— Спасибо, капитан, — Дженнет кинулась ему на шею, — я думаю, ты прав и теперь летать большой риск.

— Ни одна работа в мире не важнее детей, — он коснулся пальцем кончика ее носа и снова подмигнул, — запомни это.

От услышанного Оливии стало резко холодно, озноб прошел от корней волос до мизинцев на ногах. Столько всего произошло за один день, что мозг отказывался воспринимать информацию. И хотя беременность Дженнет ее никак не касалась, слова Даниэля заставляли мозг отключиться.

— Оливия заменит ее в первом салоне возле кабины пилотов.

Голос Келси заставил поднять взгляд и встретиться с глазами цвета горячего эспрессо. Стало теплее от этого взгляда. Но хотелось больше, хотелось тепла его тела.

— С тобой все в порядке? — Даниэль нахмурил брови, смотря на Оливию, — ты бледная.

Она из последних сил улыбнулась, представив на секунду, как он воспримет информацию об ее отказе переехать в теплый дом на солнечном пляже. Ему это не понравиться. Только сейчас Оливия окончательно осознала это, но гордо поднимая голову, произнесла:

— Просто морально готовлюсь к работе в первом салоне рядом с тобой.

— В какой — то степени я завидую Дженнет, — слегка улыбнулась Мирем, катя тележку с едой по салону. Оливия помогала ей, находясь с другого конца, продвигая тележку на себя, — семья — это прекрасно, а ребенок — это прекрасно в двойне.

Не хотелось думать еще и об этом. Сейчас все мысли Оливии были о том, как сказать Даниэлю о Мел. Мерзавец Герберт! Ну как подруга могла из океана мужчин выбрать именно его? До сих пор оставалось загадкой, что привлекательного в нем. Если бы сейчас Оливию спросили какого цвета волосы у Герберта, она никогда не ответила на этот вопрос. Даже живя с ним под одной крышей долгое время, она почти не видела его. Злость доходила до ее мозга быстрее безусловных рефлексов. Если она когда — нибудь встретит этого мерзавца, то… Лучше не встречать его.

Накормив пассажиров, чувствуя ужасный голод, девушка вспомнила, что сегодня ничего не ела. Она уехала от Даниэля слишком рано для завтрака, а дома она забыла об этом. Слабость и чувство тошноты от голода заставили ее сделать усилия над собой и переступить порог кухни. Здесь всегда полно еды даже несмотря на то, что рейс короткий. Сначала она поест сама, потом накормит пилотов. Даниэль не умрет без еды, а ее сейчас вывернет наружу.

Открыв холодильник, она схватила касалетку, но тут же отправила ее обратно. Хотелось чего — нибудь другого, вкусного и недоступного в повседневной жизни.

— Оливия, пора кормить пилотов, — на кухню зашла Келси, кладя бумаги на столешницу.

— У нас есть персики? — Не отрывая взгляда от полного холодильника еды, она руками искала ответ на свой вопрос.

— Даниэль не ест персики.

— Именно поэтому их хочу съесть я, — наконец она нашла пластиковую тарелку с консервированными персиками и вскрикнув от радости, услышала, как желудок заурчал от восторга. — О, да!

Келси улыбнулась, покачав головой и вышла в салон к пассажирам. Она оставила Оливию одну с желанием, которое преследовало девушку несколько дней. И пусть мечтой были сочные плоды только что сорванные с дерева, сейчас она рада была даже пить сок из консервированных фруктов. Времени не было искать вилку, и Оливия схватила пальцами половинку оранжевого персика и отправила в рот, закрыв глаза. Яркий вкус сочного плода заставил ее простонать. Вкус и запах был прекрасен, сладкий персик заставил ее организм вырабатывать тонны серотонина. Именно его не хватало за последние несколько часов. По пальцам стекала прозрачная жидкость и Оливия облизала их, не желая потерять ни одной капли.

— Что ты делаешь? — Знакомый шелковый голос заставил ее открыть глаза и замереть на месте с тарелкой в руке. Во рту все еще находился ароматный фрукт, она стала жевать его быстрее, прикрыв ладонью губы. Какого черта Даниэль вышел в салон? Разве он не должен ждать обед в кокпите?

— Ем, — наконец Оливия проглотила фрукт, но все еще ощущала его вкус во рту. Годом ранее, прямо в этот момент она бы вылила тягучую жидкость из тарелки на Даниэля. Самый подходящий момент, чтобы навредить ему. Но сейчас ей хотелось, чтобы он быстрее ушел от сюда и оставил ее один на один с еще одной ярко — рыжей половинкой.

