— От чего моя дочь такая грустная? — Джина подошла к дочери и провела рукой по ее волосам. Как в детстве. Оливии захотелось прижаться к груди матери, но она продолжала стоять неподвижно. Мать точно должна знать от чего ее дочь такая грустная, но Оливия хотела одурачить и ее:

— Наверно, я просто устала.

Они обе в тишине смотрели в окно, наблюдая, как капли дождя падают на асфальт и маленькие ручейки собираются в одну большую лужу. Не отрывая взгляда от этой грустной картины, Джина произнесла:

— Наверно, дело не в этом.

— Наверно, — после небольшой паузы тихо прошептала Оливия.

Больше Джина не спрашивала ее ни о чем.

Время шло, и Оливия начала привыкать к своему новому состоянию. Она привыкла много думать и больше молчать. Теперь казалось, что молчание— состояние ее души. Работа отвлекала ее, которая, как снежный ком резко навалилась на ее экипаж. Капитана Дюпре сменяли другие командиры, которые начали возвращаться после сдачи экзаменов. Она слышала, как тяжело им давалась учеба, как с усердием и с пристрастием комиссия изощрялась в вопросах.

— Что будет, если Даниэль не сдаст? — Спросила она Марка после длительного полета в аэропорту Пекина. Их снова вернули на восточный курс.

— Не сдаст? — Удивился тот, но тут же рассмеялся, — он сдаст и еще задаст каверзный вопрос комиссии, которая не сможет на него ответить.

Она надеялась на это. Очень надеялась.

— Кстати, — громко произнес Марк, что бы его слышал весь экипаж, — ровно через два месяца на нашем борту будут гости— капитан Фернандес Торрес свой первый полет после длительного отпуска будет выполнять в присутствии самого ужасного экзаменатора на планете — Карима Джабраила. Черт, черт, черт прости меня, Господи.

Он сказал это так смешно, что многие рассмеялись, не принимая его слова всерьез.

— Ты так переживаешь, Марк, как будто сам сдаешь экзамен, — произнес Джуан, не обращая внимание на ругательство пилота.

— Кажется я тоже буду сидеть в кабине пилотов. За мной тоже будут наблюдать.

— Ой, бедный Марк, — воскликнула Нина, — но ты выполняй только то, что будет говорить Даниэль.

— Этого — то я и боюсь, — он так тихо это прошептал, что только одна Оливия услышала его, стоя рядом.

Она улыбнулась, потупив взгляд голубых глаз в пол. Даниэль был отличным пилотом. Умным, начитанным, рискованным. Последнее хоть и пугало, но все же давало ему больше плюсов чем минусов. Однако, не все могли это оценить.

Время экзаменов наступало ни только для пилотов, но и для многих стюардов и стюардесс. Нервная обстановка нервировала даже Оливию, несмотря на то, что до ее экзамена еще три месяца. Даниэль точно будет присутствовать в комиссии, и он то завалит ее вопросами, пытаясь избавиться от нее. Девушка не сомневалась в этом. У него будет отличная возможность вообще не допустить ее к полетам. Но она не собиралась так просто сдаваться, хотя каждый день у нее возникало желание покинуть его экипаж без его участия в этом. Не из — за экзаменов. Из — за него. Нет. Из — за себя. Оливия понимала, что не сможет работать рядом с ним. Он будет обращаться к пассажирам— она будет вздрагивать. Он будет проходить мимо— она будет его хотеть. Она никогда не забудет ту ночь. Ей не хватило месяца на это. Ей не хватит еще двух. Ей не хватит жизни, чтобы забыть. Она уже не знала, что сделать еще, что бы не думать о нем.

Прилетев в Дубай, уставшая и уже измученная длинным перелетом, Оливия медленно поднималась по лестнице. Усталость радовала ее. Не было сил много думать. Преодолев последнюю ступеньку, она буквально налетела на стоящего возле ее квартиры Патрика:

— Привет, — он улыбнулся, пряча что— то за спиной, — я так соскучился, что решил не ждать завтра и приехал сегодня.

Вытащив из — за спины огромный букет алых роз, связанных розовой ленточкой, он протянул их девушке. Оливия выдохнула, улыбаясь и беря у него цветы. Мило. Приятно. Но не от этого человека она их ждет. Хотя от Даниэля она рада была бы и просто одной герберы. Или розы. Или ромашки. Не важно. Пусть будет просто листик. И это будет самым дорогим подарком.

