Его слушали в потрясенном молчании. Беловолос плакал, слезы бежали ручьями по бледному лицу, он не смел их вытереть, чтобы не отвлечь внимание от разгорячившегося горца. Чудин раскраснелся, у него подозрительно блестели глаза, он шмыгал носом, складывал ладони на груди, а Апоница вообще хватался за сердце, то бледнел, то краснел.
– Мы выстоим, – начал князь Цвигун, – мы…
Страшный грохот прервал его слова. Весь дом содрогнулся, с потолка посыпалась пыль, мелкая каменная крошка. На улице раздались крики. Иггельд схватился за меч, выбежал на площадь. Из всех домов выскакивали полураздетые люди. Из-за далекой стены вырастали трепещущие дуги, со стороны артан летят огромные камни, многие – раскаленные в огне. Еще в воздухе во все стороны разлетались желтые шипящие искры, камни казались невероятно огромными.
Раздался крик, мощный удар сотряс землю. Камень, пролетев почти до середины Долины, упал среди домов, раскололся, осколки разлетелись в стороны, с сухим стуком вонзаясь в оконные рамы, двери. Второй камень обрушился на крышу другого дома, проломил, исчез.
Мужчины, уже принимавшие участие в тушении прошлых пожаров, торопливо направляли людей за водой, других гнали на крыши. Камни поменьше, но горячие, падали на кровли, под ними сразу начинало дымиться. Если оставить так, вскоре вспыхнут огоньки, потому такие камни заливали водой как можно быстрее.
Артане, как понял Иггельд, что не могли согреться возле костров, начали обстрел из особо мощных катапульт сразу же, как только их собрали, а собирали даже ночью при свете факелов. Он огляделся, князья Цвигун и Северин уже деловито направляли потоки людей, Иствич увел часть в сторону ворот. Женщины с криками вытаскивали рухлядь, уносили в дальний конец Долины, мужчины хмуро гасили пожары. Земля содрогалась от ударов, в домах от сотрясения со стен срывались мисники, полки, вываливались оконные рамы.
– И это выдержим, – проговорил Апоница, бледный и решительный, – даже если все дома порушат! В пещерах будем жить! Ты как-то жил?
– И выжил, – ответил Иггельд. – Ладно, смотрите здесь, а я пока проведаю Малыша. Как он ночь сумел пережить без меня?
Пока шел к пещерам, в груди разрасталось чувство вины. До прибытия беженцев драконы бегали свободно по всей Долине. Сейчас не понимают, за что их наказывают, так как приказ жить только в дальней части Долины, где пещеры, а лучше вообще все время сидеть в пещерах, воспринимают как наказание, и так стыдно смотреть в чистые невинные и ничего не понимающие глаза, когда большой и сильный зверь униженно заглядывает тебе в лицо, виновато скребет землю хвостом и спрашивает: ну когда ты меня простишь? Ну когда ты перестанешь сердиться?
С Малышом вообще сплошной щем в груди, тут и неприязнь к нему за то, что Черныш погиб, а Малыш занимает его место, и любовь несмотря ни на что, потому что Малыш – вылитый Черныш, весь в него, все повадки, привычки и ужимки, и тоже забегает вперед и просит: ну прикажи мне что-нибудь, ну дай мне показать, какой я послушный, как я тебя люблю и слушаюсь!
Малыш, как и Черныш, чуял его приближение издали, выбежал, завизжал тонким поросячьим голосом, зазвенело в ушах, а со скал покатились мелкие камешки. Закованные в панцирь бока гудели под ударами огромного хвоста. Иггельд закрылся руками, выдержал натиск с ритуальным облизыванием, заверил, что любит, правда любит, наконец Малыш плюхнулся на пузо, Иггельд взбежал на загривок, но и там Малыш чуть не вывернул шею, пытаясь дотянуться и лизнуть замечательного папочку, у которого сидел когда-то на коленях и даже ползал по нему, как по дереву.
– Летим, – сказал Иггельд. – Да, как обычно, на склад…
Да, конечно, ответил Малыш взглядом, раскрытой пастью, вилянием хвоста, приседанием, прыжками. Все как скажешь! Хоть в пламя, хоть в воду – только скажи.
