«Ты не один», — ехидный голосок как будто принадлежал кому-то другому, точно это говорил Аст, по-прежнему стоявший плечом к плечу.

— Ноториэс чертов! — с чувством воскликнула Адайн.

— Бродяжка сумасшедшая!

— Лучше комплимента я от тебя не слышала.

— А ты никогда не была так прозорлива.

Рейн и Адайн улыбнулись друг другу — наверное, впервые настолько теплой улыбкой.

— Я буду думать, как нам выманить Я-Эльмона и уничтожить пятерку без такого риска, ясно?

— Ясно, ясно, — фыркнула Адайн. — Ничего ты не придумаешь лучше.

— Я не могу позволить тебе так рисковать.

— А себе позволяешь! У нас не меньше поводов для этой революции. Мы задумали её раньше, чем ты.

Адайн поднялась.

— Так что помолчи, ноториэс чертов. Делай своё дело — а я сделаю своё. Это ты береги себя, тебе костры тушить.

— Нет уж, — буркнул Рейн, чувствуя злобу на всё и сразу.

Не хотел он отпускать Адайн. Она предложила неправильный, чертовски неправильный план, а ведь это ему суждено расквитаться с Советом. Это он должен рисковать. Не другие.

А «костры тушить» он не хотел. Ему был нужен хаос, чтобы свергнуть Совет и распустить Народное Собрание. А там пусть другие делают шаг вперёд, те умники, которые громко кричат о свободе и равенстве — вот и пора им подумать, как их достичь.

Рейн встал и аккуратно, словно боялся Адайн, приобнял её. Девушка шумно вздохнула. Пока они так стояли, она произнесла:

— Помнишь, ещё летом, когда мы шли среди полей, я сказала, что в тебе есть огонь, если ты захочешь, сам зажжёшь многих? Так сделай это. И мне не мешай. Только вот кому-то гореть, а кому-то светить.

Рейн держал Адайн в руках, и она казалась до того живой, что становилось страшно — будто мотылёк нарочно подлетал к огню, не боясь опалить крылья. Он чувствовал, что не сможет её уберечь, она просто не позволит удержать себя, и от этого становилось физически больно. Он не мог потерять ещё одного человека.

Отстранившись, девушка бросила:

— Поговори с Эль, — и решительным шагом вышла из комнаты.

Рейн, провожая её тяжёлым взглядом, вспомнил ту бешеную девчонку с яростными глазами, которая выскочила на него из шкафа. Такой она и осталась. Разве что сейчас у этой девчонки волосы были покороче да спину она держала ещё более прямо.

Рейн простоял так с минуту, пялясь в коридор, и с тяжёлым сердцем пошёл по дому, выискивая Эль. Поговорить с ней, значит. Ещё одна безумная, которая что-то задумала — то, что ему явно не понравится.

В последнее время Эль всё реже приходила сюда. То ли боялась, что кто-то увидит её, то ли просто не хотела.

Голосок девушки доносился из приоткрытой двери:

— Они не должны были так говорить! — уверенно воскликнула она.

Анрейк ответил ей:

— Как родители — да, не должны. Но всегда они в первую очередь были инквизиторами.

Щеночек подрос и уже превратился в молодого пса. Он вернулся к семье, как велел Рейн, и, словно опытный интриган, начал рассказывать о том, как инквизиторы бросили его раненого после отказа убить короля. Семья осталась не в восторге от его выбора стороны, но честь велела им выступить против В-Бреймона. Хрупкий мир был достигнут после согласия повысить парня до главного инквизитора. Этот маленький спектакль оказался довольно простым и быстрым, но важным для задуманного на завтра.

Рейн, не касаясь двери, боком протиснулся в комнату и замер напротив Эль и Анрейка, сидящих на подоконнике. Парень воскликнул:

— Рейн, я хотел поговорить с тобой!

— Позже. Иди пока.

Эль явно напряглась. Анрейк помедлил, кивнул и вышел.

Рейн сел на его место на подоконнике — в пустой комнате с обшарпанными стенами совсем не было мебели.

— Что-то ещё случилось? — беспокойно спросила Эль.

— Да, бунт превращается в революцию, если ты не заметила.

Эль ответила сердитым взглядом и упрямо задрала подбородок, как всегда делала перед тем, как он слышал что-то не нравящееся ему.

— Об этом я и хотела поговорить! — девушка закачала ногой вперёд-назад. — Рейн, ты ведь знаешь, что недостаточно убить членов Совета и распустить Народное Собрание. Оставшиеся не дадут прийти новой власти.

