На лбу у одного купца выступили крупные капли пота, он затрясся и крепко стиснул пальцы, чтобы его дрожь не заметили.

— Или кто-то проведет моих хирдманов внутрь, и мы сделаем всё сами. Авось кто и уцелеет.

— Не могу! — простонал купец на живичском. — Красимир сказал, если кто с двумя потоками пройдет около дома, он убьет моих внуков.

Остальные мужи чуток отодвинулись от него, словно только сейчас почуяли князеву вонь. А я понял, почему князь выбрал именно этого купца. Видать, решил, что раз тот не умеет говорить по-нашему, то и столковаться нам будет трудно.

Как хорошо, что мы заранее обговорили, что спрашивать и как отвечать. Сам бы я точно ляпнул про Рысь, который и сейчас притворялся низкорунным толмачом. Пусть думают что хотят, лишь бы не опасались Леофсуна.

— А если ты приведешь в дом карлов в живичском наряде? Князь не всполошится из-за оружных карлов? Или хускарлов?

— Не должон, — через Хальфсена передал купец.

— А чего Красимир хочет? Чего ждет? Почему не выбрался из города? — спросил Простодушный.

— Хочет пересидеть, пока вы реку не откроете, а потом уйти на моей ладье. Как ни крути, а воины с двумя потоками нужны нынче всюду. Может, думал в дружинники податься? Дальше он не рассказывал, — поспешно выложил купец. — Он хотел через стену, отправил одного воина проверить, но тот не вернулся. Вот Красимир и не стал пробовать.

Дометию пришлось несладко на стене. Если бы не подмога Трехрукого и Болли, хирд потерял бы пару-тройку хельтов, так жестоко и яростно бились дружинники Красимира. К тому же там оказался один из приближенных князя, его правая рука или заплечный, что вовремя спохватился, собрал людей, завалил входы в башню и отбивался до последнего. Вот он вызывал уважение, и я приказал похоронить его с оружием в руках. Может, как раз его Красимир и отправил к стене.

— Почтенный Кай Эрлингссон! А вот насчет реки. Когда вы думаете открыть проход? Сейчас самая пора, и с севера идут торговцы…

— Вот Красимира изловим и тогда откроем.

На этом собрание закончилось. Я так и не сказал ни слова Жирным, хотя было видно, что дед ждет. Но мне так понравилась мысль Простодушного насчет страха грядущего, что я решил изводить Жирных своей якобы забывчивостью. Пусть думает, пусть трясется, пусть ждет!

Чтобы не спугнуть князя, я не стал слать много людей. Я сам, понятное дело — Рысь, клетусовец-лучник и один из псов, у которого был необычный дар. Он мог раз в несколько вдохов сорваться с места и исчезнуть так быстро, словно его там и не было. Пока он был хускарлом, то мог рвануть лишь прямо и на шагов пять-шесть, хельтом же он научился поворачивать во время рывка и скакать уже на десять-пятнадцать шагов. Так пес и нападал, и уворачивался, и защищался. Хундр говорил, что его любили на Арене, каждый рывок встречали радостными криками и звоном монет.

В дом мы вошли легко, но уже в сенях нас встретил княжеский дружинник. Благодаря Рыси наши руны его не напугали. Он только хотел спросить у купца, кто это такие, как пес уже вогнал нож ему в горло до самого хребта.

— Снимай! — шепнул я Леофсуну.

И тот высвободил из-под своего дара клетусовца, чтобы казалось, будто дружинник-хельт все еще жив.

Купец говорил, что сам князь засел наверху, в лучшей светелке, один его воин всегда внизу и еще один возле комнаты, где живет купцова сноха и внуки. Всех рунных мужчин Красимир держал взаперти. Я еще подивился, почему он главу рода отпустил на вече.

— Чтобы я разузнал, чего ты хочешь, надолго ли здесь. И еще сказал, чтоб я просил открыть реку. Мол, чем быстрее он уйдет, тем скорее отпустит моих родичей.

И впрямь. А вдруг бы я передумал и решил взять город под свою руку?

Дальше мы разделились. Я с Рысью двинулся к Красимиру, клетусовец и пес — ко второму дружиннику. Меткий стрелок и прыгун должны сладить с ним так, чтоб тот не успел вырезать всю семью купца.

Я думал выбить дверь, но Леофсун меня придержал. Робко поскребся о косяк, дождался ответа на живичском, который я не разобрал, медленно потянул дверь на себя, и в ту щель ужом ввернулся я с топором наготове.

