По всей Артании была печаль, но женщины ходили с гордыми, хоть и заплаканными лицами. Подростки расспрашивали стариков про Куявию, где растворилась огромная артанская армия, не иначе как хитростью и чародейством, сами мечтали поскорее получить право брать в руки боевые топоры и отомстить за гибель героев.

Она сидела у окна без мыслей, без дум, бесцельно смотрела вдаль. Сердце билось ровно, в груди разрасталась пустота. Не сразу обратила внимание на скачущих ко дворцу всадников, но, судя по их крику, случилось что-то необычное.

Потом увидела, как по широкой улице едут… куявы. Да не простые куявы, а куявские воины: в дорогих доспехах, высокие, крупные, настоящие богатыри, таких отбирают по всей стране. Впереди на белоснежном рослом жеребце слегка покачивается в такт красивый молодой гигант с белокурыми волосами, широкоплечий, в блестящем панцире, с плеч ниспадает дорогой пурпурный плащ. Только он с непокрытой головой, остальные в шлемах. Иггельд, вскрикнуло сердце. Конь выступает гордо, помахивает роскошной гривой, Блестка издали оценила его стремительную красоту, силу продолговатых мышц и звериную выносливость.

Всадники, сопровождающие куявских наездников, выглядели просто жалко вблизи этих великолепных героев, подъехали к дворцу, остановились. Некоторое время ничего не происходило, Блестка извелась, Иггельд выглядит блестящим красавцем, но она видит усталые складки у губ, заострившиеся скулы, напряжение и отчаянность во взоре. Он устал, измучен, даже истерзан, неизвестно, что скажет, артане пока просто ошеломлены такой дерзостью, как ни обезлюдела Артания, горстку героев сотрут в песок…

На крыльцо, где каменные ступени сразу начали проседать под тяжестью, вышел все тот же высокий старик с короткой седой бородой.

– Я Рокош, – сказал старик. Голос без звонкости, но и без старческого дребезжания, сильный густой голос. – Рокош Длинноволосый. Это моего правнука привезли в гробу… с его женой! Я шестьдесят лет назад оставил великую и радостную Арсу, но, как видишь, пришлось вернуться… Да, великую и радостную Арсу оставил, и вот сейчас на ступенях опустевшего дома… Ты будешь говорить со мной, пришелец!

Иггельд, не слезая с коня, сдержанно поклонился.

– Я готов говорить с любым, кто принимает решения. Меня зовут Иггельд, я – пастух драконов. Волею судьбы мне пришлось спуститься с гор… на равнине встретил, как я понимаю, твою правнучку Блестку. Ты однажды оставил Арсу великой и радостной, но и сейчас можешь оставить ее… хотя бы мирной. А с миром придет и величие, Артания залечит раны. Я убил, хоть и не своей рукой… Придона, я отвечаю за его смерть. Это большая потеря, я хочу возместить… предложив себя взамен.

На площади наступила мертвая тишина. Старик спросил неторопливо, Иггельду почудилось, что уже все понял, но спрашивает для других:

– Как?

– Я прошу тебя, – сказал Иггельд громко, – как старшего и как взявшего власть в свои руки… прошу отдать мне Блестку в жены.

За спиной, а затем и по всей площади пронесся рокот, словно ветер пробежал по густому пшеничному полю. Мужчины глядели с ненавистью, все едины.

Рокош смотрел исподлобья. Молчание длилось долго, Иггельд успел передумать все на свете, наконец Рокош перевел взгляд на толпу, голос прозвучал сдержанно, ровный, похожий на поверхность покрытого льдом озера:

– Да, мы уже знаем, ты не пастух, хотя на этот раз не на драконе. Но послушаем, что скажут наши мудрые…

Вперед вышел, опираясь на палку, сгорбленный старик, борода едва ли не до земли, седые волосы скрывают лицо. В толпе говор начал затихать. Он остановился, откинул волосы, показалось коричневое, изрезанное морщинами лицо. Заговорил старческим дребезжащим голосом, но в нем звучала мощь волхва, который умеет пользоваться голосом и умеет ставить слова так, что становятся словами того, кто слушает:

– Мы не можем противиться воле своих богов, Артания – открытая страна. Любой чужак может стать артанином, если докажет силу, отвагу и мужество, если блюдет честь в чистоте и не роняет достоинства… Любой чужак может посвататься к артанке, взять в жены и остаться жить у нас или увести в свои земли, но… если докажет, что достоин быть ее мужем. Поступить иначе – потерять лицо Артании. Да разве не так вели себя куявы, когда наш доблестный Придон посватался к их принцессе?

