— Чай с розовыми лепестками, — произнесла хозяйка дома. — Угощайтесь! Должны же они хоть на что-то сгодиться.

Я протянула руку к чашке, и меня вдруг замутило от насыщенного цветочного запаха. Как странно… Раньше мне аромат роз всегда нравился.

— Не желаете? — спросила Микела.

Усилием воли я заставила себя сделать небольшой глоток, всё ещё недоумевая, почему некогда любимый запах вдруг начал вызывать у меня отторжение. А потом собеседница начала пересказывать соседские новости и прочие сплетни, совершенно не обращая внимания на то, пью я или нет. Так что остаток напитка я просто выплеснула за окошко, дождавшись момента, когда женщина на минутку вышла из комнаты.

— Снова пойдёте гулять? — поинтересовалась она, вернувшись. — А сегодня на площади ярмарка. Забегите непременно! Может, что-нибудь присмотрите для себя. Да и всяческие увеселения там тоже будут.

Поначалу мне не хотелось следовать предложению. Общества большого количества людей, пусть даже незнакомых и не проявляющих ко мне повышенного интереса, я старалась избегать. Однако, заслышав на прогулке звучание волынки, я всё же решила ненадолго заглянуть на ярмарку, где собрались торговцы, уличные музыканты и фокусники.

Песня, которую исполняли на площади, была мне незнакома, но простые её слова неожиданно заставили меня остановиться и прислушаться.

Я в дорогу отправился поздней весной,

Но не ведал тогда, что случится со мной.

А теперь всё иначе, мой друг дорогой.

Уж не тот я, что был, а совсем я другой.

Не ропщу и не плачу я в дождь проливной

И не жалуюсь летом на пыль и на зной.

Знай, мой друг, я доволен такою судьбой,

Ведь и счастье, и горе делю я с тобой.*

«И счастье, и горе…» — повторила мысленно я, и мне вдруг показалось, что эта песня и обо мне тоже. Вот только я осмелилась вообразить, будто сумею забрать себе всё горе, а любимому оставить одно лишь счастье. Но разве же так бывает?..

— Жареные каштаны для прекрасной дамы! — услышала я вторгшийся в мои невесёлые размышления голос одного из продавцов, и в ноздри ударил исходящий от жаровни сладковатый запах, который наверняка мог бы показаться мне приятным. Но не сейчас. Зажав нос и рот ладонью, я отшатнулась, едва не опрокинув чей-то лоток, и начала заваливаться назад. Так бы и упала, если б руки того самого торговца каштанами меня не подхватили. — Эй, кто-нибудь, позовите лекаря! — крикнул он, и народ вокруг засуетился.

Одета я была не роскошно, но вполне прилично, так что производила впечатление особы, которая может отблагодарить за услуги незнакомцев и позволить себе помощь медика. К нему меня доставили почти сразу — привели, поддерживая под руки, чтобы не рухнула снова. Тот оказался степенным мужчиной, который по возрасту годился мне в отцы и отчего-то сразу вызвал безотчётное доверие. Выпроводив моих провожатых за дверь, он поинтересовался симптомами плохого самочувствия и задал ещё несколько вопросов. Затем пощёлкал языком и внезапно широко улыбнулся.

— Ничего страшного с вами не происходит, госпожа. С моей женой такое тоже случалось, когда ждала первенца. Со вторым-то ребёнком полегче должно быть.

— Что вы… — нахмурилась я. — Ребёнок? Но как… откуда?

— Уж это вам лучше знать, — развёл руками собеседник.

— И вы уверены, что не ошибаетесь?

— Пока все признаки указывают на мою правоту. Но, ежели всё будет идти хорошо, в дальнейшем вы и без меня справитесь. Отыщите только хорошую повитуху, с опытом.

Я растерянно поморгала, пытаясь осознать услышанное. Повитуха, первенец… Мне ведь всего лишь стало дурно от сильного запаха! Разве может такая мелочь указывать на столь серьёзное обстоятельство? Хотя… имелись ведь и другие признаки. Просто мне было не до того, вот и не обратила внимания, не сопоставила с тем, что слышала в замке де Россо от экономки. А сейчас, когда лекарь спросил, тут же вспомнила…

— Вижу, поздравлений вы не ждёте, — заметил он. — Ну-ну, не волнуйтесь! Все женщины через такое проходят, а кто-то и весьма часто, мда. Так уж природа задумала. Разве в силах мы с нею спорить?

