— Хорошо, — сказал новый «Гулливер» и, зевая, вернул мне паспорт. — Лейтенант Драмонд обвиняет вас в нападении на солдат ее величества королевы Великобритании. Что скажите?

Начало мне понравилось. Сразу не стали вязать, одевать кандалы — уже хорошо.

— Скажу, что хотел бы узнать, с кем имею честь разговаривать, — я постарался быть вежливым, но, наверное, у меня плохо получилось.

«Гулливер» хмыкнул, но представился.

— Судья Мереддид. В середине двойное «дд», — зачем-то уточнил он.

— А вас лейтенант? — обратился я к шотландцу.

Тот засопел, но назвал свое имя.

— Ивар Драмонд.

— Благодарю, — сказал я. — Это ложь.

Лейтенант вытаращил глаза, а судья спросил:

— Что значит ложь? Вы не верите, что у лейтенанта такое имя?

— Нет, что вы, — я поспешил разъяснить. — Просто отвечаю на ваш вопрос. Вы сказали, что я напал на солдат, а я говорю, что это — ложь.

— Ну, так не я говорю, — сказал судья, и впервые в его словах я услышал угрозу. — Вас обвиняет лейтенант Драмонд, пострадавший. Причем, серьезно пострадавший.

— Я тоже подтверждаю, что это ложь, — не выдержала Тереза. — Солдаты первые напали на мистера Деклера.

В войнах прошлого про действия журналистки сказали бы так: «Фланговый удар удался. Ряды противника смешались».

Судья какое-то время выяснял, кто это встрял в мужской разговор. Тереза рылась в своей сумочке, доставая паспорт, и говорила, говорила, говорила. Честно сказать, я не ожидал от нее такого напора. Судья узнал не только о том, как ее зовут, но и что она работает журналистом в очень важном и популярном журнале, что совершает кругосветное путешествие, что ее статьи печатают ведущие газеты мира, и что она напишет всю правду о поведении британских военных.

Тереза наконец замолчала, а судья вернул ей документы.

— Это правда? — теперь судья уже обращался к Драмонду.

— Он спровоцировал нас, — зло ответил лейтенант. — Он рассказал гадкую историю про мой народ.

«Надо же,» — мысленно восхитился я. — «Лейтенант-то образованный. Знает слово «провоцировать».

Судья посмотрел на меня. Надо было что-то ответить.

— Я всего лишь хотел развлечь соотечественников, — сказал я. — Это очень смешная история. Я совершенно не рассчитывал, что солдаты так отреагирует.

— Можете повторить? — спросил судья.

— Конечно!

Я увидел, что Тереза взволновалась. Этой истории она не слышала. В тот день она стояла далеко от места действия. А потом мы, как-то, не говорили об этом.

Я слово в слово повторил рассказанное мной.

Лейтенант скривился. Тереза улыбнулась. Судья хмыкнул. И тут мы услышали хохот.

Хохотал один из трех военных, пришедших с судьей. Из тех, кого я принял за китайцев. На мундире этого военного были какие-то нашивки. Наверно, он был главным из этой троицы, офицером. Смеялся этот офицер так, как, наверное, смеются только дети. Громко, искренне и никого не стесняясь.

Его хохот продолжался с минуту, не меньше. Потом он немного успокоился и быстро что-то рассказал своим подчиненным. История повторилась. Сначала ржала эта парочка, потом, не выдержав, вместе с ними снова стал хохотать и их командир.

Лейтенант с вытаращенными глазами смотрел на смотрел на хохочущих.

Наконец, военные, пришедшие с судьей, отсмеялись.

— Мужчина и леди говорят правду, — сказал главный из этой троицы. — Лейтенант говорит не правду. Жду вас на берегу судья.

После это троица военных, которые, наверное, предназначались для моего конвоирования в тюрьму, преспокойно отправилась на берег.

Лейтенант был взбешен. Тереза сияла, а у меня появилась робкая надежда. Но, я думаю, никто из нас не понимал произошедшего.

— Судья Мередидд, я вам еще нужен? — спросил я.

— Нет, вы можете идти, — был ответ.

— Благодарю, — я кивнул судье, улыбнулся Терезе и, поддерживаемый Генрихом, отправился в свою каюту.

За моей спиной разгорался скандал.

— Что это такое!? — возмущался лейтенант.

