— Какой ужас, — произнес Даниэль, снимая пиджак и вешая его на стул. Сейчас он бы съязвил по этому поводу, но при матери не мог. Она упала бы в обморок от его слов. Стиснув зубы, он сел на место, кладя руки на стол и пристально продолжая сверлить Оливию взглядом. Это не ускользнуло от девушки. Она даже знала, о чем он с трудом молчит и лишь улыбнулась натянутой улыбкой. Впервые Даниэль не может сказать то, чего так хочет. Она порадовалась, подмигнув ему и он лишь прищурил глаза, пытаясь дать ей понять, что скажет позже.

— Оливия, займись гостями, а я принесу чай и пирог.

— Я помогу тебе, — девушка вскочила со своего места, но мать движением руки усадила ее обратно, и она вновь оказалась напротив Даниэля, глаза которого сейчас были чернее самого крепкого кофе:

— Я сама все сделаю, ты устала.

Марк, сложа руки за спину, ходил по комнате, читая название книг, стоящих на полке в шкафу. Их было так много, что можно было ходить и читать до завтрашнего утра. Даниэль сверлил Оливию взглядом, облокотившись о спинку стула. Она нагнулась через стол, что бы прошептать:

— Это была не моя идея привести тебя сюда.

— Третья ночь, Оливия Паркер, под одной крышей с тобой сведет меня в могилу раньше, чем какая — либо болезнь. — Ответил шепотом он, — я надеюсь, ты не застрелишь меня в своем доме ночью?

— Хорошая идея, Даниэль Фернандес Торрес, но может мне повезет, и ты застрелишься сам?

Он улыбнулся. А что он ожидал от нее? Гостеприимство? Это не про нее.

— Ничего себе, — свистнул Марк, пальцем ткнув в стекло шкафа, — Даниэль, иди сюда.

Что за стеклом могло быть на столько важным, чтобы заставить уставшего пилота встать? Но Даниэль послушно сделал это, направляясь к Марку. Может Марк отыскал на Оливию досье?

Джина напевала песню, неся фарфоровые чашки на подносе, она бережно брала по одной и расставляла гостям. Но за столом сидела только грустная Оливия, закусив нижнюю губу и убрав руки под стол. Ее что — то тревожило, но мать не придала этому значения, ссылаясь на волнение дочери от встречи с родным домом.

Марк водил пальцем не касаясь стекла, но не выдержал и открыл створки шкафа.

— Матерь божья, — прошептал Даниэль, смотря на названия книг— они все были учебниками по гражданской авиации. Разных времен. Всех авторов, которых знал он сам, были и те, чьи имена он видел в первые. Книг было много. На столько много, что пол жизни не хватит на их чтение.

В голове крутился один вопрос— откуда у двух женщин столько учебной литературы про авиацию, про закрылки и реверс, про давление и тягу? Оливия иногда выкидывала свои знания, шокирую при этом всех. Но Даниэль думал, что этому обучили ее в колледже.

Его рука коснулась старой фотографии в рамке. Он взял ее рассмотреть получше, видя на ней двух людей— маленькую девочку и склонившегося к ней мужчину при форме с четырьмя золотыми шевронами на рукавах пиджака. Мужчина— точная копия Оливии сейчас: те же черты лица, каштановые волосы и улыбка. Ее улыбка.

— Это Джон, отец Оливии, — грустно произнесла Джина, и удивленный Даниэль взглянул на девушку. Но она не смотрела на него, потупив взгляд голубых глаз на стол.

Мозаика сложилась: ее знания, закрылки, тяга— ее отец капитан самолета.

— Он погиб в катастрофе над Атлантическим океаном, когда Оливии было 12 лет. Попрощался с нами как обычно перед рейсом и больше не вернулся, — голос Джины дрогнул, — его тело так и не нашли. Иногда мне кажется, что он сейчас придет. Откроет дверь, как всегда зайдет с улыбкой.

Слыша этот кошмар, рука Даниэля впервые дрогнула, чуть не выронив фотографию. Он тут же поставил ее на место. Молча. Закрыв плотно стеклянную дверь и боясь посмотреть на Оливию. В эту минуту, он возненавидел себя. Еще вчера он рассказывал о гибели своего отца и был уверен, что ей не понять его. Но ей понять куда больше, чем он мог предположить.

— Простите, что вам пришлось вспомнить об этом, — извинился Марк, — Оливия нам ничего не говорила.

