А вот с человека, у которого есть свой дом, добро в сундуках да серебро под половицами, получится содрать многое! Ведь ему можно пригрозить, что спалишь всё его богатство.

С Торговой стороны я взял тысячу марок серебром, а здесь живут самые зажиточные купцы, значит, они могут заплатить еще больше. Например, целую телегу серебра! Или тысячу марок золотом! Не, вряд ли они наберут столько золота. Откуда? Я такое даже вообразить не мог.

И впрямь брать выкуп за города прибыльнее, чем убивать тварей!

Полночи ушло на тот пожар. Никто и не пытался тушить терем Годославских, все бились за то, чтоб огонь не перекинулся на соседние дворы. Хирдманы порубили все сараи, конюшни и ограду вокруг полыхающего дома, оттащили всё деревянное подальше, взрыли землю по кругу. Болли проломил стену терема так, чтобы он завалился в нужную сторону. Бабы волокли защитникам ягодные отвары да водицы, чтобы облить одежу, мужики перекидывали ведра от колодца до двора с подветренной стороны, чтоб затушить перелетающие искры, а потом и головни.

Всё, что осталось у Годославских, — это скот, которые на время забрали к себе соседи, телеги, седла, сено, чуть зерна и кое-какой товар, который ульверы успели раскидать из сараев. Может, что и вернут потом, а может, уже и нет. Скорее всего, самому Годославскому вернули бы все до последней кочерги, а вот пентюха, который даже не помогал при пожаре, могут оставить без всего. Но это уж точно не мое дело!

Впрочем, наша помощь не осталась незамеченной. То один купец, то второй подходили ко мне, спрашивали, что тут случилось да как, благодарили за избавление от тяжелой руки Красимира, звали переночевать к себе в гости, правда, возможно, лишь для того, чтобы князь ненароком не заглянул к ним. А один шепнул, что догадывается, где может скрываться беглец.

В просторной светелке пахло утренней свежестью и дымом. Прохладный ветерок залетал через распахнутые оконца, а дымом несло по большей части от меня и Рыси, что сидели в красном углу. Купцы-то успели умыться да переодеться. Мы бы тоже могли так сделать, но я не захотел надевать чужую одежу и остаться безо всякой брони.

Вдоль стен на широких скамьях расселись лучшие мужи Раудборга, богатейшие купцы. Все в солидных зимах, с длинными убеленными бородами, в парчовых кафтанах и шелковых рубахах, в золотых и серебряных украшениях. Мы с Рысью и Простодушным были зимами вровень с их внуками, да и выглядели не так внушительно. Если, конечно, не смотреть на руны.

Преувеличенно тяжело поднялся один из мужей, видать, чтоб выглядеть еще старше, чем он есть:

— Я, Деян, глава рода…

— Ваши имена мне знать ни к чему, — оборвал я его и встал сам.

Дометий еще до сбора малого вече предупредил, чтоб я не давал ни слова, ни воли живичам. Если бы я хотел сесть на место князя или остаться наемным хевдингом — другое дело, тогда следовало бы их выслушать, приглядеться, кто с кем союзен, а кто друг другу козни строит. В нашем же случае лучше сразу показать, кто тут главный и за кем сила.

— А вот мое запомните хорошенько! Я Кай Эрлингссон по прозвищу Лютый, хёвдинг сноульверов. Зиму назад вы опорочили мой хирд! Заставили бежать, бросив дорогой товар. Убили купца и его людей, что всего лишь пришли в Альфарики вместе с нами.

Со мной также был и Хальфсен, но он мои слова живичам не пересказывал. Некоторые мужи сами неплохо знали нордский, а кто не знал — взял с собой того, кто знает.

— Я пришел сюда не для того, чтобы освободить вас от Красимира, и не для того, чтобы выпрашивать справедливость как милостыню. Я пришел, чтобы очистить доброе имя хирда, отомстить тем, кто осмелился поднять на нас руку, и взять виру!

— Так всему виной Красимир и Жирные! — сказал один из купцов. — С них виру и надо брать!

— Красимир оплатил ее кровью своей дружины. С Жирных я возьму золотом. Но ведь не только они охаяли нас, ославили колдунами и пособниками ворожеи, не они забрасывали нас грязью, не они избили нордского купца и примотали его к столбу.

