На другой день она после обеда латала мужскую одежду вместе с остальными женщинами, когда хлопнула входная дверь, женщины перестали шушукаться, смех оборвался, и над всеми словно повеяло холодом. Блестка подняла голову.

В их сторону от двери шла та самая женщина, которую Оследнюк назвал Иргильдой, женой тцара и мачехой Итании, из-за которой и разгорелась жестокая война. Она шла не к ним, как сразу поняла Блестка, а просто в их сторону, в трех шагах лестница, ведущая в верхние покои, где сейчас совещаются мужчины, все женщины притихли, как робкие мыши при виде огромного кота, что даже боятся смотреть в его сторону и трусливо молятся своему мышиному богу, чтобы кот их не заметил, прошел мимо, он же большой и сильный, что им наши мелкие мышиные души…

Блестка вскинула голову и с любопытством разглядывала грозную женщину, о которой уже наслушалась столько гадостей. Иргильда двигалась величественно, никого не замечая вокруг, взгляд устремлен поверх голов, статная и все еще красивая, все-таки тцарица, затем ее взгляд опустился и встретился со взглядом Блестки.

Она сделала еще пару шагов, женщины совсем замерли и опустили головы. Иргильда остановилась, ее холодные глаза без всякого выражения бесцеремонно осмотрели Блестку, остановили взгляд на тяжелых оковах на ее руках и ногах, снова осмотрели ее со странным выражением в жестоких холодных глазах.

– Пленная, – произнесла она с некоторым удивлением в голосе. – Пленная артанка!

Сзади придвинулся один из беров, Блестка видела его раньше, сказал угодливо:

– Рабыня!.. Ее захватили в самой Артании!

Иргильда произнесла брезгливо:

– Какая же она рабыня? Рабыни не носят таких оков… Скажи, женщина, ты – рабыня?

Бер крикнул строго:

– Встань, рабыня, когда с тобой разговаривают!

Блестка, сидя, выпрямилась, ответила с веселой яростью:

– Все верно, я – пленная!.. И когда сюда придут артане, а они придут, то всех вас развесим на корм воронам! А с тебя, жирная свинья, я своими руками сдеру шкуру… с живого.

Бер отшатнулся, отступил и едва не упал, наткнувшись на скамью. Кто-то сдержанно засмеялся. Иргильда не шелохнулась, взгляд оставался все таким же, и даже голос не изменился, когда произнесла холодно и размеренно:

– Носи оковы. Носи с гордостью. Не снимай… и не давай их снимать. Другие же не снимают?

Она шагнула дальше, уже забыв о пленнице, взгляд устремлен вдаль, только из-под накидки выскользнула белая холеная рука, поправила безукоризненные волосы в затейливой высокой прическе, тяжелые золотые браслеты мягко звякнули и соскользнули к локтю, обнажая тонкое изящное запястье.

Она ушла вверх по лестнице, женщины возбужденно зашушукались, задвигались, только Блестка сидела, замерев, сердце отчаянно застучало. Мужчинам не понять, зачем женщина без всякой нужды поправляет прическу, а эти швеи слишком напуганы и возбуждены, чтобы заметить бесцельность жеста, когда нет мужчин, которым демонстрируют либо изящество рук, либо высокую грудь, что приподнимается с этим движением, либо поворот головы в более выгодную сторону. Значит, она проделала это нарочито для нее, Блестки.

Перед глазами возникла статная фигура, гордый взгляд, золотые браслеты на руке. Тяжелые, массивные. Почти такие же, как ее оковы. Наверняка у Иргильды есть и ножные браслеты. Как и у нее – оковы. А как она обронила: «…другие же не снимают?»

И почему, мелькнула мысль, она сказала, чтобы я не снимала браслеты… и не давала их снимать?

Чуть ли не с каждым днем в Долине становилось все теснее. Гости прибывали по одному, по двое, иногда даже целыми отрядами. Они называли себя гостями, но это беглецы, что ухитрялись добраться до этой высокогорной долины. Город Драконов переполнен, там нет места даже на площади, люди задыхаются от тесноты. В основном это могучие воины, что еще не потеряли жажды драться с наступающим и победоносным врагом. Пара знатных вельмож сумела отослать сюда свои семьи, а сами, как услышала Блестка с удивлением, со своими малыми отрядами ушли навстречу врагу с решимостью пасть или победить.

