Голова Иггельда закружилась, он ощутил холод и страх, будто только что летел на драконе над вершинами гор и вдруг дракон под ним исчез.

– Но что с Придоном? – напомнил он.

Глаза мага, красные, с набрякшими веками, смотрели устало, скорбно, но в них горел и не погасал крохотный огонек, даже не огонек, а слабые искорки.

– Придон сильнее всех, – сказал он кратко. – Мы не смогли бы его одолеть. Даже без меча Хорса в его руке!..

– Не понимаю, – проговорил Иггельд. – А зачем же ему еще и меч? Кто поведет людей на верную смерть?

Барвник поднял голову, в лице проступила непривычная твердость.

– Не знаю, но вести надо.

– Они погибнут!

– Не все, – ответил Барвник.

– А что… Придон?

Барвник помолчал, лицо задергалось, ответил хриплым голосом:

– Все равно надо идти. Вести войска. Захватить… то есть освободить Куябу. Надо ворваться во дворец и скрестить оружие с самим Придоном! Да, бессмертным и неуязвимым. Иггельд, мы пошли на огромный риск, принеся в жертву Дуная, Тулея, отдав ему Итанию… Теперь надо сделать все, чтобы эти жертвы не были напрасными! Все наши расчеты… нет, какие там расчеты!.. все расчеты врут, но вся наша мудрость, весь наш опыт и все наше знание людей и того тайного, что толкает их на поступки, говорят…

Он запнулся, Иггельд сказал быстро:

– Что говорят? Отвечай!

– Что мы победим, – почти прошептал Барвник. – Боги дают победу только тем, кто умеет жертвовать. Нет, не так, как ты подумал. Истекающих кровью баранов на алтарь – это для простолюдинов! Иначе они не поймут. Простолюдины не поймут. Как, впрочем, и бараны… Для них это и есть жертва богу – простая и понятная. Скотом, птицей, зерном… Но мы, настоящие, жертвуем более высоким. Понимаешь? Вот сейчас мы и пожертвовали… И жертва наша столь велика, что я не знаю, не перевесит ли это на небесных весах бессмертие Придона и его нечеловеческую мощь? Иггельд, в нашем мире недостаточно быть сильным! Недостаточно быть очень-очень сильным. Надо быть достаточно сильным, чтобы не позволить себе стать сильным сверх меры… Вся наша надежда на то, что Придон этот соблазн побороть не сумел…

Иггельда охватил ледяной озноб.

– Так вы, – вскрикнул он, – даже не знаете?

– Мы надеемся на это, – ответил Барвник измученным голосом. – Я просто тебе ответил, что мы, куявы, тоже умеем рисковать! И рискуем, когда уж рискуем… большим, чем артане.

Голос упал до шепота. Шварн подхватил Барвника под мышки, ноги мага подкашивались, Шварн торопливо повел, почти понес в сторону дома Иггельда. И снова почудилось, что Шварн чего-то недоговаривает, отводит взгляд.

Малыш лежал, распластанный как жаба. Глаза с любовью и преданностью следили за человеком. Хвост со скрипом двигался из стороны в сторону. На камне оставались царапины, похожие на рисунки горбатых мостиков.

– Летим обратно, – сообщил Иггельд. – Там и перекусим… если отыщем.

Малыш ликующе взвизгнул. Иггельд взобрался на загривок, Малыш поскорее прыгнул в небо, пока папа не передумал, расправил крылья и залопотал ими по воздуху часто-часто, как утка. Иггельд еще раз внимательно всмотрелся с высоты – вроде бы все спокойно, на стене дежурят лучники, артане даже не атакуют, собрались огромной толпой, в центре что-то горит, дым поднимается черный, чадный…

Дракон пошел в сторону Долины, Иггельд постарался думать о том, что ждет впереди, неприятное чувство неясной потери засело занозой в груди.

Антланец вышел навстречу, едва Малыш опустился в сторонке от главного дома. Огромный, массивный, он выглядел выше ростом и помолодевшим: сбрил бороду, подрезал волосы, перевязал на артанский манер кожаным ремешком. Во дворе обучались на чурбанах молодые воины. Иггельд кивнул в их сторону с надеждой:

– Неужели готовишь к боям?

– А ты думал?

