарфоре.

Дориан хмыкнул, понимая намек, и затушил сигарету.

— Рассказывай.

— Если уметь смотреть и замечать мелочи, как вы меня учили, то ВИП больше похож не на нормальный современный институт, а на какое-то сборище заговорщиков. Пока была одна только моя команда — все оставалось совершенно незаметно. Я — парень видный, никто не удивляется, что вокруг меня крутится такое количество народу. Но эти двое первокурсников с психфака… Они меня поражают.

— Что за первокурсники?

— Станислав Ветровский и Олег Черканов. Занятная парочка, надо сказать. Поступали оба на бесплатное, до последнего экзамена шли вровень, почти с максимальным количеством баллов. На двух экзаменах призовые отхватил Ветровский, на двух — Черканов. Но на последнем Черканов все же вырвался вперед. И тут наш ректор, Витценко, вдруг издает та-акой указ! Ни за что бы не поверил, если бы не видел собственными глазами.

— Ты можешь чуть короче? — Дориан недовольно потянулся к сигаретам.

— Конечно, конечно. Короче говоря, Ветровского взяли с пятидесятипроцентной скидкой. Такого в жизни не бывало! Но с этого все только началось… Ах, да — еще эти двое с самого начала разругались. На психфаке никого больше нет, кто бы так страстно друг друга ненавидел. Хотя это в основном Черканов, Ветровский его просто игнорирует.

— Ближе к делу, Велес! У меня не так много времени, у тебя, кстати, тоже!

— Про кого сперва рассказать?

— Давай про Черканова.

— Ок. Первые пару месяцев вел себя тише воды, ниже травы. Не высовывался, ни с кем не общался, только учился — надо заметить, на «отлично» учился. Потом заболел. А на том же курсе психфака есть одна девочка, Марина Велагина, я ее еще в первую неделю обучения к нам приманил. Хорошая девочка, далеко пойдет. В общем, эта Марина к нему домой ходила, пока он болел. Только благодаря ей не сдох. Живет он, как бомж… вернее, жил. Нищий настолько, что… у меня слов нет.

Щелкнула зажигалка, Дориан глубоко затянулся.

— Последнее предупреждение, Велес.

— Все, все, понял… Черканов после болезни вдруг начал проявлять странную активность. Он постарался познакомиться с парой человек из своей группы, с сокурсниками других факультетов и так далее. На моих ребят не выходил очень долго, потому я только недавно смог что-то конкретное узнать. Где-то месяц назад вокруг него начала собираться небольшая и очень разношерстная группа. Совсем как у меня было в начале. Две недели назад Черканов наконец-то вышел на одного из моих ребят. Я сперва надеялся заслать к нему Велагину, но он почему-то перестал с ней общаться. Ладно, не важно — главное, что хоть кого-то удалось. Отправил Сережку Бестаркова — обаятельный парень, ему каждый доверять начинает с одного разговора. Очень полезный кадр. Но Черканов оказался довольно устойчив, в отличие от одного из его сподвижников. Тот рассказал очень интересные вещи. Оказывается, наш Олежек задумал ни много ни мало — образовать новую страну. Он-де против того кошмара, что творится в нашем мире, и жаждет создать островок, где каждый сможет проявить себя, вне зависимости от финансовой состоятельности, семейного положения, социального статуса…

— Мне кажется, ты примерно того же хочешь, разве нет? — хмыкнул Повелитель.

— Не совсем, — Велес покачал головой. — Я хочу изменить мир. Да и… Я сперва думал предложить ему если не присоединиться к нам, то хотя бы сотрудничать. Но потом передумал.

— Почему?

— Во-первых, Черканов не потерпит никого над собой. Он свободолюбив и желает сам контролировать происходящее. Вполне логично для человека, всю недолгую жизнь зависевшего от внешних обстоятельств.

— Это не помеха сотрудничеству.

— Это — не помеха. Но вот вторая причина, она же причина основная… — юноша отпил остывший кофе, поморщился. — Я не уверен пока на сто процентов, недостаточно много о нем знаю. Но этот человек — он не имеет никаких принципов. У него есть цель, и он готов на ее алтарь принести всех и вся. Эта цель для него оправдывает совершенно любые средства.

— Но ты ведь понимаешь, что порой цель и в самом деле оправдывает средства.

— Не любая цель и не любые средства, учитель. Этот принцип, как и любой другой, не является идеальным и не ко всякой ситуации применим. Вы это знаете не хуже меня. А Олег, как мне кажется, считает допустимым любое преступление, любое зверство, если оно послужит этой его цели.

— И что ты планируешь делать?

— Пока что — присмотрюсь к нему внимательнее. А потом… не знаю еще. Если будет совсем плохо, приложу все усилия к тому, чтобы его люди от него отвернулись.

— Если он и впрямь такой зверь — этого будет мало, — покачал головой Дориан.

В его мозгу сложились детали плана.

— А что вы предлагаете? Не убивать же его, в самом деле!

— Велес, мальчик мой… когда собака заболевает бешенством, ее пристреливают, — максимально мягко заговорил Повелитель, в его взгляде, устремленном прямо в глаза собеседника, читались сожаление и боль. — Это не жестокость, это вынужденная мера. Если допустить неуместное милосердие, пострадают и даже погибнут ни в чем не повинные люди, да и другие собаки тоже. Человек же, готовый на все ради своей цели, ради навязчивой идеи, которой он одержим, он в сотни раз страшнее и опаснее целой стаи бешеных собак. Понимаешь?