Помощь была не сложной: принеси-отнеси, поддержи-подай. Она требовалась пока сам доктор Хаччингтон вскрывал труп и разглядывал его внутренности.

Обычно доктор брал труп того умершего человека, который до смерти лечился у него самого.

Вскрытие трупа почему-то совсем не волновало Патрика. Он безо всякого испуга или отвращения смотрел, как Хаччингтон разрезает брюхо или распиливает ребра. К тому же он уже знал, что после вскрытия доктор будет в хорошем настроении и не зажмет той платы, которую обещал за помощь Патрика.

Добравшись до внутренностей умершего, Хаччингтон поочередно доставал их из чрева, подносил поближе к большой керосиновой лампе и вслух, словно актер на сцене, декламировал:

— Циррозис йэкорис*! Так, так, так.

(* — цирроз печени — примечание автора)

Потом он требовал, чтобы Патрик раскрывал передним какие-то его записи, находил нужную страницу и погружался в текст.

— Так, так, так. Как это проявлялось? Ну надо же?!

Все это произносилось вслух и обычно заканчивалось фразой:

— Ну, вот же! Я, как всегда, был прав!

Такое представление так забавляло Патрика, что от его сонливости не оставалось и следа.

Стоя за спиной доктора, он в насмешку принимал горделивую позу доктора и тихо повторял:

— Так, так, так. Циррозис йэкорис. Я, как всегда, был прав!

Что такое «циррозис йэкорис» он не знал, но догадывался, что это какая-то болезнь. И что эта болезнь покрыла этот темно коричневый кусок мяса, который доктор достал из брюха покойника, рыжими пятнами и трещинами и в конечном счете свела бедолагу в могилу. Патрик, его отец и их товарищи могли бы воскресить умершего, но доктор решил иначе.

На таком «представлении» Патрик бывал один раз неделю или даже чаще. Покойники были разные, но сюжет такого спектакля был примерно одинаков. Вскрытие трупа, рассмотрение больных органов у лампы, листание записок доктора и обязательная фраза в конце:

— Ну вот же! Я, как всегда, был прав!

При этом доктор не замечал, что за его спиной Патрик, еле сдерживая смех, повторяет за ним слова и позы.

В то время Патрик не осознавал, что это был его первый «университет», в котором он изучал начальный курс медицины и латинский язык.

Ночной приработок на кладбище, помощь доктору Хаччингтону позволяли Патрику приносить домой хороший, по меркам его семьи, заработок. Их семья, отец, мать и еще трое его младших братьев не голодали, а отец еще и часто бывал пьяненьким.

Так Патрик проработал четыре года. Тяжелая работа и наличие пищи привели к тому, что Патрик стал расти. Плечи становились шире, на кости наросло мясо, что совсем не радовало его товарищей по ночному бизнесу. Да и ему самому все труднее становилось работать в тесном тоннеле. Патрик опасался, что наступит день, когда его место займет другой мальчишка и хорошо, если это будет один из его младших братьев.

Но его работа закончилась совсем не так. Однажды, ночью, когда они уже достали свежий труп из могилы, в темноте раздался голос:

— А что это вы тут делаете?

Послышались черкание спичками, и, вскоре, ночь озарилась несколькими факелами. Вокруг стояло несколько полицейских и еще какие-то люди. Патрик и его товарищи, не сговариваясь, бросились наутек, в разные стороны. Но уйти удалось только Патрику. Кто-то в темноте пытался его схватить, но мальчишка вывернулся. Он добежал до дома доктора и рассказал ему все. Вместе с доктором они отправились на берег, сели в лодку, вышли в море, а потом доктор попытался столкнуть мальчишку за борт. То ли доктор был неловок, то ли Патрик увертлив, но за бортом вместо мальчишки оказался сам доктор. Оказавшись в воде, Хаччингтон взмахнул руками, открыл рот, чтобы позвать на помощь, но вода тут же хлынула ему в горло, и вскоре на поверхности моря плавал только цилиндр доктора.

Патрик понял, что обратной дороги у него нет, сел за весла и стал грести в сторону английского берега. Так началось путешествие Патрика О’Хара по миру.

