— У нас ещё с древних пор считается, будто представителям мужского пола не дано колдовать, — вспомнилось мне. — Потому и преследовали только женщин… — Женщин красивых и ярких, как звёзды, что не могли укрыть свой свет от похотливых и завистливых взглядов. — Но есть же ты. Так почему бы не допустить, что и в нашей стране когда-либо жили или и сейчас живут мужчины с колдовским даром?

— Всё может быть, — согласился со мной хальфданец, и лицо его стало задумчивым. — Но тебе лучше не забивать этим голову. Чем меньше ты знаешься с другими колдунами, тем ниже вероятность, что тебя выведут на чистую воду.

— Но себя ты считаешь исключением? — улыбнулась я.

— Я ведь твой наставник, — напомнил Янис. — Меня тебе надлежит слушаться. Что ещё интересного рассказала экономка?

— Ничего, — снова помрачнела я, оживив в памяти все эти разговоры о брачных обрядах. — Какие-то глупости. И, не волнуйся, я ни словом, ни взглядом себя не выдала.

— Что ж, поверю тебе на слово. Хорошего дня! А я пойду и проведаю твоего мужа.

Разговор с хальфданцем немного поднял мне настроение, которое тотчас же упало, стоило мне узреть сухопарую фигуру Ортензии де Россо. Она явилась в библиотеку, зная, что я нередко провожу там время. Я не ожидала, что пожилая женщина снова захочет побеседовать со мной, учитывая, что за завтраком та не сказала мне ни словечка, но уже догадывалась, что разговор ничего хорошего не предвещает.

— Тебе нужно сшить новое платье и сорочку для первой брачной ночи, а Себастьяну новый костюм. Можно, конечно, заказать для тебя полный гардероб, раз уж мой внук надумал ехать с тобой в столицу, чтобы представить королю. Однако, если окажется, что ты нарушила клятву верности, никакой поездки не будет, так не лучше ли сэкономить?

Я стиснула зубы. После услышанного во вчерашнем разговоре с экономкой бабушка Себастьяна вызывала у меня не только неприязнь и безотчётный страх, но и тень более глубоких чувств. Я почти ненавидела её за то, как Ортензия поступила с той, на ком собирался жениться отец Себастьяна, прежде носивший титул герцога де Россо. Да, его супруга и мать наследника рано покинула мир живых, но неужели он не имел права жениться снова? И неужели та молодая женщина из Хальфдана не имела права на безопасность в стенах замка, куда её привёз жених, наверняка дав обещание, что будет любить её и заботиться о ней? Их брак не оказался бы таким, как мой собственный. После рассказов Яниса я не сомневалась в том, что хальфданки предпочитали выходить замуж по любви, а не по принуждению, и подобная участь постигла лишь наречённую короля Арнальдо, помолвку которой решено было заключить по политическим причинам.

Теперь я точно знала, что само по себе обладание колдовским даром не являлось злом. Его делали таковым людские фантазии. Ведь не просто же так говорится, будто у страха глаза велики. Все свои беды, включая ухудшение погоды и плохой урожай, люди предпочитали сваливать на колдуний. Они осуждали женскую красоту, считая, что она прельщает демонов, но скверный характер ни сейчас, ни в прежние времена не имел прямой зависимости от внешности. А колдовство… Его можно обернуть как во зло, так и во благо, и лишь от того, кто родился с этим даром, зависит, как он им распорядится.

Но Ортензия де Россо считала иначе. Она терпела в замке Яниса, потому что тот однажды спас Себастьяну жизнь, но упорно подозревала его. То в шпионаже, то в том, что он предавал герцога, тайно развлекаясь со мной.

— Я могу отказаться от сорочки и платья? — осведомилась я. — Так вы сэкономите ещё больше. Не правда ли?

— Нельзя, — бросила собеседница. — Обряды требуют, чтобы молодожёны надевали совершенно новую одежду. Но никто ведь не говорил, что твой наряд будет дорогим.

Должно быть, Ортензия хотела уколоть меня этими словами, однако мне после жизни в обители было не привыкать к скромным вещам. Даже наоборот — роскошь пугала меня, я не знала, что с ней делать, чтобы ненароком не испортить дорогостоящие вещи. Но бабушка моего мужа этого не понимала.

— Надеюсь, ты не станешь жаловаться Себастьяну, — продолжала она. — Ему сейчас нельзя волноваться. Да и с чего бы тебе быть недовольной?