Даниэль нахмурился:

— Ты нервничаешь?

— Я ем персики только когда нервничаю?

— Твои руки дрожат, — спокойной ответил он, не собираясь уходить.

Может быть наступило время сказать то, что действительно заставляло ее нервничать? И хоть между ними была договоренность не смешивать личные отношения с работой, именно сейчас ей захотелось ему сказать:

— Герберт бросил Мелани, — Оливия выдохнула и поставила тарелку на стол. Аппетит резко пропал, — я не перееду к тебе сейчас, я нужна ей дома.

Взгляды пересеклись, она видела, как у него появились морщинки между бровями.

— Даниэль, — моляще Оливия смотрела на него, — ей очень плохо, она много плачет, вернее, она теперь постоянно плачет. Я…. я хочу быть с ней… Это важно. Я нужна ей…

Больше она не могла говорить. А он не отвечал, просто смотря в ее глаза. Персик был лишним, сейчас ее затошнило. Опять озноб прошел по ее коже. Почему он молчит? Это молчание заставляет ноги подкашиваться и прерывисто дышать.

— Скажи хоть что — нибудь, — прошептала она.

— Хорошо, — наконец произнес он, но это слово тонным грузом упало на ее душу. Она не это хотела услышать. Хорошо— это не хорошо, это плохо. Она ждала тысячи его самых разных слов, но среди них не было «хорошо».

Он ушел, оставив ее одну с тарелкой на которой, как полная луна, лежала половинка персика. Дрожащей рукой, Оливия убрала тарелку обратно в холодильник, не понимая, как она вообще могла его хотеть такое долгое время. Сейчас единственным местом ее пребывания стал туалет. Обливаясь холодным потом, она рукой держалась за стену и единственное что было в ее желудке вышло наружу. Теперь ей стало легче. Персики не ее еда тоже. Говорят, что когда живешь с человеком, то перенимаешь его привычки и желания. Она пробыла с Даниэлем слишком много времени, чтобы оставаться собой.

По прилету в Гамбург, первое что она сделала— позвонила Мел в Дубай:

— Я переживаю за тебя. Как ты?

— Слишком много думаю, Оливия. Слишком много мыслей крутиться в моей голове. Мне кажется, будет лучше если я навсегда уеду домой в Лондон.

— Ты что! — Воскликнула Оливия в трубку, привлекая внимание членов своего экипажа к этому звонку, — ты не можешь бросить то, о чем мечтала. Это слишком просто, Мел, в жизни не бывает легких путей. Это еще одно испытание, как подножка от судьбы. Надо быть сильнее этого.

— Это для тебя, но для меня мечты были другими, я хотела создать семью, видеть Герберта каждый день, просыпаться с ним и засыпать. Работа для меня не столь важна как для тебя.

— Не делай этого, Мел, твоя жизнь только началась и скажи судьбе спасибо, что увела от тебя этого мерзавца.

Даниэль слышал каждое ее слово, находясь поблизости. Ему хотелось поговорить с ней, но это было невозможно. Единственное место, где можно сделать это— возле бассейна. Если повезет и никого не окажется рядом.

Их ждал странный отель с двухместными номерами для летного состава. Единственная гостиница мира, в которой они не могли быть наедине. Оливия разделила комнату с Ниной, слушая ее бесконечное щебетание:

— Даниэль сказал, что скоро наш рейс в Любляну. Уже мечтаю оказаться дома.

Оливия улыбнулась, понимая, что не слышала слов. Хотелось остаться одной, но в номере это было невозможно.

— Я спущусь вниз на ужин, — она вышла в коридор, вступив на коврик, на который ее мокрую поставил Даниэль. Она помнила все до мелочей того вечера.

Столик, за который она села находился напротив стола, где сидел Даниэль. Здесь ничего не изменилось за столько времени. Все те же фонари тускло освещают бар, та же каменная тропинка среди густой листвы, бегущая к бассейну и прохладный ветерок, заставляющий мерзнуть. Изменились лишь люди. Кроме одного человека. Даниэль сидел с Марком, изредка поглядывая в сторону Оливии. Она чувствовала это, боясь повернуться. Еда все еще не лезла в ее желудок, но девушка заставляла себя есть через силу. Она так распереживалась за Мел, что еда ушла на последний план.