Сцена 32

Репортеры местных газет оказались вполне воспитанными и отзывчивыми людьми. Ну, а то, что были такими напористыми и мучали Терезу почти час своими вопросами, так это издержки профессии. Зато, когда Тереза, после того как узнала о землетрясении в своем городе, собралась на телеграф, они вызвались ее проводить. Так тремя паланкинами они и спустились к набережной, а потом добрались до телеграфа. На этом, по-видимому, запас вежливости и корпоративной солидарности у репортеров исчерпался, и они распрощались с Терезой.

Тереза перешагнула порог конторы телеграфа. В помещении было привычно шумно — работало сразу десять, а может больше телеграфных аппаратов. Тереза уже знала, что от Гонконга к японскому городу Нагасаки был проложен телеграфный кабель в десять линий. Но вряд ли это направление было загруженным. Очевидно, что основной поток сообщений шел из Европы, а это целых двадцать пять линий. Вот и строчат аппараты, отпечатывают буквы на полосках бумаги, наполняя воздух запахом телеграфной краски.

— Добрый день. Могу ли я узнать о наличие телеграммы для меня? — спросила Тереза у служащего, стоящего за деревянной стойкой. Стойка — большая, отполированная доска на фигурных столбиках, отгораживала рабочий зал телеграфа от посетителей.

— Добрый день, мисс. Откуда ждете телеграмму? — спросил служащий.

— Сан-Франциско.

— Одну минуту.

Служащий подошел к большому шкафу, стоящему у стенки, раскрыл его, помедлил немного и достал ящик, наполненный листками телеграмм. Ящик он поставил на стойку перед Терезой и стал просматривать телеграммы. Для этого он брал небольшую пачку листков и, не торопясь, просматривал их.

«Читает он их что ли?» — подумала Тереза.

Она не знала, что ждать от телеграммы. Да и будет ли она? Землетрясения случались в Сан-Франциско часто. За неделю до отъезда в путешествие Тереза проснулась от того, что кто-то резко дернул из стороны в сторону ее кровать. Тереза подскочила, готовая бежать прочь из рушащегося здания. Но человеческая лень или надежда, что все обойдется, задержали ее в постели. И… ничего не произошло. Тогда Тереза немного поработала за стоим письменным столом, успокоилась и даже смогла потом немного вздремнуть. Неужели сейчас все было по-другому?

— Ага, вот она, — сказал служащий, держа в руках листок с телеграммой. — Вы мистер Клаус? — и тут же добавил. — Извините.

Служащий вернулся к просмотру бумаг, а Тереза — к своим мыслям. Но мысль уже ускользнула.

«Скорей бы он уже нашел телеграмму!» — подумала Тереза. — «Или не нашел!»

Неопределенность мучила ее. Но стало еще хуже, когда служащий вручил ей телеграмму, а она ее прочла.

— Я вам что-нибудь должна? — спросила Тереза.

— Нет, телеграмма оплачена отправителем, — сказал служащий. — Вам плохо, мисс? Вам нужна помощь?

— Нет, нет, — ответила Тереза. — Спасибо.

Она вышла из здания телеграфа.

«Куда теперь?» — подумала Тереза. — «В гостиницу или сразу в порт?»

Ей захотелось с кем-нибудь посоветоваться.

«С Деклером? Может быть, лучше с местными репортерами?» — подумала она. Ей не хотелось являться к Деклеру и его жене такой растерянной и несчастной.

«Но где искать этих репортеров?» — сама себе ответила Тереза. Мысль обратиться к Деклеру за помощью ей нравилась больше.

Тереза посмотрела по сторонам, нашла паланкин и приказала отвезти ее в «Палас отель».

«Почему мне хочется обратиться за советом к Деклеру?» — подумала Тереза. — «Потому что он советом не ограничится».

Тереза вспомнила, как он сам, без ее просьбы стал организовывать для нее пресс-конференцию в Йокогаме. Такая его забота была ей приятна. Думаю, что и сейчас он не ограничится советом, а что-то предпримет. Хотя, что тут можно предпринять? Тереза еще раз взглянула на телеграмму. На листке бумаги были приклеены полоски со словами. Телеграфный аппарат неровно, без запятых и союзов отпечатал на них текст.

«Сильное землетрясение редакция разрушена финансирование вашей поездки невозможно возвращайтесь».

