Я оглянулся. Вепрь всё еще не встал. Его боль едва доходила до меня, заглушенная ражем битвы других хирдманов, так что я не мог понять, насколько ему досталось. Сначала надо убить тварь!

Тогда я разбежался и запрыгнул прямо на мешок. Гейр что-то заорал, но я его не слушал. Замахнулся и вогнал копье в спину твари. Или брюхо — тут не разобрать. Бездново отродье заскрипело, несколько лап чудно изогнулись и ударили прямо по тому месту, где я только что стоял. Да вот шиш тебе! Я снова подпрыгнул и теперь ударил всем своим весом, увеличенным благодаря дару Болли, по мешку. Копье вошло в плоть аж до вторых рогов, а тварь плюхнулась на лед, ее лапы разъехались. Ульверы не упустили момент. Десяток копий вошли в ее тело, и черная жижа расплескалась по льду, мгновенно покрываясь коркой.

— Стой! Пусть дальше Кай! — велел Гейр.

Снова он ведет себя, как хёвдинг. Я выплеснул злость на тварь, вонзая копье в ее тело еще и еще, пока она не дрогнула и не издохла. До следующей руны осталось совсем чуть-чуть. Затем я спрыгнул с изрядно похудевшего мешка.

— Надо содрать шкуру, — сказал я, потрогав мех голой рукой. — Сделаем одеяло или кинем под ноги!

Не такие уж и страшные эти зимние твари. Без Гейра нам пришлось бы тяжелее, но мы все равно бы справились. Да и Лопата молодец! Он мог бы прикончить тварь с одного удара, да решил поучить ульверов, как лучше биться с такими. И он прав — в каждую десятку нужен сторхельт.

Пока хирдманы возились с толстой шкурой, я пошел к Вепрю, ожидая скручивающей боли от сторхельтовых сил в любой момент. Пока ничего не подступало, а потом я и забыл об этом, стоило лишь увидеть Вепря.

Твариное копыто попало ему прямо в грудь, разворотило ребра и пробило внутренности. Вепрь еле слышно хрипел, на его бороде висели сосульки из крови, натекшей из рта и носа. Я растерялся, не зная, что делать. И подумать не мог, что из-за такой слабой твари кто-то может быть ранен. И Живодер остался в деревне!

Я сбегал к сброшенным плащам, уложил Вепря на один из них, завернул, подхватил на руки и понес к деревне. Остальные потом догонят. Уж Живодер справится с такой раной. Он и кости умеет вправлять, и кожу штопать. Ну и Дударь же есть. Скоро Вепрю полегчает!

Я шел так быстро, как мог. Побежал бы, да побоялся в темноте споткнуться и уронить свою ношу. Шел и вслушивался в хрипы. А потом Вепрь затих. И тело в моих руках стало еще тяжелее. Но я не открывал плащ. Не хотел знать наверняка, хотя уже знал. Я же всё чувствовал через стаю.

Боль через дар была намного меньше, чем та, что пронзила мне кишки. Конечно… Конечно, Вепрь попадет в дружину Фомрира. Он отыщет там Альрика и поведает о том, как хирд поживает без него. Так, наверное, даже лучше. После смерти Беззащитного Вепрь будто потерялся, не понимал, для чего живет. Он по привычке заботился о хирде, делал всё, что положено, но из него ушла искра.

Так лучше. Вепрь станет достойным воином в дружине Фомрира. Он дождется нас всех. Рано или поздно.

Смерть Вепря была не последней. За прошедший месяц мы потеряли еще четверых братьев.

Теперь я понял, почему Гейр отмахнулся, когда я спросил про тех, кто не вошел в десятки. Воины погибали, и на их место вставали другие.

И это вместе с моим даром! Вместе со сторхельтовой силой, после которой хельты теперь не валились от скручивающей боли. Видать, это и было изменением в стае после того, как в хирде не осталось хускарлов. Я мог бы догадаться и раньше, ведь во время игры в кнаттлейк ульверам не становилось дурно даже после долгой беготни и сражений, а они явно не стеснялись пользоваться всем, что давала стая.

Если бы хельты и сейчас падали от этого, погибших было бы намного больше. Намного. Не всегда бои проходили так быстро, как первый. Однажды мы бились с тварью полдня и полночи, к нам на подмогу пришла запасная десятка, а потом еще и Гейр подоспел, но даже так нам пришлось изрядно повозиться.

