– А то…

Он осекся. Это мужчине понятно, что украшений нужно ровно столько, сколько носишь. Но женщины почему-то заводят шкатулки, куда складывают все эти висюльки, кольца, перстни, ожерелья, серьги, мониста, броши, заколки, красивые пряжки и прочую красивую дребедень. А когда шкатулка переполняется – выпрашивают у родителей или мужей еще одну. А потом еще и еще.

Он ополоснул лицо и руки тут же, не отходя далеко от стола, Ратша смотрел с хитрой усмешкой. Иггельд сказал раздраженно:

– Если ты каркаешь, что мы ограбили эту артанку, то ошибаешься! Она… она артанка!

– И что?

– Артанка с головы до ног, – сказал Иггельд настойчиво. – Она артанка и внутри. У нее сердце из камня! Ей бы коня – это другое дело. Да меч такой, чтобы не всякому мужчине поднять! А эти висюльки… да она на такие и не посмотрит!

– Хочешь, – предложил Ратша, – проверим?

– Как? – потребовал Иггельд зло. – Вывалим перед нею и скажем: это у тебя мы все забрали?

На стол торопливо поставили холодное мясо, но от очага уже потекли ароматы вкусной ухи, поджариваемой телятины. Ратша ухватил ломоть мяса побольше, вонзил зубы и пробубнил уже с набитым ртом:

– Да, это я сглупил, признаю… Ну, а если такой вариант: любящий отец, что ведет один из отрядов артан, разграбил пару богатых городов, отобрал то, что, по его мнению, должна носить женщина, и отослал это домой, в свою Артанию под охраной своей же дочери?.. А то, что ей не очень-то хотелось ехать домой, покинуть кровавые забавы, он мудро во внимание не принял. Женщина все-таки должна рожать, а не мечом размахивать…

– Топором, – поправил Иггельд. Он вытирал лицо и руки чистым полотенцем. Молодая служанка Ефросинья стояла рядом, глядя на него с обожанием. Иггельд отдал ей полотенце, не глядя, оглянулся в сторону шьющих женщин и сел за стол. – Если бы даже мечом…

– Что? Ах да, топорами в самом деле владеют так, что диву даюсь… Ты эту артанку еще не видел с топором в руках?

Иггельд содрогнулся всем телом.

– Сплюнь, дурак! Даже не произноси такое вслух. Я боюсь даже представить подобное. Если заполучит топор, ее уже ничто и никто не остановит.

Он тоже брал мясо, но рассеянно, видно было, что мысли не здесь, а если и в этом зале, то не за столом. Ратша подумал, кивнул.

– Ты прав, она из рода героев. Я эту породу за сто верст узнаю.

Он с грохотом опустил на столешницу кулак, из-под стола выметнулась испуганная собака. Нахмурившись, Иггельд проводил ее взглядом. Беспечный и беззаботный Ратша на этот раз, похоже, попал в цель. Он сам только однажды видел захваченные сокровища, но теперь цепкая память услужливо воскресила перед глазами золотые серьги с крупными драгоценными камнями, золотой обруч с огромным рубином на середине лба, всевозможные ожерелья…

И все это лучше всего смотрелось бы на женщине с темными, как лесные озера, глазами.

Рассерженный, он сам не понял, зачем пошел в свои покои. Из окна видно было, что Черныш то ли успел уже повидаться с другими драконами, то ли вовсе не бегал к пещерам, прыжками приближается к его дому, у самой стены встал на задние лапы, огромная голова поднялась на уровень окон второго этажа. Их взгляды встретились, Черныш виновато взвизгнул.

– Свиненок, – сказал Иггельд сердито. – Да все хорошо у меня, хорошо!.. Не тревожься. Иди гуляй.

Он отшатнулся, но кончик длинного языка достал в нос, Черныш счастливо пискнул. Иггельд погладил его по морде, потрогал нос. Черныш задрал морду, чтобы всемогущий папочка почесал под подбородком. Иггельд некоторое время скреб, мысли соскользнули на этаж ниже, где Блестка сидела с двумя женщинами, они что-то оживленно рассказывали, перебивая друг друга, она слушала с вниманием, те ликовали, что артанка снизошла до их щебетанья, торопились, жестикулировали, блестели глазками, сразу видно, что она – высокородная, а они – простушки, и тем оскорбительнее, что она в тяжелых оковах. Но в тяжелых оковах она всюду привлекает внимание, с ними далеко не уйти, а без них ее сегодня уже не будет в Долине…

Его плечи передернулись, как от внезапного порыва холодного ветра. Вообразил, что она ушла, и сразу солнце померкло, Долина опустела, и жизнь показалась пустой и никчемной.