Сцена 33

(мы снова встречаемся с Чжан Сю, которого когда-то не стал расстреливать Энтони де Клер)

Лю Ливэй был не только мудрым собеседником, но и мастером кунг-фу. На стоянках, во время их бегства от солдат Цин, на юг господин Лю не раз демонстрировал Чжан Сю свое искусство. Один раз даже предложил провести учебный бой. Сю понимал, кто он, а кто Лю Ливэй и учебный бой проиграл. Но во время поединка Чжан Сю заметил, что стойки у его соперника слишком низкие. Нет, господин Лю двигался очень быстро, но все же, если бы это было в битве, а не на отдыхе у костра, то Сю его опередил бы. Он не раз слышал, как его отец говорил своим ученикам, с которыми занимался искусством байхэ:

— Низкая стойка делает из вас неприступную скалу, а высокая — стремительного тигра. Но тигр легко взбирается на скалу. Помните об этом!

Сю набрался смелости, которую он всегда терял в присутствии своего старшего товарища по несчастью, и спросил его про низкие стойки в бою.

— Я занимаюсь кунг-фу не для того, чтобы использовать его в этой никчемной жизни, а для того, чтобы забыть о ней, — ответил господин Лю.

Ответ настолько поразил Сю, что он выпучил глаза, открыл рот, да так и застыл от удивления.

Господин Лю посмотрел на своего попутчика и захохотал.

— Чем ниже стойка, тем мне труднее. Тем сильнее я забываю о том, что меня окружает, — объяснил он, отсмеявшись.

— А когда ты порхаешь словно бабочка в своих высоких стойках, — снова усмехнулся господин Лю. — Ты, наверное, успеваешь помечтать о красавицах, в чьих объятиях будешь лежать.

Ни о каких красавицах во время занятий Сю не думал, но говорить об этом господину Лю не стал. После того разговора Сю стал называть Лю Ливэя — учитель Лю. Тот не возражал.

Их путешествие закончилось в городе Цюаньчжоу, где у учителя Лю были друзья. В общем то, Сю казалось, что у учителя были везде друзья. Может быть, и тот английский офицер был его другом? Потому их и отпустили? Нет, не похоже. Тот англичанин смотрел только на Сю. И веревки он перерезал ему, а не учителю.

На новом месте Сю и учитель жили очень тихо. Сам Лю Ливэй старался держаться в тени, а на свет выводить только Сю. Учитель сказал ему, что его знание кунг-фу высоко, и поэтому Чжан Сю будет всем представляться учителем этого искусства, который ищет учеников. Этим Сю и занялся. Он ходил по городу, при любом удобном случае рассказывал, что ищет учеников, если было надо, то дрался. На удивление, он всегда побеждал. Но, к сожалению, помогало ему не искусство, переданное отцом, а совет учителя Лю.

— Дерись только с тем, кого можешь победить, — напутствовал его Лю Ливэй.

— Но разве это честно? — удивлялся Сю.

— А в бою ты всегда поступаешь честно? — возражал ему учитель Лю. — Ручей, который огибает камень, но размывает глину, он честный?

— Я понял учитель, — склонил голову Сю.

— Кроме того, ты сейчас учишься разбираться в людях, а это важнее, чем размахивать руками и ногами, — добавил Лю Ливэй.

Сю старался. Скоро, у него появилось несколько учеников, с которыми он начал занятия, а школа Чжан Сю стала известна в городе. Плата за обучение была скромной, но ее, при желании, могло бы хватить на жизнь для Сю и его «отца», которым все считали Лю Ливэя.

Это была видимая часть их жизни. Но у «отца» Чжан Сю была совсем другая жизнь, которую видели только те, кому это позволялось. В дом, где остановились беглецы, приходили люди, те что остались от разбитого отряда Лю Ливэя. Их было немного. Учитель отправлял их по другим городам империи на поиски своих сторонников, а сам готовился к их приему. Возвращались не все, но те, кто возвращался приводили с собой еще двух-трех человек. Лю Ливэй рассказывал им, как они будут продолжать борьбу. Слова учителя, как всегда, звучали весомо и убедительно. Их новый девиз «Скрытность, Преданность, Идти до конца» обретал силу, овладевая умами вновь прибывших. Новые люди распределялись по городу на те рабочие месте, которые для них нашел учитель. Рабочим в порт или в мастерскую к ремесленнику, для работы на поле или помощником к торговцу. Каждый должен был жить новой жизнью и знать, что в любой момент по сигналу учителя они поднимутся на борьбу и свергнут, наконец, ненавистную династию Цин. Двое из троих вновь пришедших оседали в городе, а один вновь уходил на поиски выживших сторонников Лю Ливэя.