Сначала приходили не самые сильные твари, мелькнула даже парочка хельтовых, но постепенно их руны росли. Последняя, что мы убили, была на семнадцатой руне. Я спросил у Фродра, почему так. Неужто Бездна крепчает и порождает тварей всё сильнее? Он сказал, что это верно, но еще твари убивают друг друга и так получают руны. Не все Бездновы отпрыски доходят до нас, некоторые отдают свои жизни, чтобы сделать сильнее других.

И хотя наша сила росла, ульверам всё еще не хватало сторхельтов! Болли перешел на пятнадцатую руну, а Трехрукий не захотел, сказал, что останется в десятке с Толстяком. Я добрался до четырнадцатой руны. Мне оставался всего шаг до сторхельта.

Впрочем, сила меня сейчас не радовала. Я хотел стать сильнее не ради рун, славы и похвальбы. Я должен защитить свой хирд! Особенно тех ульверов, что знали Альрика. А уж тех, что были в хирде, когда пришел я, осталось совсем мало: Фродр-Тулле, Эгиль Кот, Бьярне Дударь да Стейн. А ведь сейчас шла всего шестая зима с той поры, как я стал хирдманом…

Дурные мысли одолевали меня и днем, и ночью. Нынче всем спалось дурно. Да и как иначе, если даже во сне ты слышишь братьев, что стоят в дозоре и сражаются с тварями? Хирдманы чуяли лишь отголоски, а я всякий раз будто был в бодрствующих десятках, бился вместе с ними. Причем не только с нашими, но и с Флипповыми. Оттуда до меня доносились те же чувства, та же боль, тот же страх.

Я похудел, оброс волосами и бородой и стал гораздо сильнее. Не только из-за рун. Сны, твари, сражения… Всё это бесконечно варилось в моей голове, и я, едва увидев тварь, мог понять, как ее убивать и чего от нее ждать. Да, может быть, тут помогали и дары хирдманов, но я был уверен, что и без стаи буду биться не хуже. Только Фродр с каждым днем смотрел на меня всё пристальнее, будто ждал чего-то. Или боялся.

Близился Вардрунн, непроглядная семидневная темень без малейшего проблеска солнца. Время, когда боги отворачиваются от нас и власть захватывает Бездна. До сих пор она всякий раз отступала, но будет ли так всегда?

Я только-только заснул, когда меня толкнули в бок. Хальфсен с виноватым лицом шепнул, что пришли вестники от конунга. Я быстро вскочил, накинул плащ, за дверью протер лицо снегом, чтоб окончательно проснуться, и поспешил в общий дом, подобие тингхуса. Там иззябшие хускарлы расселись вокруг очага и пили горячий отвар. Их лиц я не признал, но один показал знак Рагнвальда, хотя этого и не нужно было. Кто по доброй воле пойдет так далеко на север, где кишат твари?

— Конунг спешно созывает всех хёвдингов и ярлов на тинг, — сказал старший из хускарлов.

— Ради чего? В Хандельсби и обратно путь неблизкий! Я не оставлю хирд на полмесяца!

— Не в Хандельсби. На Птичий остров. Конунг Рагнвальд несколько раз повторил, что Кай Лютый из снежных волков должен быть непременно. И Гейр Лопата тоже.

Птичий остров. Тот самый, который мы очистили от всех тварей. Самый дальний от Хандельсби безопасный остров. До него и впрямь идти не так много. Но зачем сейчас дергать людей? Мы и так тут сражаемся без продыху, а он хочет забрать хёвдингов и сильнейших воинов? Для чего? Неужто у него советников не хватает? Вряд ли Рагнвальд хочет отпраздновать Вардрунн вместе с нами.

Меня пронзила пугающая мысль. А вдруг что-то случилось с отцом? Или со всем Сторбашем разом? Хотя нет, конунг же всех призывает, а не только меня. Значит, что-то иное…

Перед выходом я всё же немного поспал, пока гонцы отогревались и ели. Когда вернулся с дозора Гейр и бросил еще одну тяжелую шкуру наземь, я обрадовал его вестью, что отдохнуть у него не выйдет, надо выходить к Птичьему острову.

Лопата будто ничуть и не удивился, наскоро поел, и мы отправились в путь. С собой я прихватил лишь Фродра по его настоянию и Простодушного. Хоть Херлиф и поднялся на руну, от его ухода десятки мало что потеряют, а вот мне его совет может понадобиться. Я бы взял еще и Дометия с Пистосом, но не хотел так сильно ослаблять хирд.