— Не беспокойтесь, — буркнула я, ещё раз мысленно напомнив себе о предупреждениях Яниса. — Я ничего ему не скажу. И действительно, с чего бы?

Ничего не ответив, Ортензия де Россо поджала губы и направилась к выходу из библиотеки, где почти столкнулась с Луиджи. Мальчик никак не ожидал застать тут хозяйку замка и лишь каким-то чудом умудрился не врезаться в неё на бегу и не наступить ей на юбку. Я подозревала, что мои уроки с внуком экономки Ортензии не по нраву, но герцог их одобрил, так что запретить нам заниматься она не могла.

— Простите за опоздание! — выпалил он, когда мы остались наедине.

— Прощаю, — отозвалась я. — Но по замку всё-таки лучше не бегать и не шуметь. Мы ведь не хотим навлечь на себя чей-то высочайший гнев, правда? — добавила, прижав палец к губам и покосившись на дверь.

Мальчишка захихикал с видом заговорщика. Я улыбнулась в ответ. Камень на душе, навалившийся после слов бабушки Себастьяна, зашатался и скатился, унося за собой неприятное тоскливое ощущение, вызванное тем, как — и о чём! — она со мной разговаривала. Постаравшись выбросить недавнюю беседу из головы, я направилась к полке с нужными для урока книгами. Промелькнула мысль, что, возможно, не такая уж и плохая наставница получилась бы из меня, если б настоятельница разрешила остаться в обители.

Луиджи нетерпеливо потянулся к бумажным страницам. Подобную жажду знаний я видела впервые. Мальчик жадно впитывал всё, чему я обучала, хорошо запоминал и тянулся к новым сведениям, как былинка к солнцу. А ведь наверняка в знатных семьях с лихвой хватало лодырей и ротозеев, с которыми не могли справиться нанятые родителями наставниками. Выходит, прав Себастьян, и вовсе не происхождение определяет, каким окажется человек.

Даже удивительно, что, несмотря на воспитание Ортензии, мой супруг отличался настолько прогрессивными воззрениями. Да и баронесса де Кастеллано их явно не одобрила бы. Зато Янис являлся единомышленником герцога во всём.

За обедом и ужином бабушка Себастьяна проявляла нейтралитет. Я с ней тоже старалась лишний раз не заговаривать. Недостатка в общении я не испытывала, да и она не стремилась к тому, чтобы наши отношения стали более тёплыми. Должно быть, уже почти не сомневалась в моей неверности мужу. Ни я, ни хальфданец в её глазах не заслуживали доверия.

А ночью мне приснился сон. Я находилась в замке, но мне предстояло немедленно покинуть его. За мной приехали. Приехали, чтобы забрать, заключить в темницу, а после зачитать приговор и сжечь на костре. Я видела страх на лицах слуг, и даже Луиджи смотрел на меня с ужасом в широко раскрытых глазах.

Янис сказал, что они с герцогом сумеют защитить меня, станут моими рыцарями. Но никого из них не было рядом. Лишь Ортензия де Россо стояла передо мной, указывая мне на дверь. Её лицо не выражало страха, как у остальных. Казалось, будто она хочет воскликнуть: «Я так и знала!»

Я проснулась в холодном поту, чувствуя дрожь во всём теле и привкус пепла на губах.

Днём прибыла портниха — та же самая, что шила одежду для Виенны, пока баронесса жила здесь. Немолодая, но наверняка поднаторевшая в своём ремесле женщина сняла с меня мерки и показала нам с Ортензией несколько образцов тканей. В выборе я не участвовала. В глазах портнихи промелькнуло удивление, однако та никак не прокомментировала тот факт, что ткань была выбрана не самого лучшего качества. Да и фасон, насколько я могла судить, не отличался изысканностью.

Можно подумать, Ортензия де Россо поставила себе цель сделать меня в первую брачную ночь как можно более непривлекательной для супруга. И платье, и нехитрого покроя сорочка едва ли смогли бы соревноваться с роскошными одеяниями, которые носила Виенна де Кастеллано. Украшений, кроме ленты для волос, также не предусматривалось.

— Несложный заказ, — произнесла портниха, когда бабушка моего мужа удалилась. — Быстро управлюсь. Да и фигурка у вас, ваша милость, просто загляденье! А что небогатый выйдет наряд, так об этом не печальтесь. Мужчины в уме стоимость одёжек не подсчитывают, им совсем не то важно. Истинный бриллиант и в скромной оправе хорош. А дешёвый камушек и в золоте не заблестит.