— Ну, — поторопил Рейн.

— В Ре-Эсте зреет заговор. Несколько великих и благородных родов объединились, чтобы свергнуть Совет, пока тот слаб.

Черт возьми! Хотелось грязно выругаться. Не стоило ждать, что эта кучка киров собиралась прийти к власти, чтобы сделать Кирию лучше — очередные ублюдки, которые буду врать и отбирать. А значит, новые враги, ещё больше жертв.

Эль добавила тихо, совсем шепотом:

— И я должна убить их.

— Что ты должна?

Рейн выпучил глаза. Наверное, ему послышалось.

— Убить их, — так же тихо ответила девушка, затем заговорила уже увереннее. — Ты ведь понимаешь, что народу не передадут власть. Это будет ещё одна версия Совета.

— Подожди, откуда ты знаешь?

— Мы участвуем в заговоре.

— Чего? — Рейн отшатнулся от Эль

Девушка начала торопливо оправдываться:

— Мы влились в общество, как ты и просил, только некоторые всё равно знали, кто мы на самом деле. Что Дар — сын У-Дрисана и хочет мстить, что я тоже настрадалась от отца. А оба они — в Совете. Этот заговор зрел с самых первых дней волнений. К нам с визитом пришёл кир Е-Мон, из судей, начал расспрашивать о прошлом, о замыслах, потом осторожно поделился «слухами», которые ходят в обществе. Весь этот визит казался таким странным, и было видно, Е-Мон что-то замышляет. Мы сделали вид, что эти слухи нам нравятся, и тогда он рассказал, что происходит. Мне ничего не оставалось, кроме как поддержать его, ведь это угроза для нас.

— Почему ты раньше не сказала?!

— Нас не сразу посвятили в детали. Я ждала, когда узнаю больше. И, — девушка скромно отвела взгляд. — я размышляла, как мне остановить заговор. Я смогу это сделать!

Рейн провёл рукой по лицу и резко выдохнул. Во имя Яра! Почему сегодня все сошли с ума? Или они всегда были такими? Убьёт она. Ага. Этот милый котёнок решил вспомнить про коготки, да забыл, что ещё даже мяукать толком не научился.

— Ну давай, — Рейн ухмыльнулся. — расскажи мне, что ты там задумала.

Девушка повернулась к нему лицом, и на секунду они коснулись друг друга коленками. Эль сразу отодвинулась к стене, помолчала, а затем, яростно, с нажимом, рассказала. И это был ещё один неправильный, чертовски неправильный план.

— Ты сдурела? — Рейн уже не сдерживал ярости. — Просто убить толпу народу, серьёзно? Как ты до этого додумалась?

Он ожидал, что Эль вот-вот опустит глаза, что руки у неё дрогнут, но она выдержала его взгляд и ответила неожиданно спокойным голосом

— А скольких убил ты, Рейн? И разве не продолжаешь убивать? Ты говорил, что не будешь жалеть приспешников Совета, но что изменилось сейчас? Или ты жалеешь меня?

— Эль, ты слышишь себя?

— А ты меня, Рейн? Когда ты слушал других по-настоящему? Не делая своих выводов, а пытаясь встать на место говорящего? Я почти двадцать лет считала себя дочерью главы Церкви, и я знаю высшее общество лучше, гораздо лучше тебя. Там люди продаются, как товар, а за наживу каждый готов перегрызть глотку другому. И если это самое общество замыслило заговор, я пойду на всё, чтобы остановить его!

Рейн представил клеймо ноториэса на милом личике Эль, как волнистые линии переплетаются подобно змеям и тянутся от скулы до подбородка. Нет, она не пойдёт на это. Заговорщиков нужно остановить, но не ей.

Эль всё не сдавалась:

— Рейн! Мне всегда рисовали мир чёрно-белым. Яр — хороший, Аш — плохой. Слушать демона — однозначный грех, терпеть — всегда добродетель. В Таре — только плохие люди, в Ре-Эсте — хорошие. Церковь — права, все остальные — нет. Но ведь мир не такой. Вспомни, как выглядит палитра, когда что-то рисуешь. Чистых оттенков сложно добиться, всегда получаются полутона.

Рейн молчал. Конечно, Эль была права, он знал это и не собирался спорить. Мир на самом деле серый, такой же как сам Рейн: то ли о лучшем будущем мечтает, то ли о мести, то ли защищает, то ли убивает — чёрное мешалось с белым и проявлялось по-разному, в зависимости от смотрящего.