Она не поняла, переспросила довольно глупо:

– Где?

– Я их похоронил, – объяснил он лаконично. – Всех.

– Ты? – спросила она недоверчиво и выразительно посмотрела на его перевязанное плечо. На белой тряпке проступили красные пятна.

– Черныш вырыл яму, – пояснил он, – а я… ну, а Черныш и… загреб. Не волнуйся, никакие звери их не достанут. Я ж говорю, там и наши.

Она пробормотала, несколько сбитая с толку:

– У нас полагается хоронить по-артански…

– Я им вложил топоры в руки, – прервал Ратша. – И головами к востоку. Двадцать лет воюю и с артанами, и со славами, даже с вантийцами цапался, так что про войну, кровь и смерть знаю все… Ты посиди здесь, я принесу мяса и сыра, позавтракаем. Или поужинаем? Нет, позавтракаем, уже ближе к рассвету. А потом наш вождь скажет, что будем делать.

Она фыркнула.

– Вождь?

– Вождь, – ответил Ратша уже с неудовольствием. – А у вас вожди не сражаются?

– Так то у нас! – возразила Блестка с достоинством. – А вы – куявы.

Иггельд принес мешок с едой, расстелил возле костра на траве чистую скатерть, Ратша помог разложить мясо, рыбу, сыр, каравай хлеба, появился даже кувшин, явно вино, эти свиньи без вина не могут, Иггельд набросал на пурпурные угли много сухих веток. Блестка надеялась, что огонь в ночи виден издали, артанские удальцы обязательно заметят и тут же ринутся в эту сторону, полюбопытствовать, кто здесь и почему, а не зря же говорят, что драконов на земле бить легко…

Хотя, подумала она невольно, этого непонятно, как и на земле. Он же весь покрыт броней, толстой и плотной, нигде ни зазора, чтобы воткнуть копье. Только наверху у самого хребта вроде бы полоски, но туда еще надо залезть.

Ратша умело поджаривал мясо на камнях, ломти хлеба нанизывал на прутики и тоже поджаривал, чтобы обрели коричневую корочку. Вкусно запахло мясом, а от хлеба такой аромат, будто только что испекли. Блестка, что уже решила ничего не есть у захватчиков, ощутила во рту голодную слюну, подумала, что без еды ослабеет, а силы нужны, чтобы бороться и победить.

Иггельд посматривал со злостью, так бы и убил, Ратша держался даже дружелюбно. Она знала этот тип воинов, что в бою безжалостны, но едва схватке конец, с противником пируют, ни злобы, ни раздражения, иначе бы давно сожгли себя, но едва перемирие закончится, снова холодно и безжалостно готовы убить и того, с кем только что пили вино и пели песни.

Развязывая ей руки, Ратша попробовал расспросить, куда едут и что за сокровища, Иггельд фыркнул со злостью:

– Не видишь разве? Все награблено!

– Вижу, – отмахнулся Ракша. – Но все же любопытственно. Любознательный я, понимаешь? Вещи уж больно красивые.

– Подумаешь! На вкус и цвет…

– Не скажи, – возразил Ратша, – как раз вкус и цвет – хороший повод для драки! Верно, Артанка?

Она кивнула, потом посмотрела с подозрением – что-то не понравилось в чересчур дружелюбном тоне матерого воина.

– Нашел у кого спрашивать, – буркнул Иггельд и отвернулся. – Это же дикарка. Двух слов не свяжет.

Блестка набрала в грудь воздуха, тут же заставила себя успокоиться. Только что оба говорили, что она из знатных артан, умеет правильно строить слова. Думают, что она вот прямо сейчас раскроет рот и все выложит…

Она положила горячий ломоть рыбы на поджаренный хлеб, получилось изумительно вкусно, ела, вдруг затылка коснулось горячее дыхание. Она осторожно скосила глаза, обмерла. Дракон стоял за спиной и жадно смотрел через ее плечо на хлеб.

Иггельд, чтобы не испугать ее, это поняла, подавал дракону отгоняющие знаки, но тот сделал вид, что не замечает. Ратша натянуто улыбнулся. Возможно, ему тоже не нравилось слишком близкое соседство разинутой пасти размером с печь.

Блестка скосила глаза, дракон посмотрел на нее очень недружелюбно, снова устремил жадный взор на лакомство. Она сказала ему льстиво:

– Хороший, хороший… Ну что так сердито смотришь? Я невкусная.