Хлопнула дверь, ему почудилось, что пахнуло свежестью. Навстречу бросилась Яська, обняла, поцеловала, сказала участливо:

– Братец, что с тобой?

– Со мной?.. Лучше скажи, как твои дела. Дракончика себе выбрала?

– Нет, придется побывать в старом Городе. Пока что я обездраконенная, жалобная. А вот у тебя и дракон – лучший в мире, и сам ты – лучший… не скромничай, от тебя в самом деле глаз не оторвать, но что-то печальный, а улыбаешься с таким принуждением, словно тебя бьют. Что стряслось?

Он ответил почти с раздражением:

– Все хорошо. Если хочешь, я помогу тебе выбрать дракончика.

– Да нет, я буду прислушиваться к себе. Как ты, когда выбирал своего Чернышика. Да, ты знаешь, я от вынужденного безделья… не смейся, я в самом деле к женским висюлькам дышу ровно, но вчера, от нечего делать, перебрала все те богатства, что ты захватил вместе с твоей артанкой…

Она сделала многозначительную паузу, а он, как и ожидалось, сразу же возразил:

– Ничего она не моя! Просто знатная пленница. И отпустить не могу, и обмена не получается. Хотел менять на тебя, но тебя отпустили раньше…

– Да ладно, – перебила она, хотя зарубку в памяти для себя сделала: чересчур быстро и горячо возразил, – я о том, что все это от безделья, да, просто от безделья, я перемерила…

Иггельд сказал радостно:

– Правда? Ты из злого чертенка превращаешься в женщину?

Она сделала вид, что обиделась:

– Это я чертенок?

Иггельд сказал успокаивающе:

– Ну ты чего?.. Нравится что – надень, мы посмотрим. Я, правда, не представляю тебя со всеми этими женскими висюльками в ушах, на шее и в носу, но, кто знает, может, так даже лучше?

Она фыркнула, поморщилась, потом сказала совсем другим тоном:

– Знаешь, я бы в самом деле что-то взяла…

– Так возьми, – предложил Иггельд. – В самом деле возьми. Это военная добыча.

Яська покачала головой. Глаза ее стали задумчивыми, она медленно подошла к окну и начала смотреть в сгущающиеся сумерки. Далеко над лиловеющими горами начали разгораться громады оранжевых облаков, превращаться в пурпурные.

– Дело в другом… Странно, из всего богатства, а там оно просто несметное, я там ничего и не подобрала…

– Капризная, – сказал Иггельд осуждающе. – Кто-то с тобой намается! В кого ты такая?

Яська произнесла медленно, подбирая слова:

– Это вы, мужчины, никогда не замечаете, что носят женщины. Я тоже, правду сказать, не замечала. Сам знаешь, сперва бедность, потом борьба за выживание… Но вчера я долго все надевала, смотрелась в зеркало, снимала и надевала другое, снова смотрелась… Иггельд, у нас в Долине появилось много красивых женщин, ты не заметил? Все красавица на красавице – с нежной, как у березок, кожей, с длинными золотыми волосами, синеглазые, ясные, чистые, как утреннее солнышко! Вы с Ратшей, двое толстокожих, не замечали, какие украшения они носят?

– Какие? – спросил он настороженно. Сердце дернулось в ожидании нехороших вестей. Он даже успел подумать, что это он стал вести себя, как всполоханный заяц. – Что с этими украшениями не так?

– Все так, они очень красивые, – повторила Яська задумчиво. В синих, как утреннее небо, глазах появилось мечтательное выражение. – Только нашим женщинам они не совсем…

Он сказал раздраженно:

– Яська, говори яснее! Как с ними не совсем? Не могут нацепить на шею? Подвесить к ушам?

Она покачала головой.

– Иггельд, я тоже больше интересовалась драконами, чем остальным миром! Но сейчас вижу, что ни одной женщине в Долине это не носить, чтобы не сказали, что украденное. Или что она дура, не понимает… А ты понимаешь?

– Нет, – буркнул он. Ощущение близкого поражения стало яснее. – Что-то из ушей висит, на шее еще… в волосах всякое-разное. Ну, с камешками.