Рядом с Иггельдом возник Цвигун. От него пахло кровью и жестокостью. Всмотревшись, сказал с кровожадным весельем:

– Бруна режут!

– Похоже, – обронил Иггельд. Добавил: – По крайней мере, начали…

– Надеюсь, те хорошо защищаются.

– Что, патриотизм проснулся?

– Нет, – ответил Цвигун хищно. – Хочу, чтобы перерезали друг друга. До последнего!

– А последнего мы прибьем?

Цвигун отмахнулся.

– Пусть он сам голову разобьет от горя. Знаешь, я все-таки не ожидал, что все пройдет так гладко.

– Я тоже не ожидал, – признался Иггельд. – Похоже, мы все-таки переоцениваем артан. Нет в них той железности, что мы им приписываем. Чуется мне, начинается некий перелом…

– Да, – сказал Цвигун с воодушевлением, – теперь им нас не взять! Разве что измором.

Иггельд подумал, сказал осторожно:

– Измором тоже не взять.

– Почему? – спросил Цвигун в радостном ожидании.

– Вся Куявия уже знает, что целая армия всепобеждающих артан не может взять крохотную крепость.

Цвигун встрепенулся, в глазах вспыхнула радость.

– Это ты разнес весть?

Иггельд помотал головой.

– Я только начал. Все, кто на драконах, рассказывают новости там, на складах.

До утра из артанского лагеря неслись крики, звон железа, полыхал огонь. На войско князя Бруна обрушились со всей яростью, те оказали отчаянное сопротивление, но перебили почти всех, не слушали никаких криков о пощаде, те, что за стеной, сражаются открыто, а эти предательски ударили в спину…

Лишь от последних израненных куявов узнали, что и не слыхали ни о каком нападении, все спали мирно, артане сами напали на них, на спящих, половину перебили раньше, чем куявы схватились за оружие и начали защищаться… Аснерд от стыда и отчаяния рвал волосы, ему страшились попадаться под руку, он метался разъяренный, искал виновных и не находил. От вспомогательного войска Бруна осталось только трое раненых, что затаились среди мертвых. Самого Бруна искромсали так, что едва распознали труп. Артан погибло много, очень много. Гибли и здесь, в лагере куявов, но еще больше зарезано холодно и безжалостно в отрядах, что расположились ближе всех к проклятой Стене Иггельда, так ее стали называть вскоре.

На расстеленном плаще принесли еще живого Волина. Аснерд ахнул, зарычал, а когда увидел страшную рану, вскрывшую старому соратнику грудь и живот, закричал таким страшным голосом, что по ту сторону стены куявы повскакивали с постелей и, дрожа, смотрели на север.

– Кто это?.. Волин, кто это сделал?.. Я убью… Нет, я из него буду жилы тянуть…

Волин, бледный как смерть, крови в нем почти уже не осталось, прошептал светлыми бескровными губами:

– Аснерд, надо уходить…

– Что? Волин, что ты говоришь?

– Надо уходить, – прошептал Волин. – Иначе погибнут все… Он убил меня… убьет и тебя…

Он затих, артане опустили головы. Герои не умирают, не сказав последних слов мудрости, они уже видят тот небесный мир, где зрят будущее, но еще могут общаться здесь, на то они и герои. Их последние слова – всегда истина, всегда откровение. Волин сказал, что надо уходить. Иначе погибнут все, погибнет и сам непобедимый Аснерд.

Аснерд стоял у тела старого друга, с которым прошли столько дорог и троп, дрались спина к спине во множестве схваток, сражений, битв, выходили невредимыми из Зачарованных Лесов, поднимали сокровища древних магов из Багровой Щели, вдвоем разнесли войско славов на перекрестке Темных Дорог…

– Волин, – проговорил он тихо, – когда мы с тобой отступали?.. Даже знали, что погибнем, но ведь шли? И гибель нам предсказывали много раз… А мы назло всем жили и побеждали. А кости тех, кто пророчил нам, уже истлели. Убьет ли меня Иггельд?.. Может быть, может быть… хотя не представляю себе человека, что сумеет меня одолеть, но… когда мы отступали?

