Кто такой аарн, если отбросить в сторону всяческие их сверхвозможности и посвящения?

Первое: разумный, чья деятельность направлена на созидание и защиту этого созидания.

Второе: разумный, который в своем отношении, суждении, мировоззрении руководствуется принципами доброты, а не личной выгоды.

Третье: разумный, способный ставить чужие интересы выше своих собственных.

Четвертое: разумный, способный искренне радоваться чужому счастью, не завидуя при том.

Пятое: разумный, умеющий и желающий быть счастливым.

И что же из всего этого следует? Да только то, что не такие уж и непроходимые идеалисты Стас Ветровский и его компания. До того, немного понаблюдав за ребятами и послушав их разговоры, Кирилл сделал вывод, что они ни на что не способны по одной простой причине — нельзя. Он ставил под сомнение постулат о том, что Искра, мол, есть у каждого, но у этих ребят Искры точно были. И если они будут продолжать свои попытки строить здесь свой Орден, то возможные результаты этого вполне предсказуемы.

Первое: подрастут, опомнятся, и начнут пытаться быть нормальными. Кто-то погибнет, но большинство спокойно переключится на какие-то более конкретные цели — например, подастся в нацисты, а у кого характер помягче — то в защитники природы.

Второе: сумеют добиться каких-то заметных результатов, и их, что логично, заметят те кому на глаза лучше лишний раз не попадаться. Продолжение не требуется — такой альтруистический Орден никому не выгоден.

Третье: пойдут до конца, столкнутся с «грязной работой» — и тут возможны два варианта развития событий. Либо они не побоятся испачкать руки — и порастеряют всю свою аарновость, угваздавшись в крови, либо отступят — смотри пункт первый.

Четвертое: так и останутся на нынешнем уровне, будут заниматься тихонечко творчеством и благотворительностью. Самый безболезненный вариант, между прочим.

Пятое, вытекающее частично из пункта три, часть один: исхитрятся, извернутся, станут большой и сильной зубастой организацией. Увы, процентов на девяносто девять результат будет тот же, что в упомянутом пункте три, часть один. Идеалисты в скором времени либо сами растеряют свои идеалы, либо им на смену придут люди, далекие от мыслей о всеобщей любви и так далее.

И, наконец, пункт шестой: в ордене будет существовать некая группа людей, сознательно жертвующих собой и своими мечтами ради целей этого ордена. Группа, выполняющая всю самую грязную работу. Однако это подразумевает и самопожертвование лидера ордена, который будет вынужден отдавать такие приказы. А ведь наниматель убийцы виновен в большей степени, нежели сам убийца…

«Или же ребятам повезет, и найдется какая-то тайная группа, которая сумеет быть в курсе дел ордена и делать грязную работу за них, не дожидаясь приказов. Группа, о существовании которой орден будет максимум знать и ни в коем случае не подозревать, что группа на самом деле работает на них. Конечно, качественные аналитики достаточно быстро сумеют разобраться в чем дело — но это смотря как расставить приоритеты группы. Нуль-приоритет — помощь ордену в тех ситуациях, когда это необходимо, основная цель помощи — сохранить ребят «чистыми». Первичный приоритет — не попасться ни властям, ни аналитикам ордена, ни кому бы то ни было еще».

Стилус заскользил по сенсорному экрану миникомпа. Увлеченный идеей, Кирилл вычерчивал схемы действия будущей «боевой инициативной группы «Легион».

Те, кто не знал этого милого юношу, наверняка сочли бы все это абстрактными размышлениями, которые не пойдут дальше расчерченных разными цветами схем. Но те, кто знал его настоящего…

«Итак, что теперь? Для начала надо влиться в орден, присоединившись к Стасу. «Легиону» необходим свой человек в ордене, чтобы быть в курсе происходящего. Пусть этим человеком пока что буду я. В конце концов, ни о каком сканировании на ментальном и прочих уровнях речи быть не может, а прикинуться качественным аарном я вполне смогу — даже можно ради этого выкопать рисунки, которые у меня где-то завалялись в недрах компа. А для того, чтобы влиться в орден, мне нужно пойти на более близкий контакт с Ветровским, последить за ним…»

В голове словно бы что-то щелкнуло. Кирилл замер, не донеся чашку до рта. Несколько секунд он сидел, не шевелясь и даже не дыша, потом стремительно отставил недопитый кофе, поднес банковскую карту к считывающему устройству, подтвердил перевод денег сканированием подкожного чипа и вылетел на улицу, застегивая пальто уже на ходу.