Кто бы мог подумать, что желание Ортензии де Россо, чтобы у неё появился правнук, всё же исполнится? Так поздно, так не вовремя! Я чувствовала себя ошеломлённой, раздавленной новостью, которая, должно быть, вознесла бы меня на седьмое небо, не случись того злополучного выстрела в саду королевской резиденции. Ещё вчера мне казалось, будто я смогу справиться, постепенно отыщу для себя место в мире — поселюсь в одной из обителей либо, быть может, останусь у Микелы в качестве помощницы по дому или даже приёмной дочери, ведь своих детей им боги не дали. Но тогда я не сомневалась, что отвечаю лишь за собственную судьбу, а сейчас, сейчас…

— От тошноты помогает имбирь, — добавил медик. — А вообще, климат у нас хороший, что тоже на пользу пойдёт. Солнечных дней куда больше, чем пасмурных.

От этих слов с моих губ сорвался горький смешок. В самом деле, откуда моему собеседнику знать о том, что в жизни его случайной пациентки с недавнего времени все дни стали сумрачными? И то, как часто появлялось над головой небесное светило, ничего не меняло.

Расплатившись с врачом и людьми, которые ради меня временно оставили свои дела на ярмарке, я вернулась в дом Микелы. К моему облегчению, чай из лепестков роз она допила сама, а мне оставила щедрую порцию поленты*, которая, к счастью, неприятных ощущений не вызвала ни запахом, ни вкусом. Однако кусочек свежего имбиря я на всякий случай всё-таки сжевала.

Мне предстояло поразмыслить о том, что делать дальше, и ситуация усугублялась тем, что посоветоваться было не с кем. Да, приютившая меня женщина казалась хорошим человеком. Возможно, она даже обрадовалась бы, услышав, что в скором времени её доме впервые зазвучит детский смех. Но что скажет её муж, который ещё не вернулся из дальнего плавания? Что скажут соседи, чьё мнение имело для неё немалое значение? Если кто-то усомнится в том, что я вдова, как можно доказать обратное? Ведь у меня даже обручального кольца не осталось, да и никакие другие украшения, кроме найденного в замке амулета хальфданки, я с собой не взяла.

В обитель с ребёнком не примут, особенно в том случае, если он окажется мальчиком. Если я одна могла хоть на что-то рассчитывать, то теперь всё во много раз усложнилось. Но следовало найти выход, и поскорее, пока со стороны ещё ничего не заметно.

«Может быть, всё-таки рассказать Микеле? — подумала я, бросив взгляд на хлопотавшую по дому хозяйку. — Но ведь, не посоветовавшись с супругом, она всё равно ничего не решит. А то ещё и вздумает спросить, почему бы мне теперь, корда выяснилось, что я вовсе не бездетна, не отправиться на поклон к родственникам якобы покойного мужа, и что я на это отвечу?»

*Стихи автора.

*Полента — блюдо из кукурузной крупы мелкого помола, напоминает кашу или мамалыгу.

Именно это Микела и сказала, когда два дня спустя, так больше ничего и не придумав, я смущённо поведала ей о словах лекаря. Добрая женщина почти сразу начала уговаривать меня поехать обратно к родным супруга, причём желательно поскорее, пока моё самочувствие ещё позволяло путешествовать. Дескать, нужно наступить на свою гордость и подумать о тех, кому мой ребёнок будет служить напоминанием о его отце.

Знала бы она, что дело вовсе не в гордости, а мой муж на самом деле жив!

— Но у меня нет сопровождающего, — придумала я аргумент против сказанного собеседницей.

— Верно, — погрустнела она. — Женщине одной путешествовать опасно. Тут у нас пока ещё тихо, но слышала, что на дорогах немало разбойничьих банд.

Затем Микела предположила, что её супруг мог бы доставить меня куда нужно, но сначала следовало дождаться его возвращения. Помедлив, я согласилась. Так я получала некоторую отсрочку и дополнительное время на размышления о собственном будущем.

Может быть, действительно рискнуть и возвратиться в обитель? Попросить помощи у тех, кто меня вырастил? Ведь не выгонят же они меня прочь… Но лишь сестра Николина знала мою тайну, а настоятельнице как объяснить, почему я ушла от богатого и родовитого мужа? Да ещё и в таком положении! Не подумают ли они про меня то же, что когда-то подозревала Ортензия де Россо? Будто я действительно повинна в супружеской измене, а ребёнка жду от другого мужчины.