В обитель однажды приезжали бродячие артисты. Настоятельница смилостивилась, разрешив им показать представление в просторном внутреннем дворе. Я помнила, как смеялись и ахали девушки, глядя на кукол, которыми ловко управляли с помощью привязанных к ним ниточек. Тогда я веселилась вместе со всеми, но в эти минуты мне было не до смеха, потому что ощущала себя такой же бесправной и безвольной куклой. Марионеткой в чужих руках.

Неужели всё дело во мне? Я не научилась быть ни покорной, как подобает женщине, ни тщеславной, что числится среди грехов моего пола. Мне не нравилось, когда взоры всех обителей замка были направлены на меня, а ведь даже Луиджи искренне наслаждался всеобщим вниманием.

Вдруг с испугом подумалось, что в комнату снова войдут всей толпой, однако никто, кроме герцога де Россо, не вернулся. На долгое мгновение мы застыли напротив друг друга. Но вот он приблизился, и я поняла, что отступать мне некуда. По коже пробежал холодок. Камина в комнате не имелось, а ночи становились всё прохладнее, напоминая о том, что скоро лето останется позади. Хоть здесь и не Хальфдан, каменные стены прогревались плохо. Обитель находилась южнее, и мёрзнуть я не привыкла.

— Ты дрожишь… — Себастьян коснулся моей щеки. — Тебе страшно?

— Немного, — честно ответила я.

— Потому что не знаешь, чего ждать?

— На самом деле… — проговорила я не без смущения. — Меня предупреждали. Однако…

— Ничего не будет, — сказал он, отходя на шаг. — Не сейчас. Лишь тогда, когда ты будешь готова.

— Но твоя бабушка… — растерялась я.

— Её я беру на себя. — Герцог заглянул мне в глаза. — Договорились?

Я кивнула, чувствуя облегчение. Но затем решительно тряхнула головой и удержала его, когда он собрался отвернуться. Толи во мне пробудился дух противоречия, то ли я просто устала от подозрений и шепотков за спиной.

— Верно ли я поняла, что, поскольку погода не испортилась, предки твоего рода приняли меня и согласились передать богам наши просьбы?

— Да, считается, что так, — откликнулся Себастьян.

— Тогда… — я запнулась и, несмотря на то, что у меня сводило живот от страха и волнения, продолжила: — Тогда, думаю, будет неправильно, если мы нарушим традиции. Не так ли?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Сделаем то, что должны, — произнесла я, надеясь, что голос у меня не дрожит. А миг спустя в голову закралась мысль, показавшаяся насколько болезненной, настолько же и унизительной. — Или же… или я совсем не привлекательна для тебя?

— Да что ты такое говоришь, Лили?! — с изумлением отозвался герцог, уставившись на меня так, будто видел впервые. — Как ты можешь показаться кому-то непривлекательной? Да если бы ты видела себя со стороны!

Он шагнул ко мне снова, взял за руки, провёл ладонями от пальцев к плечам, заправил за ухо выбившийся из косы локон. Сейчас я дрожала ещё сильнее, чем некоторое время назад, но уже не от холода. Казалось, словно время застыло, и всё окружающее куда-то исчезло, остались лишь мы двое.

— Ты уверена, что не пожалеешь об этом наутро? — выдохнул Себастьян мне в губы, и я покачала головой перед тем, как ответить на поцелуй. Впервые с того дня, когда мы прощались перед внезапным отъездом супруга, я снова чувствовала прикосновения ласковых рук и губ, понимая, что в любой момент могу остановить его. Он поставил меня перед выбором, и Ортензия наверняка не одобрила бы такое решение внука. Но теперь мнение той, что по-прежнему ни на грош не доверяла мне, не имело значения. Как и всё остальное.

Только он и я. Только учащенное биение двух сердец, но в одном ритме. Только поцелуи — сначала лёгкие и нежные, точно касания лепестков цветущей вишни, затем всё более настойчивые, жадные, распалённые. В изменчивых отблесках огня свечей я видела, как глаза моего мужа наполняются едва сдерживаемой страстью, и не сразу смогла поверить в то, что именно я послужила тому причиной. Что не Виенну де Кастеллано, не какую-нибудь ещё другую раскованную и соблазнительную женщину из его прошлого он желал в эти мгновения, а лишь меня — неуверенную и неопытную, однако нашедшую в себе силы остаться с ним здесь и сейчас, преодолев в себе и боязнь, и стыд.