Начался говор, быстро перешел в ликующие, гневные и просто веселые вопли. Рокош, который слушал старика, нахмурившись, вскинул руки и прокричал:

– Достойные слова! Так и поступим. А пока, друзья, расходитесь и принимайтесь за свои дела. Мы будем решать… как поступить. А ты, неустрашимый… можешь сойти с коня, как и твои спутники. Вас и ваших коней покормят и напоят, пока решим, в чем твое испытание.

Иггельд слегка наклонил голову:

– Спасибо. Не сомневаюсь, что коней покормите раньше, чем нас.

– А как же иначе? – спросил Рокош.

– Да… гм, – сказал Иггельд, смешавшись, – я думал, только мы так поступаем по отношению к драконам.

Рокош сказал на диво мирным голосом:

– В чем-то даже куявы – люди.

– Спасибо, – ответил Иггельд.

Князь Рогоза уже слез, стоял бледный, рука на рукояти меча. Признался, вздрагивая:

– Я уж думал, что нас разорвут!

– Да, – согласился Иггельд мрачно, – Артания не слишком-то обеднела героями… Вот посмотри на те морды!

Рогоза зябко повел плечами.

– Да-а… Я думал, тут уже все пусто. Эх, жаль, что так получилось с твоим Малышом. Мы все его любили. На нем можно бы налететь, схватить Блестку и увезти без всяких артанских испытаний! А ну как пошлют собирать обломки меча, как мы заставили Придона?

Иггельд сглотнул ком в горле.

– И что я докажу? Докажу совсем другое…

Коней распрягли, Иггельд вежливо поблагодарил, отказавшись идти в хоромы, все двенадцать его героев расположились в тени огромного раскидистого дуба. Старейшины совещались долго, из дома вынесли стол, поставили под деревом, а молчаливые подростки, серьезные и очень угрюмые, расставили кувшины с напитками и отварами.

Солнце перешло на западную половину, те же подростки вынесли на деревянных блюдах груды мелких жареных птиц. Иггельд, стараясь не показывать виду, жадно всматривался во все окна. На них смотрели отовсюду, но так и не заметил, чтобы мелькнуло лицо Блестки, ее узнал бы сразу.

Князь Рогоза прислушивался к разговорам артан, мрачнел, тихонько подсел к Иггельду.

– Мы сунули головы в пасть льву, – сказал он тихо. – Рокош сумел убедить артан, что твой приезд за Блесткой – оскорбителен. Мы что, хотим новую войну?

Князь Цвигун услышал, сказал раздраженно:

– Какую войну? Все герои Артании остались в нашей земле.

– В Артании герои рождаются каждый год, – возразил бер Кольцо, уже бер. – Тысячи пятнадцатилетних, которым в прошлом году еще было нельзя в походы, в этом садятся на коней. Артане всегда готовы к подвигам, не то что мы. Они беднее, им нечего терять…

Рогоза зябко передернул плечами.

– Боги упаси! Знаю их подвиги!

– Артане не считают, что потерпели страшное поражение, – сказал Цвигун. – Они вообще в упор не видят поражения!.. Слышите победные песни?.. Еще бы, разгромили Куявию, поставили на колени, это час их величайшей славы!.. Погибли герои? Но им уготованы места за столом рядом с богами. Для артан главное – красиво жить, красиво умереть. Они погибли красиво: Придон, Аснерд, Вяземайт, Меривой, Меклен, Ральсвик… О них уже поют песни! Ими гордятся, их именами назовут детей по всей Артании. Если ты надеялся, что они сломлены, – ты жестоко ошибся. И наш приезд может вызвать новую войну!

Иггельд прервал хмуро:

– Я не считаю артан сломленными. Но я приехал не затем, чтобы что-то доказывать. Я приехал потому, что… Вы знаете, зачем я приехал… Я не могу уехать без Блестки. Если не смогу увезти, то сам сложу голову.

Облака наливались багровым, солнце наполовину скрылось, жутко и зловеще смотрело через пелену, словно огромный налитый кровью глаз. Уже не подростки, а крепкие молодые воины сменили посуду на столе, принесли из холодных погребов настои жги-травы и плакун-корня. За всем следил немолодой мужчина с золотой серьгой в ухе, с бритой головы свисал длинный клок волос, лицо сильное, значительное, властное. Вообще-то следить за ними лишнее, тем более такому человеку, в нем чувствовалась сила рожденного двигать тысячами, а не тремя слугами, Иггельд посматривал украдкой, не удивился, когда тот приблизился, слуги задвигались быстрее, он проследил, как на столе расставляют чаши и кубки, словно невзначай поинтересовался: