— Для начала Себастьян должен выжить, а там пусть хоть свинью за стол сажает! — не сдержалась я. — Что касается вашего вопроса о моих отношениях с Янисом, то горничная всё неверно поняла. Я не такая, как баронесса, и никогда не стала… не стала бы…

Оборвав бессмысленный разговор, я развернулась и выскочила из библиотеки. А в коридоре попала прямиком в руки к объекту нашей с бабушкой герцога беседы. Янис удержал меня за плечи и лёгким, едва ощутимым прикосновением стёр слезинку с моей щеки. Странно, а я и не заметила, что едва не расплакалась. Меня трясло, и руки снова начали неприятно дрожать.

— Тише, тише… Куда ты так торопишься? Себастьяну гораздо лучше. Он спит, но его сон уже не похож на болезненное беспамятство. И жар почти спал. Хорошая новость, правда? — Янис слегка встряхнул меня, чтобы привести в чувство, и мне в самом деле стало немного легче.

— Д… да. Хорошая. Ты поговорил с Алариком? — спросила я.

— Он заявил, будто очень устал и отправился отдыхать. Но ещё поговорю, не сомневайся. Для чего тебя вызывала госпожа Ортензия? — поинтересовался собеседник.

— Так, всякие глупости. Слуги ей чего-то наболтали. И про баронессу спрашивала — наверное, никак не может поверить, что та наконец-то уехала и больше не станет никому здесь докучать.

— Тебе тоже нужно перевести дух, так что иди к себе и попробуй заснуть, — напутствовал меня Янис, мягко подталкивая в нужном направлении. — Сказать горничным, чтобы принесли тебе чего-нибудь? Воды или, может, травяного отвара?

— Нет, ничего не нужно, — отказалась я и зашагала к своей комнате, показавшейся сейчас единственной надёжной гаванью, в которой я могла ненадолго побыть наедине с собой и ещё раз помолиться о выздоровлении Себастьяна.

А также о том, чтобы наша жизнь действительно наконец-то наладилась.

Последующие дни тянулись вереницей один за другим, складываясь в недели. Герцог поправлялся. Занимаясь его лечением, Аларик никого не впускал в комнату, зато после и я сама, и Янис, и Ортензия получали возможность навестить больного и провести с ним некоторое время. Мне не было известно, о чём Себастьян говорил, оставаясь с хальфданцем и с бабушкой наедине, но, когда наступала моя очередь, я читала ему, рассказывала о том, что происходит в замке, и всячески старалась подбодрить. Может быть, целительского дара мне и не досталось, но я помнила, как вела себя сестра Николина, заботясь о захворавших девушках, как её мудрые слова и тёплая улыбка дарили надежду и уверенность в том, что всё непременно будет хорошо.

В остальное время я занималась тем же, чем и в отсутствие супруга. Учила всем нужным знаниям маленького Луиджи и от души радовалась его успехам, которые становились всё значительнее. Вышивала в своей комнате, находя в рукоделии неведомое прежде удовольствие, позволяющее почувствовать, что хоть что-то в мире в моей власти, и только от моего желания и мастерства зависит, какая картина появится на белом холсте.

С Янисом мы также вернулись к занятиям. Я понимала, что, по мнению прислуги и Ортензии де Россо, мы, уединяясь в беседке, совершаем что-то предосудительное, но сейчас важнее казалось овладеть своим колдовским даром, а не выглядеть хорошей и правильной в глазах окружающих. Ведь они ничего не знали, и в моих интересах было, чтобы всё так и оставалось.

О том разговоре с бабушкой герцога в библиотеке я северянину не рассказала. Постыдилась пересказывать сплетни, которые Ортензия услышала от прислуги. Да и об её подозрениях говорить тоже не хотелось. Те представлялись мне совершенно беспочвенными. Ведь, будь Янис в действительности разведчиком, он не торчал бы тут в глуши так долго, а куда раньше отыскал бы возможность подобраться к королю Арнальдо и государственным делам, которые вершились в столице, а не здесь, где время казалось застывшим, как янтарь, и новости о происходящем в стране нередко доходили с большим опозданием.