Красимир сидел возле окна с толстенной книгой в руках. Увидев меня, он вскочил, но книгу не бросил, а бережно положил на скамью.

— Норд! Как ты… Почему всего четыре истока? Вот, значит, каков твой дар! Теперь понимаю, как ты пробрался в город незамеченным. Дар не воина, а помойной крысы.

Я лишь ухмыльнулся ему в ответ.

— Что ж, пусть будет так. Всё решит поединок, — торжественно молвил он.

— Рысь, это твоя руна, — сказал я и отошел к стене.

Много чести — со мной биться. К тому же силой мы с Красимиром равны, лучше я Леофсуну отдам благодать, чем попусту тратить на себя. Хотел было сказать Рыси, чтоб перестал скрывать свою силу, но передумал. Пусть князь гадает, воин какой руны ему противостоит.

Леофсун вытащил ножи, к которым привык больше, чем к мечу. Брони на нем не было вовсе, как и шлема. Впрочем, и Красимир не был готов к бою: только пояс с оружием оставил на себе.

Они встали друг напротив друга и медленно пошли по кругу. Красимир сделал несколько выпадов вперед, проверяя прыткость противника. Длинный меч и высокий рост играли ему на руку. Невысокий щуплый Леофсун с двумя ножами, один — скрамасакс длиной в локоть, второй — короткий, лезвие едва ли с ладонь, не казался грозным воином. Да еще и скрытые руны…

Красимир из очередного выпада резко перешел в плотный натиск: удары почти без замаха часто рубили воздух. Рысь уворачивался, всё время пятясь назад, а когда до стены остался всего шаг, он вдруг кувыркнулся князю под ноги, полоснул по икре и поднялся за его спиной. Красимир тут же развернулся, но Леофсун успел располосовать ему плечо.

Любопытно, каков дар князя? Лишь бы не как у Отчаянного, а то крови из него вытекало немало.

Снова ложные выпады, снова плотный натиск, только на сей раз Красимир ждал чего-то такого. Зря Рысь не вытащил меч, потому он никак не мог подобраться ближе. Я лениво отлепился от стены, чтоб подсобить своему хирдману, коли что. Мы тут не в круге чести и не на божьем поединке, и ударить в спину я не побоюсь.

Леофсун вертелся, как головастик в иссыхающей луже. Князь его снова припер к стене. Я шагнул вперед и остановился, услышав нежелание Рыси. Его огонек прямо-таки полыхал задором и восторгом перворунного. И началась пляска! Рысь вдруг подпрыгнул к самой крыше, ударил Красимира ногой в лицо, извернулся в полете и пнул его в спину. Затем его руки замелькали быстрее, чем крылья воробья. Я ждал брызг крови, но Рысь бил не ножами, а кулаками с зажатыми в них рукоятями. Что-то у кого-то хрустнуло.

Звякнул оброненный нож. Леофсун тут же схватил Красимира за запястье правой руки и сильно выкрутил, вынудив того бросить меч. Я мысленно перебирал тех, к чьим дарам он обратился: Дометий, Болли, Трехрукий, клетусовец-ловкач, Сварт… Удар за ударом Леофсун перепробовал все боевые дары.

— Сторхельт? — простонал князь. — Ты же сторхельт!

— Не угадал, дядя, — усмехнулся Рысь, вогнал скрамасакс Красимиру в грудь и скривился, переживая приход благодати.

Одиннадцатая руна. Давно пора! Сколько битв он прошел с того момента, как стал хельтом? Пустынные твари, Брутусово поместье, коняки, ночной бой в Раудборге… А у него ведь нет никакого условия!

Я отрубил князю голову и взял ее с собой.

Внизу нас поджидали уже закончившие свой бой хирдманы. Они не стали играть со своим противником и быстро убили дружинника. Тот и порезать никого не успел.

Кое-как отделавшись от благодарного купца, мы отправились на площадь, где подвесили за волосы княжью голову к деревянному столбу, на котором прежде висело главное городское клепало. Пусть народ полюбуется.

На следующее утро мы открыли для прохода реку, а заодно и Мостовые ворота. Ни к чему одной половине Раудборга отгораживаться от второй. Да и нам так было проще. Охранять город я не собирался. Пусть купцы сами ставят своих людей на ворота и на пристань, ульверы же за ними присмотрят.