Я попросил стюарда, который приносил нам с Верой в каюту еду, найти мне пару осколков какой-нибудь разбитой бутылки и кусок парусины. Тот удивился, но так как после каждого вызова я давал ему хорошие чаевые, просьбу мою выполнил. Пока бушевал шторм, я обрабатывал будущий инструмент испытаний. Сначала отскоблил древко полученным куском стекла. Так я убрал наиболее крупные шероховатости, а потом пару дней полировал дерево куском парусины. В конце концов парусина превратилась в лохмотья, но поверхность древка стала более гладкой.

Вера читала какую-то французскую книгу, взятую из корабельной библиотеки, время от времени посматривала на мои столярные занятия и чему-то улыбалась.

Вот этим древком и должен был «колоть» меня, как копьем, Генрих, а я должен был попытаться вызвать то состояние звенящей пустоты, которое ощутил во время стычки с японцами.

***

— Давай, — сказал я.

Генрих вполне сносно ткнул меня палкой. Поскольку я остался на месте, то в последний момент он задержал удар.

— Нет, так не пойдет, — сказал я. — Бей по-настоящему.

Он ударил и … не задержал удар. Древко впечаталось мне прямо в центр живота, и будь у Деклера менее мощное тело, то мне пришлось бы худо. Я выдохнул и сказал:

— Нормально.

Затем Генрих повторял удары, а я уворачивался от них. То ли Генрих бил недостаточно быстро, то ли еще по какой-то причине, но, чтобы увернуться от его ударов, мне не требовалось никаких супер способностей. Шаг в сторону, разворот на передней ноге, и я оказывался за спиной у мальчишки. Ни звенящей пустоты в голове, ни ощущения необычности происходящего. Я даже краем глаза успевал заметить, проходящих недалеко и косящихся в нашу сторону, пассажиров и, пробегающих мимо нас по своим делам, матросов. Даже смог сделать вывод, что, скорее всего, все матросы на «Звезде Востока» были китайцами.

Так мы промучались с полчаса и не достигли никакого результата, если не считать того, что хорошо размялись. Потом древко взял я, и уворачиваться теперь пришлось Генриху. Выпады я делал не торопясь, так что и Генриху удавалось успешно уходить от импровизированного копья. Можно сказать, что, утренняя зарядка удалась, хотя и не сбылась моя надежда выявить свои супер способности. Под конец тренировки стало казаться, что мое состояние во время штурма резиденции британского консула было каким-то наваждением, а попытка обнаружить что-то необычное в себе — просто смешной и нелепой.

Сцена 23

В первые дни, во время шторма, я большую часть времени проводил в каюте с Верой. Когда на объятия у нас уже не оставалось сил, мы просто лежали в постели, а я рассказывал сохранившиеся в памяти фантастические рассказы из будущего. Выбирал те, где было поменьше фотоно-плазменных ускорителей и гравитационных пушек. Больше всего Вере понравились истории про Аэлиту Алексея Толстого и беляевского Ариэля.

Перед обедом, как правило, я шел в каюту к Генриху. Он делал недовольное лицо, хотя я видел, что мой приход его радовал. Я продолжал рассказывать ему разные полезные вещи из области медицины, хотя иногда у нас возникали споры. В один день я рассказал ему о пользе промывания носа соляным раствором. В прошлой жизни у меня была искривлена носовая перегородка. Это принесло частные простуды с соплями, от которых я спасался именно такими промываниями. Но Генрих засомневался.

— Мистер Деклер, но разве человек рыба? — спросил он.

Это он вспомнил мой рассказ о том, как дышат рыбы. Тогда я рассказывал о потребности человека в кислороде и том, как добывают его другие животные.

— Зачем человеку пропускать воду через нос? — не понимал Генрих.

— К извлечению кислорода из воды это не имеет никакого отношения, — ответил я. — У человека в носу нет органов, чтобы достать из воды кислород. Зато в носу скапливается много микробов. Помнишь я тебе рассказывал? — Генрих кивнул головой. — Так вот эти микробы живут в носу, гадят, а соленая вода их убивает, и человек вылечивается.