Сегодня узнала с утра: в Долину добрались знатные вельможи. Слуги ходили мрачные, среди вельмож оказались двое высокопоставленных военачальников, что вели основное тцарское войско. Если они оказались всего лишь с малой группкой людей, то о судьбе войска можно не спрашивать.

А еще через два дня Блестка подслушала разговоры насмерть перепуганных слуг, что наступающие войска артан поднялись в горы. Страшные артане сумели разрушить башни чародеев и уничтожили питомник драконов. Нападение на Город Драконов было таким по-артански стремительным, что почти никому не удалось спастись. Драконы истреблены все, постройки сожжены. Равнинная часть Куявии захвачена вся, остались только мелкие очаги сопротивления, куда артане еще не посылали войска, да еще эта высокогорная Долина, куда артанской коннице подняться невозможно.

Все, как видела Блестка, потрясены, угнетены, поражены ужасом. Город Драконов, что загораживал артанам дорогу к их Долине, выглядел несокрушимым. Уже не говоря о том, что его защищали сразу две башни чародеев. Но артане смели все препятствия с такой легкостью, как скачущий конь разметывает муравьиные кучи.

За столом в доме Иггельда мужчины теперь не собирались, а встречались ненадолго, когда забегали ухватить кусок хлеба, тут же исчезали. Блестка слышала, как ошалелый Ратша столкнулся в дверях с Шварном, ухватил его за грудь, прорычал:

– Хоть ты можешь сказать, как они сумели захватить Город Драконов?

– Откуда? – огрызнулся Шварн.

– Ты же в тот день летал там!

– Я там пролетел утром, – сказал Шварн обозленно. – Артане еще не подошли даже близко… А на другой день артане уже резали драконов и сбрасывали в котлован трупы смотрителей.

Он умолк, посмотрел на Блестку со смесью симпатии и недоброжелательства. Блестка пожала плечами.

– Я была в том городе… Укреплен получше, чем ваша Долина… Иггельда.

Шварн кивнул, буркнул с неохотой:

– Тогда ты знаешь, что это был за Город. Главный и единственный, если не считать нашу Долину, где еще в мире оставались драконы. Где их разводили, учили…

Она спросила с самым невинным видом:

– А почему эту Долину не считать? Тут тоже драконы! Везде ходят, в дома заглядывают… Я вчера выносила какому-то вчерашний суп. Чуть с кастрюлей не проглотил!

Шварн взглянул на Ратшу, тот сказал почти по-доброму:

– Отважная ты. Мало кто из женщин осмелился бы. Но и здесь драконы уже перестают ходить свободно, как раньше. Приезжие пугаются, требуют запретить, заковать, держать в котлованах… А где у нас котлованы?.. Приходится в пещерах. Этот твой вчерашний как-то чудом сумел выбраться, но сегодня и там перекроют дыру.

– Жаль, – сказала Блестка искренне.

Шварн вздохнул, в глазах появилось некое подобие симпатии.

– А какой он был?

– Красивый, – ответила Блестка. – Совсем молодой, а на макушке такой смешной хохолок…

– Хохлан, – сказал Шварн немедленно. – Мы его так и зовем. Единственный, у которого такой хохолок. Да, он еще мал, пролезает в такие дырки…

Он вздохнул, в глазах потеплело, Блестка ощутила, что в его глазах она теперь тоже как бы дракозница.

Прибывших гостей поселили в доме Иггельда, все остальные дома уже заняты. Гости полдня отогревались, пили, слуги сбивались с ног, выкатывая из подвалов бочки с вином, из подвалов спешно таскали окорока, ветчину, тяжелые круги желтого, как мед, сыра. За последние недели все свободные помещения заполнены, но сейчас прибыли очень знатные люди. По слухам, кого-то выселяли, а других уплотняли, чтобы для вновь прибывших освободить комнаты.

Слуги заново чистили помещения, таскали туда мебель, а гости отдыхали за накрытым столом, поглощая в неимоверных количествах мясо, хлеб, сыр, запивая ручьями вина. Блестка видела крупных широких мужчин, трое-четверо выглядели опытными воинами, лица в шрамах, движения быстрые и точные, без величавой неторопливости тцаредворцев, которых она вычленила сразу. Один из них, особенно неприятный, сразу вперил в нее холодные рыбьи глаза. На Блестку повеяло нехорошим предчувствием.