Яська опасливо измерила взглядом расстояние между скалами, слишком тесно, но внизу в самом деле странная россыпь камней, а дальше… Сердце остановилось, она вскрикнула:

– Скулан!.. Скулан, они там, это же Черныш… Быстрее, быстрее!

Скулан зашел в ущелье, понесся между каменными стенами, почти касаясь крыльями, начал быстро снижаться. Яську затошнило от быстро мелькающих каменных стен. Дракон заскрипел, она чувствовала, как он набрал в грудь воздуха и напряг все мышцы, уперся в незримую преграду, снизу больно ударило, затрясло, быстро мелькающие стены стали видны, замерли.

Она торопливо слезла с бурно вздымающегося бока. Огромная черная туша лежала, распластавшись, как поняла тотчас же, Черныш перед ударом не сумел сжаться в ком, а Иггельд лежал на россыпи мелких камней, Яська издали увидела лужу крови и массу сырого мяса в месте груди и живота брата. Все это слабо шевелилось, дергалось, она остановилась, ухватилась за рот, почудилось, что кишки вывалились наружу. Ноги ослабели, но заставила себя двигаться, идти. Прямо перед Иггельдом застыла массивная, залитая кровью голова Черныша, глаза дракона закрыты.

– Иггельд… – простонала Яська.

Слезы брызнули из глаз. Красное мясо на груди Иггельда дернулось, она сделала еще пару шагов и поняла, что это огромный язык Черныша, он зализывал раны любимому родителю, а потом вообще накрыл его грудь языком, спасая от лютого холода.

Она подбежала, колени подломились, упала перед братом. Лицо Иггельда бледное, свежая кровь на губах, страшно рассечена скула, волосы в слипшейся и уже замерзшей крови. Он застонал под ее пальцами, веки медленно приподнялись. В глазах было безумие, Яська заплакала:

– Живой!.. Все равно живой!..

С посиневших от холода губ сорвалось:

– Где… она…

– Живой, – повторила Яська. – Брат мой, единственный… только ты у меня остался!.. Не умирай…

Иггельд попробовал приподнять голову, лицо дико исказилось, смертельная бледность залила лоб и щеки.

– Что… с Чернышом?

– Умирает, – ответила она, плача. – Его уже не спасти. Но он спас тебя.

– Черныш, – прошептал он. – Что у меня за жизнь… одни потери. Сперва Ратша, потом Артанка, теперь – Черныш… Три беды в один день…

Она помогла приподняться, сесть. Черныш приподнял тяжелые веки, там боль, нашел силы слабо лизнуть руку хозяина. В любящих глазах Иггельд увидел просьбу о прощении, что расстается, что не сможет больше летать, носить его, любимого родителя, над облаками, над горами и всем миром. Даже Яська, знающая драконов меньше, поняла, что Черныш мог бы перед ударом скрутиться в ком, его ударило бы плечом, где самые могучие пласты мышц, к тому же покрытые костяными плитами доспехов, перевернуло бы через голову и покатило, ударяя о камни и расщепляя их на щебенку своей тяжестью, он остался бы не только жив, но и почти цел, у драконов это в крови, еще их предки научились, иначе бы вывелись начисто, слишком часто приходилось вот так срываться в пропасти, но Черныш нарочито падал плашмя, из последних сил цепляясь за стены растопыренными крыльями, лапами, возможно, даже пастью, вот какая изуродованная, с выбитыми зубами, так как все время помнил о любимом родителе на загривке, старался смягчить – чтобы спасти, уберечь, даже ценой жизни…

Слезы жгли глаза, Яська всхлипывала, лицо Иггельда мучительно кривилось. Запруды в глазах прорвались, слезы хлынули двумя ручьями. Он заплакал мучительно и неумело, упал на голову Черныша и обхватил руками.

– Черныш, не умирай!.. Не умирай, прошу тебя!.. Не умирай…

Все тело содрогалось, он чувствовал такую горечь, что страстно, до крика, захотелось умереть. Это же расстается с жизнью Черныш, которого принес за пазухой, который доверчиво бегал за ним по пещере, а спать забирался ему на грудь, грея замерзшие лапки. Это же его Черныш, которому чистил уши, а он сам научился ловить рыбу и с торжеством приволакивал ему крупную форель, гордый, что и он приносит пользу…

Легкая ладонь опустилась на плечо. Яська, сама бледная и зареванная, смотрела с глубоким сочувствием. Нос покраснел и распух, вспухли и покраснели веки, на щеках блестели мокрые дорожки.

– Пойдем, – сказала она умоляюще. – Пойдем, не терзай себя.

Иггельд дал себя оторвать от неподвижного тела, сделал два шага прочь, оглянулся и с громким плачем ринулся обратно, обхватил обеими руками массивную разбитую голову:

– Он… он не дышит!!!

Яська заревела громче, упала рядом, обняв одной рукой брата, другой – голову дракона. Плакали долго, истощились, застыли надолго, потом за спиной раздался тоскливый рев. Камешки затрещали под толстыми тяжелыми лапами, в затылки пахнуло горячее дыхание. Слышно было, как Скулан сопит, обнюхивая погибшего.

– Пойдем, – сказала Яська наконец. Она с силой отодрала Иггельда от головы дракона. – Надо возвращаться…

Скулан облизывал Черныша, искра жизни в том еще тлела, драконы умирают трудно, Скулан еще не понимал, что друга уже не спасти, облизывал, тормошил, ласково и требовательно поддевал носом. Иггельд снова остановился.

– Я не могу, – прошептал он. – Его… его надо… Соберутся звери, начнут… еще живого… есть. Я не могу…

Плечи затряслись, он согнулся, жалкий, раздавленный, уничтоженный, рыдания вырывались со стонами, вздохами, жалобным разрывающим душу криком.

– Я… я… могу… – прошептала бледная Яська, ее трясло. – Но, брат, ты возненавидишь меня! А вот от тебя он примет… ведь вы братья. Ну, прошу тебя!

Она сняла с пояса и подала ему длинный узкий кинжал. Иггельд ничего не видел из-за слез, почти на ощупь вернулся к Чернышу. Рукоять выскальзывала из пальцев, дважды нагибался и подбирал по дороге. Черныш в последнем усилии приподнял веко. Зрачок медленно заволакивало, Иггельд увидел и почти ощутил жуткую боль, что терзает искалеченное тело, всхлипнул, вытащил клинок. Ему почудилось, что во взгляде Черныша мелькнула благодарность. В последнем усилии огромный язык чуть шелохнулся, сумел коснуться его пальцев.

– Иггельд, – услышал он за спиной жалобный вскрик. – Ты дал ему жизнь… он просит ее принять в те же руки!..

– Я не бог… – прошептал он.

– Для него ты больше!

Он приставил острие чуть ниже ушной раковины, среди плотных пластин крохотная щелочка, как раз для такого лезвия, рукоятью упер себе в грудь, заплакал и, обхватив голову дракона обеими руками, с силой потянул на себя. Сквозь свои рыдания услышал слабый треск тонких костей. Он коснулся головы дракона грудью, упал всем телом, его затрясло в рыданиях.

Он все время слышал этот едва слышный, но жуткий треск, хотя Черныш не двигался, чистая и верная до последнего вздоха душа улетела на крылышках в драконий рай, и, может быть, когда-то встретятся, для хороших людей и для хороших драконов должен быть общий рай.

Этот жуткий треск не могли заглушить ни рев встречного ветра, когда возвращались на погрустневшем Скулане, ни радостные крики встречающего народа, ни грохот крови в черепе.

И он страшился, что будет слышать его всегда.