Он помолчал какое-то время, а потом добавил:

— Так вот, я хочу дать им школу.

Мои глаза изумлённо расширились.

— Вы серьёзно? — уточнила я, пытаясь скрыть свое ошеломление. — И что же нужно для этого сделать?

— О, сущие пустяки! — ответил Ворон, улыбнувшись. — Нужно купить бумагу, чернила, книги…

— Но кто будет их обучать? Здесь же, кажется, из молодёжи человек тридцать, не меньше.

— Ну, первое время могу и я, —ещё больше ошарашил меня горец. — А потом мы наймём какого-нибудь учителя.

— Вы? — изумилась я.

Ворону моя реакция не очень-то понравилась.

— А вы считаете, что я, наверное, глуп и безграмотен? — уточнил он, приподняв смоляную бровь.

Я несколько смутилась.

— Ну, вы же из горного народа. Я не думала, что у вас есть... что у вас может быть образование, подходящее для учителя. Это всё-таки непростая профессия.

— Вы меня оскорбляете, — поджал губы Ворон, почти не шутя. — Горный народ живёт обособленно, это правда. Но мы не глупее вас.

Похоже, я задела его чувства. Стало неожиданно совестно.

— Простите, если я вас обидела, — выдавила из себя. — Просто у меня было такое представление. Признаю, что могу быть не права.

— Да, вы не правы, — ответил Ворон, смягчившись. — Образования у меня предостаточно.

Сразу же захотелось спросить: "Откуда? Где вы учились? Действительно ли у горцев существуют школы, академии и прочее?". Но вовремя прикусила язык. Не хочу общаться с ним по-дружески. Лишние вопросы создадут впечатление, что я готова сблизиться. Нет, за это сближение мне придется заплатить большую цену. Замужество с этим человеком не для меня.

— Что же требуется от меня? Вы ведь сказали, что нужна моя помощь.

— Тоже сущий пустяк, — наконец расслабился горец. — Хочу, чтобы мы с вами выехали в город. Так как о смерти вашего покойного мужа еще, в общем-то, никому не известно, лучше, чтобы это так и осталось. Поэтому вы будете госпожой, которая выехала за покупками, а я вашим телохранителем.

Так как назрел вопрос, который меня давно беспокоил, я всё-таки решила его озвучить.

— Но ведь те двадцать человек, которых вы отпустили, уже, скорее всего, давно рассказали о смерти Генри. И где гарантия, что сюда сейчас не едет какой-нибудь элитный воинский отряд?

Ворон снисходительно улыбнулся.

— Ну, я не настолько глуп, чтобы не позаботиться об этом, — произнес он загадочно. — Перед уходом я каждому из них тайно поставил магическую печать. Такая печать стоит дорого, но отсутствием золота я не страдаю. Эта печать не позволит им говорить о том, что произошло в поместье. Они просто не смогут. Даже когда попробуют, у них не выйдет. Так что вы можете быть спокойны…

Я изумилась. Вот это чудеса! Ну да, мне не нужно забывать, что это другой мир. Здесь может случаться что угодно, любые чудеса.

«Вот бы случилось чудо, и воскрес Ксандер», — эта мысль прорвалась сквозь толщу всего остального и сразила меня на месте. Да, я тоскую. Тоскую о нем всё равно, хотя не хочу этого признавать…

Наверное, мое лицо помрачнело, потому что Ворон насторожился.

— Что с вами? Вам плохо? — он забеспокоился и сделал это так искренне и просто, что мне стало неловко.

— Нет, всё в порядке, — ответила я поспешно, стараясь взять себя в руки. — Просто тяжелые воспоминания…

— О чём же? — Ворон зачем-то шагнул вперед, что заставило мое тело покрыться мурашками. Кажется, из-за его приближения со мной начало твориться что-то странное.

— Я не скажу вам, — ответила твёрдо, смотря горцу в глаза.

— Скажите, прошу вас, — неожиданно попросил он, остановившись вплотную ко мне. — Я хочу забрать все ваши печали. Хотелось бы, чтобы улыбка поселилась на вашем лице и чтобы вы стали хотя бы моим другом…

Я ошарашенно уставилась ему в лицо. Это он серьезно сейчас? Или это просто искусная игра, попытка обольстить меня своей добротой и расположением? Как же мне понять, где он настоящий?