Иггельд окинул ее быстрым взглядом. По куявским меркам эта артанка в самом деле не выглядит вкусной, как сдобные красавицы Куябы: белокожие, милые, с золотыми волосами до пояса, уступчивые и во всем приятные.

– Ничего, – сказал он, – Черныш ест все. Не перебирает. А в детстве вообще какую только дрянь не жрал!.. Догонит, бывало, жабу и тут же – хап и проглотит. А потом полдня плюется, пену роняет… Слезы, не поверишь, вот такие!

Блестка с недоверием посмотрела на оттопыренный кончик пальца. Если бы куяв показал кулак, куда бы ни шло, но такая малость… Потом с трудом представила себе, что эта громадина была некогда крохотулькой размером чуть больше самой жабы. Тогда, конечно, такие слезы – ого, дракончик в самом деле плакал очень горько и жалобно.

Она держала хлеб и рыбу обеими руками, зубы с хрустом вгрызались в поджаристую корочку, краем глаза уловила все еще устремленный, но уже печальный, взгляд этого странного дракона.

– А что, – спросила она нерешительно, – я могу ему дать кусочек?

Иггельд явно удивился, но виду старался не подавать, хотя хитрить, похоже, не очень-то умеет, в отличие от остальных куявов. Брови взлетели вверх, ответил почти с запинкой:

– Попробуй… Если не устрашишься.

Блестка повернулась с куском в руке. Сердце трепыхнулось, пожалела, что сдуру такое брякнула. Дракон смотрел в упор, во взгляде горькая безнадежность: все равно не дашь, так хоть дай посмотреть, не жадничай, что тебе стоит… Пасть полуоткрыта, видны острые зубы и красный язык, в этой пасти она поместится целиком, если подогнет колени, голова в плотной чешуе из камня или железа, не разберешь, глаза как плошки, нижняя челюсть выдвинулась так, что клыки наружу, даже прижали верхнюю губу.

Замирая от ужаса, она заставила себя произнести осипшим голосом:

– На… На, жаба, кушай.

Дракон с куска перевел взгляд на нее, потом снова на кусок. По горлу пробежал ком, словно дракон проглотил валун. Блестке показалось даже, что он вздохнул, челюсти оставались плотно сомкнутыми, а сам не шелохнулся. Блестка подвигала куском перед мордой дракона, готовая в любой момент бросить и отпрыгнуть, едва дракон начнет распахивать пасть.

Иггельд наблюдал насмешливо, в глазах поблескивали хитрые искорки. Блестка спросила сердито, но с облегчением:

– Он что, переел?

– Нет, – ответил Иггельд, добавил после паузы: – Не думаю.

– Так чего не хватает?

– Из чужих рук не берет, – объяснил Иггельд виновато, но она уловила нотки хвастовства и превосходства. – Иначе легко можно отравить дракона, которого растили долгие годы. И готовили к великим свершениям. Давай, я дам сам… Хотя нет, лучше ты. Черныш, можно!

Блестка едва успела, как ей показалось, отдернуть руки. На самом деле, позже сообразила, не успела: пасть раскрылась молниеносно, по рукам хлестнуло влажным и горячим, словно простиранным и отжатым одеялом, а кусок исчез.

Она машинально вытерла ладони о платье на бедрах. Взгляд Иггельда тут же прикипел к ее ногам, Блестка метнула на него негодующий взгляд, а наглый куяв тут же повел бесстыжей мордой в сторону, словно его заинтересовало нечто в воздухе.

– Он же голодный, – сказала она негодующе.

– Да, – ответил он саркастически, – ну прям умирает с голоду! Вот щас упадет и задрыгает лапами.

А Ратша добавил ехидно:

– Всего двух волов съел! Это ж такая малость! Как раз корочки хлеба не хватало, чтобы улопаться всласть…

Она покосилась на дракона, что незаметно придвинулся и снова шумно дышал ей в спину. Теперь смотрел не враждебно, но жадный интерес в его запавших глазах не понравился еще больше. Как будто не поверил, что она такая уж и невкусная.

– А чего так смотрит?

– Полагает, – сказал он насмешливо, – что будешь подлизываться еще.

Она вспыхнула.

– Я? Подлизываться?

– Или подкупать, – ответил он уличающе. – А чего еще?.. Предупреждаю, Черныш у меня неподкупен, как… скала. Как и я сам.

Дракон за ее спиной дышал еще шумнее, наконец громко вздохнул. Блестка ощутила, как в спину уперлось нечто твердое. Она застыла, страшась шевельнуться, а Иггельд, как будто ничего не замечая, мирно подбрасывал в огонь веточки.