Взгляды всего вече то и дело обращались на худого старика, что вздрагивал всякий раз, когда называли его род. Гореслав Жирный. Тот самый ублюдок, который предлагал мне три марки серебра за половину товара и семь марок за остальное. Десять марок серебра за всё. За Альрика, видать, тоже.

— Сколько ты хочешь? — вздохнув, спросил другой купец.

— За избавление от Красимира — десять марок золотом. За то, что не сожжем Раудборг в назидание другим княжествам, — десять тысяч марок серебра.

Сказал — и самому страшно стало. Если согласятся, то оба корабля будут набиты серебром. Отец станет богатейшим ярлом на всех Северных островах. Да что там — он будет богаче конунга Рагнвальда, а этого могут и не спустить с рук. Да и людей у отца маловато для такого.

— Десять тысяч гривен? — взревел купец Деян. — Да с чего бы? По твоей милости мы уже остались без дружины и защиты. А ну как коняки доберутся и до нас? Нам же нужно искать новый хирд, нового хёвдинга! Чем мы им платить будем? Все хирды на живичских землях уже разобраны по княжествам.

— Угомонись-ка, — тихо промолвил другой. Тихо-то тихо, но все сразу примолкли, услыхав его голос. — Уважаемый Кай Эрлингссон, Деян погорячился, да только в его словах есть правда. Хоть мы и богаты, всё серебро вложено в корабли, в товары, в людей, что их охраняют, в лавки. За один день столько мы не соберем. Потому есть у нас другое предложение. Ты со своим хирдом поживешь в Велигороде, под вами будет весь город: стены, ворота, мыто с проходящих кораблей, с нас же стол и кров. К первому снегу мы постараемся собрать столько серебра, сколько надо. Будем торговать в убыток, лишь бы расплатиться с вами честь по чести.

Купцы согласно закивали, поглаживая бороды.

Я же усмехнулся. Они думают, что я настолько глуп?

— Хочешь нанять мой хирд до зимы, а расплатиться вирой, которую и так мне должен? Давай лучше сделаем иначе.

— Поведай нам, Кай Эрлингссон! Мы всегда готовы выслушать мудрые речи.

— Сколько на Вечевой стороне дворов?

— Около полутысячи, — сказал старик.

— Здесь вас два десятка. Два десятка самых богатых родов. Хальфсен, если с них взять по двести марок, сколько выйдет с остальных дворов?

Толмач быстро прикинул на пальцах:

— Немногим больше десяти марок со двора.

— Не так уж и много. Пусть даже ровно десять марок, а с вас по двести. Это тяжко собрать? Я готов взять пряностями, оружием и броней под хельтов, твариными сердцами.

— Тяжко, — кивнул старик.

— И в домах не найдется столько серебра?

— Нет.

— Тогда я готов сделать иначе. Кто откажется платить, я тому сожгу дом и виру требовать не стану. Судить вам. Что дороже: дом со скарбом или двести марок серебра? Вы привыкли торговать, знаете всему цену, так что быстро сумеете решить, как выгоднее.

Купец хотел что-то сказать, но я ударил кулаком по лавке, от чего она треснула:

— И сроку вам — седмица! Через семь дней мы либо уйдем из Раудборга с серебром, либо ваш город и впрямь станет красным.

На сей раз купцы решили промолчать. Неужто они и впрямь думали загрести жар моими руками и не заплатить за это? Что я из ненависти к Красимиру, которого толком и не видел, брошу своих хирдманов в сражение и просто уйду? Рысь говорил, что Годослав не один решил впустить нордов на Вечевую сторону, всё малое вече согласилось с ним. Живичам и так повезло, что их детям и внукам не пришлось сражаться с нами, погибло бы гораздо больше людей, да и плату я потребовал бы совсем иную. Содрал бы по три шкуры за каждого убитого и раненого ульвера.

— Второе дело, с которым я к вам пришел: Красимир всё еще в городе. И он засел у одного из вас.

Судя по взглядам, многие купцы подозревали это, но не знали наверняка.

— Вы все видели, что случилось с Годославом и его родом. Вряд ли Красимир пощадит и тех, кто прячет его сейчас. Потому мне проще всего сделать то же самое: подпереть двери и сжечь там всех. Напомню, у Годославских выжила безрунная рабыня и дите, их попросту не почуяли дружинники. Остальные были убиты.