Сдёрнутое с кровати покрывало полетело на пол. Перина, застеленная тончайшей батистовой простынёй, оказалась мягкой, будто копна сена, и пахло от постели так же — засушенными цветами и свежестью летних лугов. Сорочку мне сшили со шнуровкой на груди, и та, поддавшись напору ловких пальцев, с лёгкостью распустилась, позволяя стянуть ткань почти до пояса. Снова касания горячих губ — на шее, плечах и ещё ниже… Пугающе, непривычно и в то же время так естественно, что как-то разом вылетели из головы все предупреждения сестры Николины о неприятных для женщины ощущениях, которые необходимо перетерпеть в первую брачную ночь. Да и боль, пришедшая следом за обжигающими ласками, почудилась мне лишь бледной тенью той, что я воображала себе прежде. Накатила, как морская волна на берег, и тут же схлынула, оставив меня в объятиях герцога — трепещущей, ошеломлённой и… счастливой.

Утро наступило неожиданно. Вымотанная переживаниями последних дней, я давно не спала так крепко, как в эту ночь. Меня разбудили голоса, негромко переговаривающиеся где-то поблизости. Разлепив веки, я хмуро уставилась на двух горничных, которые стояли в дверях. Увидев, что я проснулась, они синхронно присели в реверансе.

— Доброе утро, ваша милость! — наперебой прощебетали девушки. — Как спалось? Что желаете на завтрак?

— Кажется, раньше вы не интересовались моим мнением по этому поводу, — пробормотала я, натягивая одеяло повыше.

— А мы вам и ванну уже приготовили! Простите, что разбудили, но… Госпожа Ортензия торопит! — выпалила та из горничных, что посмелее.

— Что ей нужно?

— Ну… Мы думали, вы и сами знаете… — замялись они. — Она хочет увидеть вашу простыню. Как встала, так и требует. А герцог уехал по делам — вместе с поверенным, который прибыл нынче утром.

Судя по всему, иного выбора у меня не оставалось, так что пришлось подняться, завернувшись в одеяло. Девушки ловко свернули простыню и выскользнули за дверь. Я поморщилась, представив себе лицо Ортензии де Россо, но, чтобы не портить себе настроение, отогнала эту мысль подальше.

Позже я сидела в успевшей немного остыть воде и, прикрыв глаза, перебирала в памяти всё мгновения прошлой ночи. Взгляд Себастьяна — нежный, сияющий. Такой, какого я никогда не видела прежде. Всё ещё ощущавшийся на губах вкус поцелуев. Тепло сильных уверенных рук. От этих воспоминаний во всём теле рождалось сладкое, тягучее, как мёд, томление. И желание испытать эти ощущения снова.

Сестра Николина, как и другие наставницы, никогда не была с мужчиной, а потому её слова, сказанные мне перед отъездом из обители, имели мало общего с реальностью. Ничего настолько уж неприятного в первую брачную ночь я не испытала. Да и, несмотря на смущение, просто лежать послушной живой куклой мне тоже не хотелось… Я не только принимала ласки, но и целовала герцога сама, зарываясь пальцами в густые чёрные волосы, обнимала, касалась упругой смуглой кожи, ощущая ладонями крепкие мышцы под ней. Наверное, меня осудили бы за такое поведение, если б узнали, но в те минуты я не могла — или не хотела — ничего с собой поделать.

Я стянула с руки повязку и увидела, что от вчерашнего пореза и следа не осталось. Мой колдовской дар продолжал расти и теперь исцелял меня быстрее, чем раньше. Скрыть такое оказалось бы непросто, поэтому, одевшись, я перетянула ладонь чистой тканью и вышла из комнаты.

После вчерашней суеты замок казался тихим. Я спустилась в столовую и почти не удивилась тому, что опоздала к завтраку. Бабушка Себастьяна уже ушла оттуда, как и все остальные, но меня ничуть не огорчило то, что пришлось завтракать в одиночестве.

Когда я уже почти закончила с трапезой, в столовую вошёл герцог де Россо, а вслед за ним поверенный. Встретившись глазами с мужем, я почувствовала, что заливаюсь краской — очень уж ярко снова вспомнилось, чем мы с ним занимались ночью. Кое-как взяв себя в руки, я ответила на приветствие его спутника, мысленно гадая, чем вызван его визит и по каким таким делам они с герцогом ездили.