Он обнял широко и радостно, Иггельд задержал дыхание, кости затрещали, даже в глазах потемнело. Антланец что-то говорил весело, а когда к Иггельду вернулись слух и речь, он услышал довольное:

– …сотню молодых и ловких обеспечу сразу же!.. Вот прямо щас брошу клич, а к вечеру соберутся. А дальше только пустим слух, что непобедимый Иггельд… не красней, не красней!.. непобедимый Иггельд, тот самый, который… словом, Иггельд спускается с гор на равнину, собирает войско под свою светлую… а ну покажь, ладно, просто под свою руку.

Он повел, похлопывая по спине, от чего Иггельд едва удерживался, чтобы не побежать, сохраняя равновесие. Из дома навстречу выскочил народ, все кланялись, смотрели во все глаза, кланялись так низко, что Иггельд усмотрел насмешку, не могут же кланяться так, как будто он незнаемо кто, засмущался, но сделал каменное лицо и пошел прямо, не глядя по сторонам.

Антланец усадил за огромный стол, что начал как по волшебству заполняться блюдами, слуг почти не видно, зато поплыл дразнящий аромат приготовленного в ягодах мяса, птицы.

Иггельд сглотнул слюну и напомнил:

– Малыша покорми, ладно?

– Уже кормят, – успокоил Антланец. – Ты что, всерьез думаешь, что я тебя буду кормить раньше, чем эту смешную зверюшку? Наивный… Ты ешь, ешь, а я пока вслух рассуждать буду, мне так думается легче. Перво-наперво надо сразу заявить, что в нашем войске никаких вольностей! Понял? Никаких. В смысле, как при Тулее, что совсем вожжи распустил, отчего такое непотребство и случилось. Пока воюем, никаких вольностей, это понятно, но и потом вся власть отныне в руках достойного и мудрого человека, которого изберут жрецы по указанию богов. Вся власть – как военная, торговая, так и вся на местах, землях, в вотчинах и удаленных крепостях.

Иггельд усомнился, сказал с набитым ртом:

– Такое не пройдет! У нас не Артания.

Антланец с грохотом опустил двухпудовый кулак на свободный край стола.

– Сейчас, когда мы в такой выгребной яме, что стыдимся друг на друга смотреть, все пройдет! Видят, насколько нужна твердая рука и железный кулак. Куявию ввергли в это самое не артане! Это мы туда страну затащили своими раздорами, распрями, своеволием. А потом… потом будет видно. Возможно, удержать удастся не все, я не такой легковерный, но артане нас кое-чему научили, спасибо им! Отныне власть в Куявии никогда не будет такой никчемной, как при Тулее.

Рано утром Антланец взял всех сыновей, оставив управлять хозяйством дальнего родственника, в самом деле собрал и посадил на коней сотню неплохо вооруженных мужчин и повел их за Иггельдом. Правда, это он так всем говорил, на самом же деле это Иггельд, не имея войска, не имея ничего, кроме меча и дракона, шел с ними, вернее – ехал на прекрасном белом жеребце, но считалось, что ведет их Иггельд, тот самый Иггельд, а они только смотрят ему в рот и бегом выполняют все его мудрые, а как же иначе, пожелания.

Малыша Иггельд хотел отправить домой, но тот так визжал, скулил, припадал брюхом к земле, подлизывался и прикидывался умирающим, что Антланец всерьез рассердился, что обижает ребенка, да пусть идет с ними, ему же интересно, молодой еще… Иггельд скрепя сердце велел парить сверху, опускаться только по знаку или свисту, Антланец, одобрив, добавил:

– Ты же можешь с него видеть за сто верст, где что делается?.. Или не можешь?

– Могу, – буркнул Иггельд.

– Так чего же от такого счастья отказываешься?

– Чтобы народ не пугал…

– Пусть не пугаются, – отрезал Антланец. – В Новой Куявии драконы не будут жить как собаки за высоким забором, да еще в забытой всеми Долине! Пусть везде живут!

Снег все еще лежал на склонах, но к полудню, когда остановились на первый короткий отдых, исчез, оставшись далеко вверху на самом гребне. Мохнатые серые тучи клубились уже под ногами, похожие на неопрятный туман. Сквозь разрывы можно видеть скалистые склоны, отвесные стены, а еще дальше – зеленый клочок земли.

Вечером они двигались вдоль отвесной стены по узенькой тропке, когда камни окрасились пурпуром, словно их залило кровью. Антланец забормотал про знак, что подают боги. Мол, быть артанам в беде и быть великой крови. Иггельд смолчал, знамения всяк толкует по-своему.