Меня ждала закрытая повозка. Не такая уютная, как карета, однако скрывающая пассажиров от посторонних взглядов. Аларик посмотрел на меня, помогая пристроить узелок с одеждой.

— Куда бы вы хотели отправиться?

Я ни на мгновение не задумалась перед тем, как ответить.

— В Альмарис.

— Что ж… Придётся проделать далёкий путь. Но туда ближе, чем до замка де Россо, так что к завтрашнему утру доберёмся.

Дальнейшее слилось в памяти в одно бесконечное тоскливое переживание. Тряская дорога, пробирающаяся в повозку вечерняя прохлада — вот тут-то и пригодился шарф, слабость во всём теле. На привале, сделанном, чтобы лошади могли немного отдохнуть, а мы размять ноги и сходить по нужде в ближайшие кусты, наёмник предложил мне перекусить, но я отказалась, и он, не став уговаривать, поел без меня.

Затем наступила ночь, и я забылась недолгим беспокойным сном. Когда открыла глаза, первая моя мысль была о Себастьяне. Поверил ли он тому, что я написала в записке? Конечно, имени другого мужчины я там не указывала, однако он ведь знал, что я почти ни с кем и не общалась. Или баронесса действительно постаралась отыскать лжесвидетелей, которые охотно подтвердили бы, что видели меня с любовником?..

Странный шум донёсся до моих ушей, когда я снова свернулась клубом, укутавшись в шарф. Казалось, будто огромный зверь ворочался во сне. Я прислушалась и сама не заметила, как опять задремала. А проснулась, когда уже рассвело. Повозка стояла на месте.

— Мы прибыли, ваша милость! — услышала я.

— Не называйте меня так больше, — попросила я Аларика, когда он помог мне выбраться из повозки. Наёмник не спал всю ночь, однако держался вполне бодро. Должно быть, привык подолгу обходиться без сна.

— А как же вас называть?

— Просто Лили, — сократила я своё имя. — Мы уже в Альмарисе? Правда?

— Разве вы не чувствуете?

Я сделала глубокий вдох, ощущая непривычный запах. Солёный, насыщенный. Так пахло море.

Ещё не до конца осознав, что оказалась в незнакомом месте, которое прежде видела только на запавших мне в душу картинах, я растерянно взглянула на мужчину рядом. Его очередное задание выполнено, скоро он вернётся обратно в столицу, а я? Что будет со мной?..

— Вы не знаете, есть тут где-нибудь поблизости обитель? — спросила я.

— Для начала нанесём визит моему старому знакомому, — отозвался мой спутник. — Вот его дом. Не королевские хоромы, конечно, но место для такой пичужки, как вы, найдётся.

— Вы уверены, что ваш знакомый согласится меня приютить? — засомневалась я.

— Он мой должник, — сказал Аларик, и прозвучало это так, что дополнительных вопросов я задавать не стала.

Дом действительно производил впечатление добротного жилища, где не знали роскоши, но и не бедствовали. Его окружал не слишком большой, но ухоженный сад, а дверь, которую нам открыла средних лет женщина в простом сером платье и длинном фартуке, производила вполне солидное впечатление. Не обшарпанная и покосившаяся, а довольно крепкая и надёжная. Внутри тоже было неплохо — скромно, но опрятно и даже уютно. Видно, что хозяева относились к дому с любовью и заботой.

Оказалось, что приехали мы вовремя. Знакомый моего провожатого — коренастый мужчина с залихватски подкрученными усами — служил боцманом на судне и как раз сегодня собирался уходить в море. Легенду обо мне наёмник сочинил правдоподобную, представив меня как вдову своего знакомого, которой некуда идти, потому что, воспользовавшись её бездетностью, родственники покойного мужа выставили её вон. Рассказывал он столь красноречиво, что жена моряка даже поднесла к глазам край фартука, вытирая выступившие слёзы. Я бы и сама расчувствовалась, если б не знала, что слушаю всего-навсего изворотливую выдумку.

Перед тем, как уехать, Аларик, отказавшись от предложения задержаться на обед, ненадолго остался со мной наедине и протянул мне увесистый кошель, в котором громко звенели монеты.

