Не имея возможности возобновить занятия с хальфданцем, я продолжала упражняться самостоятельно. Амулет помогал. Давал силу, наполнял уверенностью, подхватывал на невидимых крыльях и увлекал за собой к синей глади небес, к далёким северным фьордам, к безграничной свободе. Я продела в него новый прочный шнурок, но на шее носить всё же не стала, опасаясь того, что кто-то может увидеть. Учитывая, что портниха каждый день то раздевала меня до нижней сорочки, то одевала заново, небезосновательно.

В ту спальню, где прошла моя первая брачная ночь, я больше даже и не заглядывала. Одна из горничных сказала, что там когда-то жили родители Себастьяна. Чем дальше отодвигался на календаре тот вечер, когда мы были у источника, тем бледнее становились воспоминания обо всём, что тогда происходило. Временами даже казалось, будто мне всё попросту приснилось. И, что выполнив по настоянию бабушки супружеский долг, муж обо мне больше не вспоминал.

В один из дней начались мои женские недомогания, и прислуживающая мне девушка, прознав об этом, сообщила Ортензии. Та выразила своё недовольство, но от примерок меня всё же освободила. Я думала, ей не понравился вынужденный перерыв, однако экономка разъяснила мне истинную причину недовольства хозяйки.

— Вы ещё не в тягости, — сказала она, принеся мне в комнату чай с пряными травами, от которых ненадолго проходила ноющая боль внизу живота. — Госпожа Ортензия недовольна. Хочет во что бы то ни стало дожить до правнуков.

— Кажется, на здоровье она пока не жалуется, — ответила я, едва не добавив «…того и гляди нас переживёт».

— Что верно, то верно, ваша милость, так ведь годы всё равно своё берут, — вздохнула собеседница. — И у меня, и у неё. Вы бывали на семейном кладбище де Россо?

— Нет, — пригубив чай, я покачала головой. Промелькнула мысль, что наверняка и муж Ортензии там похоронен. — Оно очень далеко?

— Не очень. Но одной вам лучше не ходить. Попросите герцога сопроводить вас, когда возвратится.

Я кивнула в ответ.

Минуло ещё несколько дней. Возобновились примерки. Гардероб был почти готов — несколько нарядных платьев из дорогих тканей для выхода в свет, более скромные домашние, включая те, что предназначались для располневшей фигуры, а ещё сорочки, ночные рубашки и чулки, такие тоненькие, что и прикасаться страшно, так и кажется, что вот-вот порвутся.

Однажды утром я проснулась рано и с тоской думала об очередном долгом дне, который обещал стать похожим на предыдущие, словно брат-близнец, но внезапно скрипнула дверь, и вошёл Себастьян. Я никак не ожидала увидеть его и лишь изумлённо ахнула, когда он шагнул ко мне. Привлёк к себе, нашёл мои губы своими, подхватил на руки…

От него пахло ветром дорог, прохладой осенних рассветов, свежестью родниковой воды. Пахло свободой, которая в нашем мире охотно становилась спутницей мужчин, но не женщин. И я жадно вдыхала этот запах, отвечая на поцелуи, но, когда ощутила под спиной мягкую постель, меня будто что-то больно кольнуло изнутри.

— Подожди… — Я немного отстранилась, упираясь ладонями в грудь нависшего надо мной герцога. — Скажи… твоя бабушка отправила тебя ко мне?

— Бабушка? — переспросил он недоумевающе, явно не ожидая подобного вопроса. — Почему ты так решила? Я только что вернулся, не успел ещё с ней повидаться.

С облегчением выдохнув, я больше ничего не ответила и сама притянула его к себе, приникла к тут же откликнувшимся на мои действия губам — таким тёплым и нежным. Помогла ему торопливо расстегнуть и сбросить одежду. Делясь с ним своим теплом, отдавая всю себя и отчаянно стараясь не думать сейчас о тайнах между нами.

Я сама не заметила, как задремала, а, когда открыла глаза, солнце за окном было уже высоко. Повернувшись на бок, я поймала на себе внимательный взгляд синих глаз Себастьяна. В памяти тут же ожили яркие картины того, что происходило в этой комнате некоторое время назад. Как он прикасался ко мне, целовал, шептал нежности. До чего же правы те, кто утверждает, что певучий язык нашей страны будто создан для слов любви!