— Мне трудно вам верить, — произнесла искренне. — Я вас не знаю. Вы кажетесь мне слишком изворотливым, и я ничего не могу с собой поделать. Быть другом человеку, которому не доверяю, я не могу…

Я была искренна, говорила об этих неприятных вещах прямо и без обиняков. И Ворон оценил мою честность.

— Что ж, спасибо за правду, — ответил он несколько печально.

Молодой человек стоял слишком близко, волнуя меня. С этого ракурса он был настолько похож на преподобного, что сердце начинало выпрыгивать из груди. Те же привлекательные черты, гладковыбритое лицо. К темным волосам я уже как-то попривыкла. Зелёные глаза казались даже таинственными. Но это же не он! Зачем обольщать себя?

— Скажите, — произнёс вдруг Ворон приглушённым шёпотом. — А вы когда-нибудь любили?

Этот вопрос застал меня врасплох, и я не смогла как следует приготовиться к ответу.

— Да, — ответила ещё тише, — любила.

— И что стало вашим возлюбленным?

Я почувствовала, как сердце начало сжиматься в груди.

— Он умер, — произнесла тоскливо. — Его больше нет.

На лице Ворона появилась тень.

— Мне жаль. С какой-то стороны. Мне жаль, что вы страдаете. Но всё же... в какой-то степени я рад, что у меня больше нет соперника, как бы цинично это ни звучало.

— Вы ведь говорите это сейчас, чтобы заставить меня согласиться на ваше предложение, ведь так? — решила спросить прямо. — Вы ведь ничего не чувствуете ко мне, просто не можете чувствовать! Всего лишь играете роль, потому что я вам нужна. Точнее, вам нужно это поместье и законное место в нем.

— Я не лгу, — ответил Ворон, не отводя взгляда. — Вы действительно особенная женщина. И вы невероятно затронули мое сердце.

— Когда же только успела? — съехидничала я.

— Как я уже говорил, для идеальных отношений не нужно время. Нужно просто быть с человеком душа в душу.

И резко наклонившись, Ворон меня поцеловал…

Губы Ворона оказались таким искусными в поцелуях, что у меня мгновенно подкосились ноги. В душе вспыхнула буря чувств. Огромное страстное желание ответить на поцелуй почти вытеснило мое благоразумие, но… разум человека тоже может оказаться сильным, если в нём хранятся хоть какие-то моральные принципы. Моими принципами жизни были честность, справедливость и ненависть к принуждению.

Да, Ворон не принуждал меня в широком смысле этого слова, но… он соблазнял меня. Соблазнял умело, искусно, систематично. Он пользовался своей схожестью с преподобным и растапливал мое сердце. А я всё ещё не верила ему.

Если отвечу на этот поцелуй, если поддамся, то... сразу же проиграю. А я ненавижу проигрывать!

Попыталась разорвать поцелуй, но горец воспылал страстью слишком уж сильно, так что его руки лишь крепче прижали меня к себе. Сильные руки, красивые, но... наглые.

А наглые руки нужно наказывать.

— Ой! — молодой человек не удержался от возгласа, когда я резко вынырнула из объятий, схватила его ладонь и резким движением вывернула ему руку за спину. Жёсткий захват парализовал горца, а я, прижавшись к его спине, зловеще прошептала на ухо:

— Вы же набивались в друзья, Ворон! А друзья не целуются в губы!!!

— Значит, вы все-таки согласны на дружбу? — прохрипел он, даже в таком положении пытаясь меня подловить.

— Возможно... — ответила туманно.

— Тогда, если шанс на дружбу между нами все-таки существует, может... отпустите меня уже?

Я отпустила. Ворон поспешил отскочить в сторону, массируя пострадавшую руку и проглядывая на меня с притворной обидой. Но глаза его смеялись, я видела это. Невозможный стервец! Его ничем не прошибешь…

— Леди, вы страшны в гневе… — бросил он, ухмыляясь. — И всё же… откуда такие поразительные умения?

— Это тайна! — заявила я, задирая подбородок повыше, но глаза мои смеялись в ответ. Да, мне реально стало весело. Так весело, как давно не было. Потому что с Вороном мне… снова было хорошо.

Почти как с Ксандером.