Денег, от продажи за бесценок лодки, хватило на недолго, и Патрик стал вором, а вернее грабителем. Он прибился к шайке подростков, которая обитала в трущобах городишка под названием Странларе. По ночам шайка выходила на ночные улицы, поджидала одиноких путников, которые и были ее добычей. Убивать не убивали, но раздевали догола. Денег у ночных путников было немного, а одежду всегда можно было продать старьевщику. Это был очередной «университет» Патрика, факультет выживания, единоборств, психологии и много еще чего. Занятия в «университете» шли каждый день, без выходных, экзамены назначались неожиданно, были строгими без скидок на малолетний возраст учащегося. То, что он учится в «университете» и проходит какие-то экзамены Патрик не знал. Это была просто его жизнь. Не хуже, не лучше той, что он оставил на ирландском берегу. Но «экзамены» Патрик проходил успешно, что позволило ему получить повышенную «стипендию» и знатную кличку Вертел. Уж больно изворотливым он был.

Но однажды шайка, в которой обитал Патрик, напоролась на путника с ножом. Двое подростков умерли на месте. Остальные разбежались, но от полученных ран за неделю умерло еще трое. Шайка перестала существовать. Патрику повезло и не повезло. Ран он не получил, но остался один. В другие шайки его не брали и настоятельно рекомендовали портить воздух где-нибудь подальше. Патрик бы вынужден продолжить свое путешествие. Двигался он на юг, резонно рассудив, что там теплее и города больше, а люди богаты настолько, что на одних их объедках можно прожить. Шеффилд, Манчестер, Ливерпуль — эти названия звучали для Патрика, как «рай на земле». Но дойти он смог только до небольшого городка-порта Воркингтаун. Сил идти дальше уже не было.

В тот день Патрик слонялся у дверей постоялого двора в надежде найти какую-нибудь работу. Но какая работа может быть для девятилетнего мальчугана. Хотя Патрик и был высок и выглядел старше, но его худоба не позволяла рассчитывать на тяжелую физическую работу, а другой не было. Оставалось надеяться, что кто-то из жалости бросит ему корку хлеба. На милостыню деньгами рассчитывать не приходилось. Места здесь были бедные.

К постоялому двору подкатила повозка, а вскоре из дома выше молодой мужчина, одетый в дорожный костюм. Патрику в глаза бросился саквояж, который он держал в руке. У доктора Хаччингтона был такой же. Решение созрело мгновенно.

— Сэр, возьмите меня на работу. Я был помощником доктора, — прокричал Патрик.

Это было так неожиданно, что джентльмен остановился.

— Что-то ты не похож на помощника доктора, — сказал он.

Джентльмена звали Джейкоб Стаут. Он был действительно доктором медицины, которого в эти края привело печальное событие.

— Сэр, не сомневайтесь, — ухватился за «ниточку» Патрик. — Я участвовал во вскрытиях каждую неделю.

Что говорить дальше, он не знал, но Патрик чувствовал, что молчать нельзя. Будешь молчать, этот благородный господин сядет в свою повозку и оставит его помирать с голоду у дверей постоялого двора. Поэтому неожиданно для себя Патрик стал повторял те непонятные слова, которые, сам того не зная, заучил, когда подсмеивался над Хаччингтоном.

— Гепар, спленис, цекум, вентрикулюс, циррозис йэкорис, — говоря все это Патрик, сам того не желая, стал в горделивую позу, которую принимал, так нехорошо кончивший жизнь, старый доктор Хаччингтон.

Джейкоб Стаут рассмеялся. Он махнул вознице:

— Поеду чуть позже, — а потом развернулся к Патрику. — Пойдем расскажешь, как ты занимался лечением цирроза печени.

Печальное событие, которое привело молодого доктора в этот городок, было смертью его матери. На ее похороны он опоздал, так как пришлось задержаться у постели своего пациента. Стаут вырезал этому больному воспалившийся аппендикс и впервые в своей практике применил эфир. Применил, надо сказать, неудачно. Помощника у него не было. Сколько капель эфира надо капать на марлевую маску, лежащую на лице пациента, он знал. Однако, количество капель от пациента к пациенту могло меняться. Вот и ошибся молодой доктор. Пациент во время операции зашевелился. Пришлось бросать инструменты и снова капать эфир. Очевидно, что из-за этой суеты капля гноя попала в полость брюшины, а Стаут этого не заметил. После операции больной промучился несколько дней и умер.