Иггельд вздохнул, сердце щемило от жалости. Оставшийся без хозяина, исхудавший, Малыш так отчаянно старался понравиться Иггельду, с такой надеждой заглядывал в глаза, что наворачивались слезы, а в груди жгло, словно туда высыпали горсть углей.
– Люблю я тебя, – шепнул Иггельд, в глазах защипало, все расплылось, по щекам побежали горячие слезы. – Мы оба теперь одиноки… Ты и я – сироты. Люблю я тебя, Малыш, люблю…
Лагерь артан облетели по дуге, Аснерд держит сыновей с луками в руках в первых рядах. Они и спят там, а возле них всегда в готовности будители с пучками стрел. А когда-то надеялся, что сможет летать над артанскими войсками и сверху прицельно выбивать военачальников, нагоняя на остальных тоску и страх их бессилием…
Горы уходили вниз, среди привычных вершин и плоскогорий одно пятно сразу кольнуло глаз неправильностью. Иггельд задержал дыхание, в который раз это видит, а все не может привыкнуть: пепелище на месте домов в Городе Драконов и горы щебня на том месте, где раньше были котлованы с драконами! Какую же надо иметь ярость, чтобы не только убить всех драконов, но и засыпать гигантские ямы, навалить камня, побросать сверху трупы последних жителей!
Малыш услышал вздох сверху и тоже вздохнул, тяжело и горестно. Иггельд невольно усмехнулся: у тебя-то, зверюшка, какие горести – ешь, спи да играй с другими драконами. Повезет – так и с людьми.
– Ниже, – проговорил он, – еще чуть…
Малыш торопливо снизился, так спешил выполнить желание, что вообще перестал махать крыльями, они просто провалились ближе к острым вершинам, пока Иггельд не сказал быстро:
– Все, хватит. Все понятно… Давай вон туда, там есть небольшая площадка, ты сядешь, ты же у меня умный…
Конечно-конечно, чуть не заорал Малыш, но движениями гибкого тела постарался показать, что он не просто умный, а очень умный и послушный, все делает сразу, повторять не надо, потому что очень любит и слушается…
– Да-да, – ответил Иггельд. – Я тебя тоже люблю…
Теперь он хорошо видел, как по узкой горной тропке поднимаются около двух десятков человек, сопровождают верхами три катапульты небывалого размера. Все едут конными. Никто из артан не смотрел на небо: рядом край обрыва, за которым бездна, колесо катапульты время от времени почти повисает над пустотой, вот-вот рухнет, увлекая за собой быков…
Иггельд пролетел чуть вперед, тропка то расширялась, то сужалась, но затем пошла настолько узенькая, что даже люди должны будут передвигаться только по одному, прижимаясь к стене, сбоку зияет страшная пропасть.
Он невольно ощутил уважение к артанам, ведь никто из них не лазил по таким горам, но сумели привести в долину десятитысячное войско! Правда, без катапульт, а сами катапульты придется разбирать и в этом месте перетаскивать по частям, иначе не доставить. А сейчас уже вечер, впереди несется исполинская тень, будто не на драконе, а вообще на огромной грозовой туче.
Малыш послушно опустился на каменную плиту, затих. По знаку Иггельда лег и даже закрыл глаза. Небо постепенно темнело, Иггельд осторожно выглянул из-за каменного гребня, снизу доносятся скрип, сдавленные голоса, артане уже сами подталкивают тяжелые телеги с частями катапульт, две тянут неразобранными, непонятно, как надеются пройти самое узкое место над пропастью, где даже человек идет, прижимаясь к стене…
Артане, похоже, здесь уже ходили. На единственную удобную для ночевки площадку они дотащились в тот миг, когда солнце исчезло за вершинами гор, тени стали угольно-черными, а в небе начали проступать первые звезды. Иггельд внимательно наблюдал, как разожгли костер, выпрягли волов, вытирали потные бока, кормили, коням подвязали мешки с овсом к мордам повыше, закрывая глаза, чтобы не видели близкую пропасть.
Катапульты гуськом замерли дальше, иначе пришлось бы на узких уступах заночевать людям. Иггельд долго выжидал, пока артане наконец расселись у единственного костра. Сидеть пришлось в два ряда, хвороста в обрез, вместе с дымом поднимался аромат жареного мяса. Иггельд шепотом велел Малышу не двигаться, пока не позовет, начал потихоньку спускаться по веревке.