— К черту универ, — кажется, впервые в жизни пробормотал прилежный ученик и получатель золотой стипендии, едва ли не бегом направившись к метростанции. Ему срочно нужно было домой, к мощному компу, на котором была установлена новейшая программа-анализатор.

Январь в этом году выдался морозный, снежный, и в кои-то годы действительно похожий на середину зимы. Воды служивших своеобразной границей между Питером и Санкт-Петербургом Невы и Большой Невки сковал толстый слой льда, и прямо на реках залили большие катки, где веселье царило днем и ночью на протяжении всех новогодних каникул, а вокруг Елагина острова проложили трассу для гонок на легких и быстрых слайдерах.

Стас стоял у ограждения набережной, бездумно провожая взглядом очередного лихого гонщика, красиво вписавшегося в поворот и исчезнувшего в облаке блестящих ледовых брызг. Забытая сигарета тлела в пальцах, грозя обжечь неприкрытую перчатками кожу, но юноша, похоже, этого не замечал. У его ног лежали две вместительные спортивные сумки, набитые вещами так, что универсальные застежки-липучки в любой момент грозили расстегнуться.

За спиной негромко прогудел сигнал флаера. Стас взглянул на недокуренную сигарету, молча бросил ее в урну и обернулся, стараясь не смотреть в сторону высящегося на противоположной стороне набережной дома. Старый дом, с огромными дорогими квартирами и дешевыми комнатами в гигантских коммуналках. Дом, в котором он прожил самый счастливый год своей жизни. Дом, теперь ставший чужим.

— Привет, Стас, — смущенно улыбнулся Андрей Истарцев, выбираясь из кабины флаера. — Твой багаж на заднее сиденье влезет или как?

— Привет, — меланхолично отозвался Ветровский. — Влезет, конечно. Там того багажа… — он слегка пнул носком ботинка одну из лежащих на снегу сумок.

— Вот и хорошо. Только на пол кидай, а то меня отец прибьет, если обивку испачкаю.

Кое-как запихнув объемистый багаж под сиденье, Стас сел на переднее пассажирское кресло. Андрей занял место пилота.

— Если хочешь — кури, — негромко бросил он. — Отец курит, так что даже если запах останется — он не обратит внимания.

— Спасибо, — так же негромко отозвался юноша, вынимая сигареты. — Андрей, а тебе за это ничего не будет? — неожиданно поинтересовался он.

— В каком смысле? — не понял тот.

— Ну, общаешься с сектантами…

Истарцев тяжело вздохнул.

— Ну я же тебе уже объяснял… Я и правда тогда не мог…

— Андрей, не нужно. Я все прекрасно понял и принял еще в первый раз. Я просто хочу понять, почему ты решил помочь мне сегодня. Не боишься, что буду неприятности?

— Видимо, ты все-таки не до конца меня понял. А, черт, давай сюда сигарету. Я ж бросаю, вот своих и нету… Короче говоря, дело обстоит так: мне запрещено приходить на собрания, принимать участие в ваших проектах и так далее. Запретить мне общаться с кем-либо родители не могут. Да и не докладывал я им, кто в эту «страшную секту» входит! Сказал — надо помочь сокурснику. Какому, не уточнял. Вот и все, — Андрей нервно затянулся. — И вообще… вот закончу универ, буду жить самостоятельно, тогда и посмотрим…

— Не посмотрим, — уверенно покачал головой Стас, продолжая вертеть в пальцах незажженную сигарету. — Не обижайся, но… ты не станешь заниматься делами Ордена. Для тебя это игра. Безусловно, интересная и познавательная, но не более. После универа у тебя тоже будут уважительные и серьезные поводы не принимать участия в нашей работе.