— Идём, надо поговорить, — Вир взял очки со стола и указал ей на дверь.

Ката, крепко обхватив себя руками, вышла. Уже у выхода она бросила взгляд на стол, где по-прежнему лежал револьвер, такой же как тот, который подарил Вир.

Она в одном доме с двумя лисами, но битву выиграть всё равно надо — и ещё один секрет у неё оставался.

— Не забудь потом со мной поговорить, — бросил В-Бреймон с угрозой.

— Обязательно, — процедил сквозь зубы Вир.

Он провёл Кату по коридору и открыл последнюю дверь, которая вела в маленькую спальню, заваленную книгами. Хотя слово «заваленная» не подходило комнате. Книги стояли на полу, на шкафах, на кровати ровными стопками одинакового размера.

Вир убрал их со стула, предлагая сесть. Девушка осталась стоять — знала, что если уже сядет, снова посмотрит на Вира снизу вверх, и вся решимость тут же пройдет.

— Ката, так зачем ты здесь?

— Я хочу покоя, правда. У Рейна нет плана, и он делает только хуже, а я устала бояться. С тобой всегда было спокойно, что бы не происходило, мне это нужно.

— Но ты потянулась к револьверу.

— Потому что Ригард был так близко! Я его не знаю, я не могу подпускать, это страшно! — «Одна битва». Ката сделала шаг к Виру. — Я слишком хорошо всё помню. Всего одним рукам я могу позволить коснуться.

Она первой дотронулась до Вира — сначала кончиками пальцев до груди, затем положила всю ладонь. Мужчина вздрогнул и впервые показал на лице растерянность.

— Ката… — начал он и не договорил.

— С тобой спокойно, мне это нужно, — повторила девушка.

Вир осторожно коснулся её талии. Ката робко улыбнулась. Вторую руку он положил ей на затылок и медленно, словно боясь напугать, прижал к себе. На секунду они встретились губами, и Вир, сжав Кату уже сильнее, потянул на кровать.

Они упали на неё, и муэчина стал шарить руками, сбрасывая книги. Он, всегда требующий порядка и строго следующий ему, так безжалостно кидал свои любимые книги, освобождая место для их тел.

Ката не сдержала дрожь — а мог ли покой на самом деле быть здесь, таким? Мог ли Вир измениться?

Он сорвал с неё плащ и отбросил в сторону, прижался губами к шее, дошёл до ключицы и двинулся назад.

— Ката, — прошептал Витторио.

Девушка дёрнулась — там, в плаще, крепясь к внутренней подкладке, остался нож. Единственное, что могло прекратить эти прикосновения и закончить череду предательств.

Южанка сжала бедра Вира коленями, оттолкнулась спиной и прижала его к кровати, садясь сверху. Девушка опустилась к нему — между лицами оставалось не больше сантиметра, — и одной рукой ласково дотронулась до заросшей щеки.

Столько раз она представляла, как касается её, но всегда думала, что щетина у него колючая и жесткая, а та оказалась мягкой и приятной на ощупь. И на секунду до безумия, до исступления захотелось задержать пальцы одной руки — на щеке, а другой обвить шею.

Вместо этого свободной рукой Ката потянулась к полу, пытаясь нащупать плащ. А тот, как предатель, лежал слишком, слишком далеко.

Вир потянул губы вперёд, и она ответила на поцелуй. Сначала тот показался совсем лёгким, будто даже детским, но с каждой секундой становился всё более страстным и жадным. Левой рукой Вир вцепился в волосы Каты, крепко прижимая к себе, а правой начал водить по бедру.

Она уже не могла дотянуться до плаща, никак. А Вир всё касался её, касался, и наваждение уже спало — осталось желание убрать с себя чужие ладони как можно скорее.

Ката потянулась в сторону, нащупала края подушки, затем резко оторвалась от Вира и, перехватив её двумя руками, прижала к лицу мужчины.

Это было единственное прикосновение, которого он заслуживал.

Вир дёрнулся, и девушка навалилась на него всем телом, но тот сильным движением сбросил её и ударил по щеке. Голова мотнулась, как у болванчика.

— Так, значит? — прошипел он. — Я поверил тебе!

«Мы тоже», — пронеслась мысль, но произнести вслух Ката не смогла. Она видела разъярённые, жаждущие глаза Вира и, словно кролик перед удавом, не могла ни сказать, ни шевельнуться.