— Он ведь не от баронессы? — подняв глаза, спросила я.

— Какая разница? — ответил наёмник, который когда-то попросил меня однажды простить его. Но за что? Это по-прежнему являлось для меня загадкой.

Стоя на крыльце, я наблюдала за тем, как человек, фамилию которого я даже не узнала, покидал дом, насвистывая какую-то мелодию, запрягал лошадей, которых собирался поменять на ближайшей почтовой станции. Вскоре он уехал. А я осталась.

Дни текли один за другим, и я почти потеряла им счёт. Когда-то мне втайне мечталось, что в Альмарис мы отправимся вместе с герцогом, и я своими глазами увижу то, что было запечатлено на картинах. И море, и маяк, и утопающие в пышной южной зелени домики из белого камня.

Моя мечта сбылась, однако не полностью, что разом лишило её прежнего очарования. Башня маяка располагалась совсем недалеко от дома, где я жила, и море плескалось у самых моих ног, когда я ходила на долгие прогулки. Но компанией служили лишь тоска и одиночество. Верные незримые спутники, которые никогда не оставляли меня, точно держа за руки с двух сторон. Даже когда я возвращалась, и жена боцмана, добродушная женщина по имени Микела, кормила меня обедами и ужинами, журчание её голоса — а поговорить она любила — не могло отогнать их прочь.

Постепенно я привыкала к месту, где поселилась. К запаху соли и водорослей, вкусу жареной рыбы, лишь недавно пойманной, и морепродуктов, которые здесь не считались редким деликатесом. К шуму моря за окном, который уже не казался похожим на ворчание большого пугающего зверя, а помогал бороться с бессонницей. И, перед тем, как сомкнуть веки, я мысленно желала доброй ночи тем, кого мне пришлось оставить. Мужу, нашему общему другу-хальфданцу, маленькому Луиджи, к которому я так и не вернулась, хотя обещала.

Должно быть, кто-то осудил бы меня, если б услышал эту историю, и даже мой внутренний голос нередко становился на сторону тех, кто посчитал бы совершённый мною поступок малодушным. Однако я заставляла себя верить в то, что сделала всё возможное для спасения людей, чья судьба заботила меня больше собственной. Я согласилась выполнить требования баронессы, чтобы больше никто не пострадал. Теперь, даже если она поведает обо всём королю, тот не станет наказывать Себастьяна, ведь он так и не узнал правду обо мне. Мой супруг полюбил не колдунью, умеющую менять траекторию полёта стрелы и выжигать на двери отпечаток ладони, а простую девушку-сироту, которой он меня считал.

Прежде я думала, что для того, чтобы любить, нужно быть рядом. Но ошибалась. На расстоянии чувства становились ещё сильнее. Я тосковала с каждым днём всё больше и не находила в себе сил на то, чтобы отгонять воспоминания, которые служили мне утешением. Они да ещё мысль о том, что мои близкие находятся в безопасности, а наёмник, учитывая щекотливые особенности его профессии, умеет хранить тайны.

О собственном будущем я пока старалась не думать.

Тем утром я, как обычно, проснулась, привела себя в порядок и вышла к завтраку. Вставала я сейчас почти так же рано, как и в обители. Помогала Микеле по хозяйству, иногда даже ходила с ней в храм, время от времени задаваясь вопросом, имею ли на это право. С хозяйкой дома мы подружились довольно быстро. Та предпочитала говорить, я слушать, к тому же она, желая проявить деликатность, не расспрашивала меня о подробностях сочинённой Алариком легенды. Порой я задумывалась, уж не переиначил ли он известную ему правду. Ведь, если бы наёмнику не удалось вылечить герцога де Россо после ранения, и я стала бы вдовой, Ортензия наверняка нашла бы возможность попросту выставить меня из замка.

Осень приходила в Альмарис позднее, чем в другие области страны, холодало лишь по ночам, и Микела всё ещё одевалась легко. Вот и сейчас она пришла из кухни в собственноручно сшитом льняном платье и, водрузив на стол чайник, принялась разливать по чашкам дымящийся напиток. Я отвернулась от окна, возле которого стояла, любуясь на полосу прибоя, и приблизилась к столу.