— Все равно непонятно, — упирался Генрих. — Человек дышит воздухом. Так?

— Так? — ответил я и порадовался, что у Генриха стали появляться самостоятельные мысли.

Если бы я мог предположить, куда они его приведут!

— Значит там у нас все приспособлено для воздуха, — сделал вывод Генрих. — А мы туда — водой! Как хотите, мистер Деклер, а только вред будет.

У меня был в запасе сильный аргумент в этом споре, но я в учебных целях решил продолжить дискуссию.

— Ты знаешь, я, наверное, с тобой соглашусь, Генрих, — сказал я. — Но иногда приходится из двух зол выбирать меньшее.

— Ну, да, — ответил Генрих. — Получить от отца подзатыльник или остаться без ужина.

Я хотел посмеяться, но, увидев, что Генрих погрустнел, не стал.

— Так вот, когда человек болеет и у него полон нос соплей, то все это может пойти в голову, и человек может умереть, — подпустил страху я. — Если других лекарств нет, то соленая вода может спасти человека. То есть соленая вода оказывается меньшим злом.

Мы помолчали.

— Кроме того, — решил подвести итог я. — Давно замечено, что у людей, живущих у моря, редко бывает насморк.

— Почему?

— Они купаются в море, нос промывается морской соленой водой и, таким образом, все плохое уносится из носа, — ответил я.

— Странно, — сказал Генрих. — Я жил у моря. У меня никогда не было насморка, а в море я купался редко. Вода холодная.

«Трудно общаться с подростками,» — подумал я.

Вернувшись в свою каюту, я застал Веру, стоящей посреди каюты со стилетом в руках.

Сцена 24

Этот инструмент был мне знаком. Тогда я лежал голый и связанный, а Вера примеривалась, как лучше меня заколоть.

— Это не то, что ты думаешь, — сказала Вера.

В этот момент у нее было лицо готового заплакать ребенка. Губы сжались, брови поднялись, лоб сморщился, а из уголков глаз норовили выскользнуть слезы.

— Я все объясню, — Вера помедлила, а потом решилась. — Я больна. Не телом, психически. — Увидев, что я что-то хочу сказать, она замахала руками. — Подожди. Так сказал доктор Вишневский. Он был тоже ссыльный, как и мы, но отец его хвалил. Он рекомендовал мне вести огород. — Вера улыбнулась. — Но я занялась рисованием. Мне это всегда помогало отвлечься от дурных мыслей.

Я подошел к Вере и обнял ее. Ее руки безвольно висели по бокам, и стилет мне никак не угрожал.

— А стилет?

— Стилет мне подарил брат, — сказала Вера.

«Тот, что наемный убийца,» — подумал я. — «Подарок соответствующий».

— Он показал мне, как с ним обращаться, — продолжала Вера, положив свою головку мне на плечо. Одна слезинка все же выскользнула из ее глаз. — Странно, но когда я делаю эти упражнения, то мне даже лучше, чем во время рисования.

Вера немного отстранилась от меня.

— Теперь ты будешь считать меня сумасшедшей? — спросила она.

— Даже не подумаю, — сказал я и чмокнул ее в губы. — В наше время такими были каждый второй.

Рваный ритм жизни, оторванность от природы, некачественная пища, плохой сон, большие объемы информации и пропаганды вокруг становились причиной психических расстройств в том мире, который я покинул. Люди наполняли секции по йоге и других восточных практик, бегали трусцой, ходили в качалку и часто не за тем, чтобы достичь хорошей физической формы, а для того, чтобы хоть как-то привести в порядок мозги.

— Если тебе нравится, я не против, — сказал я.

— Правда?

— Правда, — сказал я. — Только, делай это упражнение немного по-другому.

Когда я пришел в каюту, Вера стояла неподвижно посреди комнаты и выбрасывала руку с зажатым стилетом вперед.

— Попробуй делать то же самое, но с шагом правой ногой вперед.

— Вот так? — Вера сделала шаг и кольнула стилетом пространство перед собой.

Пространство не заметило укола или заметило, но ничего не сказало.

— Так?

— Немного не так. Ты каталась на коньках?