Вир подтянул её к себе, больно ухватив за бедра, и тогда девушка закричала.

— Что, передумала? — ещё более яростно прошипел он.

Ката попыталась оттолкнуть Вира, но его стройное, гибкое тело оказалось до безумия сильным, он крепко прижимал её к кровати, одной рукой надавливая на запястья, а другой шаря по телу вниз, вверх, влево, вправо — с каждым сантиметром всё больнее и больнее.

Перед глазами появился образ мужчины в красивом тёмно-синем костюме, который, увидев Кату, просто улыбнулся, предложил отдохнуть, а сам взялся за книгу. Наверное, того мужчины на самом деле никогда не существовало. Она выдумала его, как выдумывала себе принца каждая девчонка в борделе, чтобы не сойти с ума, переходя из одних жадных липких рук в другие.

— Нет! — прокричала Ката. — Прошу! Вир!

Он сорвал с неё тёмную блузу, штаны, и руки потянулись вслед за одеждой, но мужчина не дал шелохнуться. На какой-то крошечный сантиметр он отстранился и с безумным взглядом, с горечью в голосе произнёс:

— Я же тебе верил! У меня была только ты!

«А ты — у нас», — сил, чтобы сказать, осталось ещё меньше.

Вир потянулся к ремню на своих брюках. С рук исчезла тяжесть, Ката дёрнулась, пытаясь отползти, но ноги уже не слушались.

Вир схватил её, надавил на плечи и губами прижался к родинке над грудью.

Так делали все, кто был там, в Орно, а ещё в Инции, Эрнодамме и других городах Лёна, куда её отправляли. Все: молодые и старые, худые, толстые, косые, красивые, белые, чёрные, желтокожие. Все, у кого были липкие жадные руки, которые она так долго пыталась забыть.

— Вир… — выдохнула Ката с надеждой, самой безумной надеждой — она же так долго верила ему, в него, так не может…

Вир сделал быстрый резкий рывок, затем двинулся медленно и плавно, как с любимой женщиной, будто ничего до и не было — но лишь на пару секунд.

«Лаар Семиликий», — воззвала Ката, но никто не откликнулся, как никогда не откликался на её сотни и тысячи просьб, каждый день, в течение четырёх лет — и ещё сегодня.

Вир двигался грубо, быстро, хватаясь за волосы, шею, руки, грудь. Ката закрыла глаза, стараясь отгородиться от боли, от этих чужих неприятных прикосновений, от запаха, окружавшего со всех сторон.

Она уже не понимала, кто был над ней — а Вир ли? Воспоминания и явь сплелись в единый тугой комок.

Так же унизительно, как в первый раз, когда чернокожий купец из Нангри заставил опуститься перед ним на колени. Так же больно, как после встречи с губернатором Лёна, отстегавшим плёткой. Так же страшно, как за проступок быть проданной сразу троим. И также обидно, как узнать, что единственный, кого посчитала другом, оплатил ночь, чтобы сделать брату подарок на день рождения.

Вир дёрнулся последний раз, потянул за волосы, заставляя выгнуть спину, и отстранился. Ката отползла от него и вцепилась в простыню.

— Можешь идти, спасибо, — послышался холодный голос Вира.

«Идти», — это простое слово отозвалось болью в каждой клеточке тела. Раньше оно всегда означало свободу — может, всего на пару часов, но всё-таки, а сейчас звучало, как самое страшное в мире проклятье.

Ката на негнущихся ногах встала и проковыляла к одежде, раскиданной по полу. Вир потянулся к тумбе у кровати, что-то взял и бросил. Монеты со звоном ударились о пол, прокатились и упали.

Девушка не сдержала дрожи.

Все эти минуты были в тысячу раз длиннее всех минут на Лёне, а каждое прикосновение — больнее прикосновений. Но и там, и тут не было ничего хуже момента, когда давали деньги — и грязнее его.

Ката потянулась к белью, штанам, блузе, но шнурки и застежки плохо поддавались дрожащим пальцам. Девушка взялась за плащ, нащупывая маленький кинжал, спрятанный в подкладке.

Нет, у неё не было сил. Она — не воин. Она зря вышла на эту битву, и теперь могла только трусливо отползти с поля боя.

С ещё большей дрожью Ката прижала к груди плащ и посмотрела на Вира. Пока она возилась, он уже успел одеться и снова стоял со спокойным лицом, в хорошо сидящем костюме — тот самый «профессор», которого слушали все они, слушали и верили.