— Кажется, мы проспали завтрак…

— Неважно, — отозвался герцог, лениво потягиваясь. — Для нас могут накрыть отдельно. Или, если хочешь, принесут сюда.

— Ты больше не уедешь? — спросила я.

— Нет. Теперь мы уедем только вместе — в столицу. Но сначала…

— Что?

— Сначала я должен выполнить своё обещание и научить тебя танцевать.

Меня захлестнула радость. Он не забыл! А ведь в самом деле, гардероб уже сшит, значит можно не откладывать. При мысли, что я снова отправлюсь в дальнюю дорогу, увижу новые места, сердце забилось быстрее. И никакой Ортензии де Россо — только мы с супругом да Янис, который пожелал составить нам компанию.

В дверь постучали, и в спальню заглянула одна из горничных.

— Простите, что беспокою! — выпалила она, ничуть не смутившись при виде лишь до пояса прикрытого тонким одеялом Себастьяна в моей постели. — Но госпожа Ортензия… Она хочет ещё раз самолично убедиться, все ли платья подходят вам, ваша милость.

— Ступай, скажи ей, что скоро буду, — вздохнула я в ответ и, подождав, пока за девушкой закроется дверь, поднялась, сделала несколько шагов, откинула за спину тяжёлую волну не скованных шпильками волос. Запоздало промелькнула мысль о солнечном свете, который мягко струился в окно, обрисовывая все контуры тела, но затем вспомнилось, что герцог наверняка и так всё уже успел рассмотреть ранее. Я скорее почувствовала, чем услышала, как скрипнула кровать, и он приблизился ко мне, обнял сзади.

— Может, ну их, эти платья? — обдавая жарким дыханием, предложил Себастьян. Его губы слегка прикусили мочку уха, спустились короткими поцелуями по шее к плечу. — Уверен, ты их уже не раз примеряла…

— Со счёту сбилась, сколько! — призналась я, чувствуя, как перехватывает дыхание от его ласк. — Но ничего не поделаешь… Твоя бабушка рассердится.

— Тогда позже буду ждать тебя в зале для танцев, — шепнул он, с заметной неохотой отпуская меня, и начал одеваться. Я ускользнула в ванную комнату. Вода успела остыть, но сейчас это даже оказалось к лучшему — хотелось охладить и разгорячённое тело, и полные смятения мысли.

Разумеется, Ортензия пребывала не в духе, и даже возвращение внука её, похоже, не слишком обрадовало. Может быть, потому, что приближалась ещё одна, уже более долгая, разлука? Под кислым взглядом бабушки моего мужа я снова перемерила все платья одно за другим и лишь после её милостивого кивка смогла уйти в кухню, чтобы немного перекусить. Луиджи, как обычно, крутился возле поварихи. Заметив его хмурый вид, я поинтересовалась, в чём дело.

— Не хочу, чтобы вы уезжали, — простодушно ответил мальчик, и у меня потеплело на душе. Хоть кто-то здесь по-настоящему ко мне привязан! — Почему нельзя с вами?

— Я вернусь, — заверила его я, ласково потрепав взлохмаченную макушку. — Что тебе привезти из столицы? Подумай, пока есть время.

— Хорошо, — повеселел он.

— Вот и молодец!

— Не слишком ли вы его балуете? — пробурчала услышавшая наш разговор повариха, неодобрительно поджав губы. — Он ведь всего лишь младший внук экономки. А вы — жена самого герцога!

— Не слишком, — произнесла я. — Детей нужно баловать. С обидами и несправедливостью они ещё успеют столкнуться.

— А по мне, пусть уж сразу узнают, что мир недобр, — хмыкнула женщина. — Чем раньше, тем лучше. Сами поплачут, сами и успокоятся.

— Что ж, можете рассуждать по-своему, а у меня другое мнение, — возразила я решительно и снова погладила Луиджи по голове. Аппетит совсем пропал. — Отдохни сегодня от занятий, ладно?

Зал для танцев, который мне показывали во время экскурсии по замку, оказался пуст. Но ждать долго не пришлось. Себастьян вошёл и остановился у двери, глядя на меня. Я вдруг пожалела, что не надела одно из новых платьев. Тогда можно было бы представить, будто мы уже на королевском балу.

— Ты ведь не думаешь, что я пошутил насчёт урока танцев? — проговорил он, приблизившись ко мне. — Думаю, для начала можно попробовать и без музыки. Дай мне руку.