Так мы узнали, что наречённая его величества прибыла из Хальфдана, и скоро состоится помолвка. Себастьян получил приглашение на неё, однако пока сомневался в том, что сможет полностью выздороветь к тому времени. Составленное королевским секретарём письмо извещало, что герцог может прибыть с супругой, но при мысли о новой встрече с Виенной де Кастеллано, которая наверняка тоже явится на помолвку, у меня портилось настроение.

— Не волнуйся, — утешал меня Янис. — Думаю, больше Себастьян баронессе не интересен. Увидев его в таком состоянии, она тут же сбежала прочь.

— Но, когда она снова встретит его и поймёт, что он здоров, как прежде…

— Уверен, сейчас она уже увлеклась другим мужчиной. Такие женщины не умеют хранить кому-то верность. Вот увидишь, та уже испытывает свои чары на каком-нибудь бедолаге.

Не сказала бы, что его слова так уж сильно меня успокоили, но всё же мне стало немного легче. Да и хватало прочих забот, поэтому времени на размышления о новой встрече с Виенной почти не оставалось. Втайне я надеялась на то, что один из её поклонников женится на ней, и баронесса окончательно позабудет о герцоге де Россо.

После той беседы с Ортензией мы обе сохраняли вежливый нейтралитет. Она осуждала меня — я видела по её холодным взглядам и сухим отрывистым речам, когда нам приходилось обмениваться несколькими словами — однако больше не пыталась высказать мне всё, что думает. Я тоже помалкивала, смирившись с тем, что нам с единственной близкой родственницей мужа сблизиться не суждено. Чтобы не расстраивать Себастьяна, я ничего ему не говорила, не жаловалась. Он тоже больше не заводил разговоров о том, что я должна позаботиться о его бабушке, и это означало, что герцог пошёл на поправку и больше не думал о смерти.

Аларик же избегал разговоров и со мной, и с Янисом, но своё дело знал хорошо. Он вёл себя довольно скромно, не захотел переезжать в другую комнату, ночуя и питаясь там же, где и прежде, со слугами. Кроме того, лишний раз не показывался на глаза Ортензии, которой не очень нравилось, что лечением её внука занимается какой-то пришлый человек, да ещё и наёмник.

Всё шло своим чередом, и однажды Себастьян, которому уже изрядно наскучило лежать в постели, смог подняться на ноги и сделать несколько шагов от кровати до открытой двери. Посмотреть на это сбежался весь замок. Я видела слёзы радости на глазах людей и понимала, что они действительно всей душой любят своего господина и дорожат им. На меня никто, кроме благодарной за обучение Луиджи экономки, с таким выражением не смотрел. Я всё ещё оставалась чужачкой, незнакомкой, и не могла винить людей герцога за то, что они пока не признали меня своей.

— Физические упражнения весьма полезны, но переусердствовать вредно, — пробормотал себе под нос хальфданец и направился к Себастьяну, чтобы поддержать его и помочь вернуться на ложе. Ортензия поморщилась и обернулась на слуг, разгоняя их. Те разошлись, возвращаясь к своим делам, а бабушка герцога повернулась ко мне.

— Вы что-то хотели? — осведомилась я вежливо.

— Себастьян поправляется. Думаю, вы с ним уже достаточно откладывали необходимое. Сразу же, как он будет в состоянии выполнить супружеский долг, ты проведёшь с ним ночь и, если выяснится, что изменяла ему, понесёшь суровое наказание.

Я смотрела на пожилую женщину, чувствуя отвратительный горький привкус во рту. Если только что меня переполняла отрада от воочию увиденного подтверждения того, что герцог пошёл на поправку, то сейчас к этой незамутнённой радости примешалось иное чувство. Проводя немало времени с Янисом и Себастьяном, в глазах которого читалось обещание нашего счастливого будущего, я привыкла к тому, что меня воспринимают как человека. Может быть, не как равную мужчинам, но как кого-то, к чьему мнению можно прислушиваться. Однако сейчас Ортензия де Россо снова дала мне понять, что я слишком рано приготовилась расправить крылья, ведь здесь меня рассматривали лишь с одной целью — стать матерью ребёнка, мальчика, который однажды унаследует всё.