— Это правосудие, — объяснял судья, с высоты его роста делать это ему было не трудно. — Я заслушал стороны и свидетелей и принял решение.

— Это несправедливо! — не сдавался Драмонд. — Вы просто испугались этого коротышку.

— Во-первых, — голос судьи посуровел. — Вы ненамного выше. А, во-вторых, вы не понимаете.

— Что я должен понимать?!

— В городе беспорядки. Малайцы режут китайцев, а китайцы в ответ режут малайцев. Индусы пока остаются в стороне, но они в любой момент могут подключиться к резне. И только вот эти, как вы сказали, коротышки, не дают этому безобразию перерасти настоящую бойню. Батальон гуркхов сдерживает стороны.

— Вот эти…? — лейтенант не закончил. — Но в городе есть и другие солдаты!

— Есть, но местные боятся только гуркхов. Стоит им выйти из казарм, как улицы пустеют.

— Почему?

— Гуркхи идут до конца, — сказал судья. — Если им отдан приказ, они выполняют его любой ценой. Любой ценой, понимаете. Это, кстати, был командир батальона. Он хотел посмотреть на тех солдат, которых прислали нам на помощь.

Говоря последние слова, судья позволил себе усмехнуться. Но лейтенант этого не заметил.

— И я не могу в этой сложной ситуации не соглашаться с командиром гуркхов по пустякам, — проговорился судья.

Лейтенант вновь не обратил внимание на интонацию судьи. Он слишком был потрясен и скоротечностью суда, и его решением.

— А почему командир этих гуркхов так себя странно вел? — спросил он.

— Вы про смех? Это их национальная черта, — оживился судья. Он понял, что лейтенант уже смирился с приговором. — Они любят похохотать. Представьте, малайцы идут стеной на китайцев. Китайцы идут стеной на малайцев. В руках ножи и может быть что-то пострашней. Между ними стоят гуркхи, готовые на все. В это время, в сторонке стоит парочка верблюдов. Их к нам завезли откуда-то из Китая. Парочка — действительно парочка. И любвеобильный самец-верблюд, не обращая внимания на события вокруг, взбирается на свою подругу, и они начинают заниматься любовью. Что нашли в этом смешного гуркхи, я не знаю. Хотя, рассказывая вам сейчас эту историю, я готов признать, что все выглядело достаточно комично. Горбы, рев «влюбленных», — судья усмехнулся.

— В общем, весь отряд гуркхов чуть не умер от хохота, — продолжил судья. — Малайцы и китайцы, которые были готовы еще минут назад резать друг друга, некоторое время постояли пораженные, а потом разошлись.

— Вот такая история, — закончил судья. — А вы говорите «коротышка». Один местный художник даже написал картину, где все это изобразил. И знает, как он назвал свою картину? Смех и любовь побеждают вражду. Представляете? Смех и любовь?

Теперь уже смеялся судья.

Когда судья отсмеялся, то он вновь обратился к расстроенному лейтенанту.

— А вам я могу дать совет.

— Что? Все забыть? — буркнул Драмонд.

— Ни в коем случае! — возразил судья. — Вы же к нам надолго?

Лейтенант пожал плечами.

— Когда волнения утихнут, вы снова подадите жалобу на этого лорда. А я пересмотрю свое решение, — хитро улыбнулся судья.

— Где же я буду его искать потом? — лейтенант все еще был недоволен.

— Он вроде бы и не скрывается, — заявил судья. — Имея на руках мое решение, вы сможете либо засадить его в тюрьму, либо принудить его договорится с вами. Понимаете?

— Я могу на вас рассчитывать? — с надеждой спросил лейтенант.

— А я на вас? — в ответ спросил судья.

— В полной мере, — ответил Драмонд.

— Ну, вот и договорились.

Миссис Бертон сошла на берег вместе с судьей. А когда она попросила помочь ей найти приличную гостиницу, тот не смог отказать этой хоть и пожилой, но приятной леди. Так под охраной судьи и сопровождающих его гуркхов миссис Бертон добралась до отеля «Континенталь». Его близость к зданию британской администрации делало размещение в нем совершенно безопасным.

Зайдя в номер, миссис Бертон вышла на террасу. Деревья, растущие вокруг отеля, не заслоняли вида на море. Где-то там у пирса стоял «Ливерпуль». На него грузили уголь, продукты и воду. Скоро он должен был вновь отправиться в плавание.