Он повернулся к молчаливым соратникам. Они стояли, понурив головы. Многие забрызганы кровью, но этими пятнами стыдно гордиться – резали сонных союзников, стыд какой…

– Сжечь его тело здесь, – велел он. – И пепел захоронить тоже здесь. Нет, это дома мы пепел рассыпаем по степи, а здесь – нет. И поставить большой камень на его могиле. Пусть знают потомки, что артане добрались даже сюда. Здесь камни политы артанской кровью… Здесь мы дрались и умирали, чтобы очистить мир от грязи, лжи, предательства и всего того, что внесли в мир, созданный Творцом, грязные и темные создания, отвергнувшие Творца!

Он бросил короткий взгляд, полный ярости, в сторону стены, верх которой усеяли, как черные неопрятные вороны, жители Долины. С трудом удержался от желания погрозить кулаком – нелепый и недостойный настоящего мужчины жест, – прорычал глухим голосом:

– Мы отомстим!.. Клянусь над твоим телом, Волин, мы пробьем эту проклятую стену!.. Мы ворвемся в проклятую Долину!.. Мы убьем драконов!

Он резко отвернулся, кивнул Щецину, тот подошел с непривычной для него суетливостью, вместе пошли через лагерь, заново осматривая место боя, оценивая урон. Щецин повторял за спиной Аснерда причитающим, совсем не артанским голосом:

– Волин… Волин!.. Аснерд, это же Волин…

Аснерд громыхнул:

– Я знаю, вы с ним прошли столько войн и всегда были непобедимы в паре… Но я тоже друг Волина. И мне горько, как и тебе. Больно и горько. Крепись… Мы должны все перенести. Перемочь и победить!

Щецин прошептал потрясенно:

– Как они… решились? Я в это не поверю! Это колдовство! Это подлое колдовство!

Аснерд ступал медленно, осторожно, везде темно-красные лужи, артанская кровь пламенеет на всех камнях, не впитывается, а мелкие трещины в сплошной каменной плите уже заполнились, покрываются коричневой корочкой. Убитые по большей части с искаженными ужасом лицами, тем самым ужасом, что возникает в момент, когда острая сталь рассекает горло, пробивает череп или крушит шейные позвонки. Некоторые убиты коротким и точным ударом узкого ножа в глазницу, эти не успели даже испугаться, лежат со спокойными лицами, жутко смотреть, когда из глазниц все еще сочится алая жижа.

– Что там за люди? – вопрошал Щецин. – Аснерд, ты с ними общался!

Аснерд вспомнил чистое светлое лицо Иггельда, пробормотал с горечью:

– Птенчик вспомнил, что он птенчик орла.

– А мог бы и не вспомнить, – сказал Белозерц. – Возился бы со своими ящерицами… Это мы заставили в нем проснуться орла, да?

– Да, – ответил Аснерд. Голос его стал тверже. – Да, теперь это орел. Но и мы не жирные гуси. Посмотрим, что сможет орел против артанского льва!

Он говорил нарочито бодро, но в животе холодная тяжесть. Сотни артан полегли глупо и позорно. Вдобавок по всей Куявии станет известно, что артане напали на лагерь союзников и всех перебили. И хотя он примет все меры, чтобы это не вышло из лагеря, но все равно станет известно, знает по горькому опыту, что хорошую весть надо тянуть, как каменную глыбу, а дурная летит сама даже навстречу ветру.

Самое страшное – катапульта сгорела целиком и полностью. Когда ее бросились гасить, там уже оставалась пара головешек да щедрая россыпь горячих углей, на которых можно испечь быка. Последняя катапульта! Теперь снова просить Придона, чтобы прислал еще. И еще. Придон пришлет, ничего не скажет, сам понимает, какой позор переживает он, Аснерд, великий военачальник и опытнейший воин. Но от этого не легче, что Придон понимает.

За ними двумя пристроились Фриз и Улан, молодые, но опытные военачальники. Оба шли на пару шагов позади, Аснерд чувствовал их вопрошающие взгляды.

– Наши воины угнетены, – донесся унылый голос, Аснерд узнал Фриза. – Ничего на свете не страшимся, но колдунов побаиваемся… Потому и всюду истребляем! Сейчас же в стане только и разговоров, что о колдунах. Вроде бы заполнили незримо всю Долину, портят оружие, насылают слабость…

Улан фыркнул:

– Еще бы не слабость! Протрясешься ночь в полусне, кровь стынет от холода, утром едва разгибаешь застывшую спину. Я сплю в шатре, все равно меня трясет… А жечь костры на всех – дров не хватит. Здесь и так уже вырубили и сожгли все, даже кустики.