— Спасибо, — машинально девушка поднесла их к лицу, вдыхая несуществующий запах, — они прекрасны.

— Как ты. Ты напоминаешь мне розу— красивая, яркая и прекрасная.

«Орхидеи подходят тебе», — пронеслось у нее в голове шелковым голосом. Она еще помнила этот голос. Она стала слышать его все чаще и чаще. Откинув мысли прочь, Оливия открыла дверь в свою квартиру. Впервые Патрик переступил порог ее дома. Он сам сделал шаг к этому. Оливии так и не хватило смелости пригласить его к себе.

— Прости за беспорядок, наверняка Мелани оставила его, собираясь в дорогу. Я уже привыкла, но тебе это покажется ужасным.

— Ты бы видела мой беспорядок, — засмеялся он, — времени хватает, чтобы спать и видеться с тобой. Но иногда на последнее его тоже не хватает.

Они прошли в гостиную, видя порядок. Оливия даже взглянула на календарь, думая, что ошиблась и Мел дома. Было удивительно странно. Возможно, она что — то перестала замечать в поведении подруги?

— Мне бы такой беспорядок, — улыбнулся Патрик.

— Знаешь, это странно, — пожала плечами девушка, — я наверно, что — то упустила.

— Ты голодная? — Спросил он, — пока ты принимаешь душ и переодеваешься, я могу что — нибудь приготовить.

Оливия улыбнулась, эта идея ей нравилась. Патрик был отличным кандидатом на ее сердце. Она терпеть не могла готовить:

— Отличная идея. Но возможно, моя подруга ни только убралась, но еще и оставила ужин? Чувствуй себя как дома. Я быстро.

Она прошла к себе в комнату, плотно закрыв дверь, понимая, что ванна совсем в другой стороне. Поэтому она оставила водные процедуры на потом, лишь переодевшись и поставив цветы на подоконник в вазу.

Через десять минут Оливия вышла на вкусный запах, витавший на уже по всей квартире.

— Ты не поверишь, — засмеялся Патрик, — твоя подруга оставила ужин. На двоих. И бутылку шампанского с двумя фужерами и запиской «не скучай».

Ни поверив ни одному его слову, Оливия зашла на кухню и вскрикнула от увиденного— стол был накрыт на двоих: тарелки, столовые приборы, разложенные по всем правилам этикета, которым их обучили в "Arabia Airline". Шампанское тоже было— Патрик не солгал. Оно стояло в ведерке со льдом.

Патрик протянул ей записку, и девушка развернула ее, сразу узнав почерк Мел: «Не скучай». Оливия улыбнулась, представив подругу за всем этим занятием. Она хотела сделать приятное и у нее получилось. Но откуда она узнала, что у нее будет гость? Думать об этом она сейчас не собиралась.

— Давай есть, — засмеялась Оливия и Патрик выдвинул ей стул, приглашая сесть.

Какая к черту разница откуда Мел узнала про Патрика. Возможно, она его и пригласила. Но сейчас Оливия была ей за это благодарна. Она за весь вечер ни разу не вспомнила про Даниэля. Общаться с Патриком было легко и просто, они много смеялись, ели, пили. Шампанское ударило в голову раньше, чем Оливия осознала, что она пьет алкоголь. Про алкоголь она старалась не думать, придавливая свои воспоминания хорошей порцией золотистой жидкостью. Она пыталась забыть про алкоголь алкоголем. И это было смешно. Очень смешно. Совсем смешно стало после ужина в гостиной. Чувствуя расслабление во всем теле, она села на диван, включая тихую музыку с пульта управления.

— Потанцуем? — Патрик протянул ей руку, и она приняла ее, встав с дивана, зная, что последует за танцем. Была ли она к этому готова?

Одной рукой он притянул ее ближе к себе, и Оливия тут же протрезвела, ощущая тепло этого мужчины. Его руки легли ей на талию, и он плавно двигался под какую — то грустную песню. Рука девушки обвила его шею, она пыталась не смотреть на него. Она пыталась понять себя, но не понимала. Патрик милый, хороший, заботливый мужчина. Так почему его руки, касающиеся ее тела, не вызывают пожар? Почему от его дыхания возле ее уха не возникают мурашки? Почему его запах чужой?