— Вы не виноваты, — тут же улыбнулась женщина. — Давайте пить чай.

— Джон Паркер, — произнес Даниэль, отойдя от шкафа и теперь он посмотрел на девушку, которая тоже наконец подняла свой пустой взгляд на него, — я много читал о нем. В университете мы разбирали каждый случай авиакатастрофы. Джон Паркер стал для меня героем. Мне очень жаль, что, летя с отказом всех двигателей, планируя над океаном, он так и не смог дотянуть самолет до земли.

Эта страшная и мучительная смерть. Это жуткое чувство страха, когда знаешь, что тебя ждет впереди и выхода нет. Но Джон Паркер надеялся его найти, планируя над океаном. Он не долетел каких — то 12 километров до аэропорта. Даниэль был шокирован, что сейчас находится в его доме и разговаривает с его женой. Черт, он работает с его дочерью в одном экипаже и только сейчас понял, что не знает ее совсем.

— Ему было бы приятно услышать твои слова, Даниэль, — улыбнулась Джина и тут же что — то вспомнила, хлопнув в ладоши, — пирог! Марк, помоги мне пожалуйста принести пирог из кухни.

Даниэль восхитился этой женщиной. Джина Паркер специально уводила второго пилота, оставляя дочь наедине с капитаном. Это было странным, но откуда она могла знать, что сейчас Даниэль хотел поговорить с ее дочерью без свидетелей?

— Конечно, мэм, — произнес Марк.

Проходя возле Оливии, он коснулся рукой ее плеча:

— Мои соболезнования, Оливия.

Она дотронулась его руки и кивнула, благодаря за поддержку.

Проводив взглядом уходящих Марка и Джину, Даниэль сел напротив Оливии, пристально всматриваясь в ее глаза. Она— женская копия своего отца. Но внешность — это ни что по сравнению с ее характером. А характер, судя по всему, тоже был ни в мать:

— Почему ты не сказала мне?

— Ты не спрашивал, — тут же вставила она и посмотрела в его глаза. Она так часто стала смотреть в глаза этого мужчины, что сама испугалась, понимая, что взгляд может сказать больше, чем слово.

— А как мне надо было спросить? — Удивился он, — Оливия, ты случайно не дочь Джона Паркера? Как — то не приходило в голову.

— Это ничего не меняет.

Даниэль замолчал, слушая тиканье часов в тишине. Это действительно ничего не меняет. Она все та же Оливия— дерзкая английская девушка.

— Ты права. Я испытываю уважение к твоему отцу, но это никак не касается тебя. Для меня ты просто стюардесса, чей характер не совместим с моим.

— Отлично, — прошептала она, — в таком случае, нам надо держаться друг от друга подальше.

От его слов набежала волна чего — то горького. Она не понимала Даниэля. Он мог быть грубым и в тоже время ласковым. Он мог надерзить ей, но в тоже время, он поддерживал ее. Еще вчера они вместе смеялись на пляже, толкая друг друга в воду, а позавчера он нашлепал ее в бассейне и чуть там же не утопил. Он напоил ее до полусмерти и сам сидел всю ночь рядом, боясь оставить одну.

Оливия сидела напротив него, подперев подбородок рукой. Она чувствовала, что черный взгляд пристально наблюдает за ней и второй рукой стала царапать стол. Тут же реакция Даниэля не заставила себя долго ждать, он молниеносно прихлопнул ее руку своей:

— Ты хочешь поговорить об этом?

— Только не с тобой.

Слыша шаги из кухни, Даниэль тут же убрал свою руку и в этот момент Марк занес пирог. Вслед за ним шла Джина, неся небольшую коробку в руках:

— Я принесла фотографии Джона. Вам наверно будет интересно посмотреть.

— Мама! — Тут же вскрикнула Оливия, — им не интересно.

— Очень интересно! — Тут же вставил твердым голосом Даниэль, пригвоздив девушку взглядом, и она замолчала под этим натиском.

Джина улыбнулась, видя, как просто этот мужчина может управлять ее шумной дочерью.

Марк сел на свое место, обращаясь к Оливии:

— Это я попросил твою мать показать фотографии.

Девушка улыбнулась, взглянув на него:

— Тогда это меняет ситуацию. — Она взяла нож в руки и привстала, слегка наклонившись к пирогу. Пронеся нож прямо перед Даниэлем, она заметила, как он отстранился от него, и легкая улыбка коснулась ее губ. Последнее слово всегда должно быть за ней, даже если это слово, произнесенное молча.