Вдруг пелена прорвалась. Туман расступился, и я оказался на небольшой поляне, окруженной серыми дрожащими стенами. Под ногами мох больше не проминался, его сменила упругая твердь, а посередине поляны мягко билось и трепетало то, что я слышал через Фродра. Будто огромное яйцо, с которого содрали скорлупу.

— Нет! — мотал головой Живодер, стоя на коленях перед яйцом. — Это не так. Это не она! Это не Домну. Она не такая!

Слепец подошел к безумцу, положил руку ему на голову, от чего бритт замолк. Сквозь туман один за другим прорывались ульверы и останавливались подле меня.

— Это не она, — тихо сказал Фродр. — Как это может быть она? Если бы она ступила на землю, все люди и звери враз бы обернулись тварями. Ты слишком слаб, чтобы увидеть ее. Слишком слаб, чтобы услышать ее. Слишком слаб, чтобы коснуться ее.

— Слишком слаб? — взревел Живодер. — Тогда я добуду еще силы!

Он вскочил и вонзил меч в живот Фродру.

— Моя смерть ничего не даст, — улыбнулся слепец. — Ты же знаешь, где много силы. Возьми ее. Возьми всю! Только тогда ты снова узришь ее.

Живодер выдернул меч и решительно пошел к яйцу. Ударил, но тонкая колыхающаяся оболочка даже не дрогнула под его рукой.

Фродр качнулся, я подскочил к нему и подхватил одной рукой.

— Помоги ему! — сказал жрец. — Но последний удар должен быть его. Только его!

Я уложил Фродра наземь. Такую рану даже Живодер бы не сумел залечить. Клянусь всеми богами, я с превеликой радостью положил бы бритта под нож Фродра! Неужто такова и есть плата? Отдать всю стаю? Отдать друга? Отдать наши жизни?

Выхватив топор, я занес его над Живодером, что яростно и тщетно пытался пробить покров Безднова яйца.

Бриттский ублюдок!

И лезвие топора вошло в яйцо возле головы Живодера.

Ульверы обступили нас и тоже обрушили удары на неподатливую плоть. Копье Болли сумело прорваться внутрь, но из раны ничего не вытекло.

Я рубил изо всех сил! А внутри меня один за другим чернели огни братьев. Херлиф… Леофсун… Хальфсен… Аднтрудюр… И ничего уже не изменить. Позади истекал кровью Тулле. Где-то там мои волки вместе с Дометием убили тварь, но к ним уже подступали новые.

— Что это? — воскликнул Эгиль.

Яйцо задергалось, заколыхалось, на его оболочке стремительно расползалась уродливая язва. Мы отступили на шаг, лишь безумный Живодер будто и не заметил ничего, так и продолжил рубить. Когда язва разрослась до размеров двери, плоть вдруг раздвинулась, и оттуда вывалилась тварь. Я сразу ее узнал. Вот почему Фродр назвал ее «истинным дитем Бездны»! Потому что Бездна породила ее саму как плоть из плоти. Не успела тварь подняться на ноги, как сразу несколько копий пронзили ее. И тут Живодер нырнул в ту дыру, откуда появилось Бездново отродье. Нырнул и исчез за сомкнувшимися краями.

Я оглянулся на Фродра. Он еще дышал. Что теперь? Ждать нового рождения? Рубить дальше?

Яйцо дрогнуло. Через оболочку пробился кончик меча и исчез. Я сразу ударил в ту рану топором, расширив ее. Потом полоснул Болли, увеличив ее еще больше. Снова мой топор. Снова меч Болли. И вдруг земля под нашими ногами затряслась, заплясала.

Огонь Живодера вспыхнул так ярко и остро, что я едва не выпустил стаю из рук. И он разгорался всё сильнее и сильнее…

Из прорванной дыры вывалился Живодер, весь в болотной жиже и бурой слизи. Он беззвучно кричал от сжигающей его изнутри силы и бился в корчах.

— Кай! Держи его! — послышался голос Фродра. — Держи!

Я схватил Живодера за плечо, чтобы придавить его, но тут вся эта бешеная сила хлынула в меня. Шестнадцатая руна, семнадцатая, восемнадцатая… Благодать лилась в меня жидким огнем, опаляя жилы и кости, кишки сворачивались от наслаждения и боли. Девятнадцать!

— Дальше! — сквозь пелену боли услышал я. — Отдавай дальше! По нитям!

Проступили давние прочные нити, тянущиеся из моего живота к моим братьям. И я толкнул эту силу по ним, щедро делясь с теми, кто был рядом со мной. Стоило благодати дойти до Фродра, как его рана на животе затянулась. И он тоже начал расти в рунах. И Болли, и Эгиль, и Видарссон. Почти полностью почерневшие огни отравленных ульверов вспыхнули золотом, и сила потекла к ним, даруя им исцеление.

Уже все ульверы поднялись до своих порогов: кто до девятнадцатой, кто до четырнадцатой руны, но поток от Живодера не ослабел даже на малость.

— Я помогу, — прозвучал голос Фродра за моей спиной.

И я увидел другие нити. Они шли не к ульверам, но ко всем воинам херлида, что были со мной в стае. Благодать потекла по этим нитям, даруя столь нужную сейчас силу, залечивая раны и укрепляя дары.

Этот поток длился и длился. Я не видел ничего, кроме нитей, не чуял ничего, кроме благодати, что даровали нам боги… А когда наконец она схлынула, я упал рядом с Живодером. Хотя во мне бурлила мощь девятнадцатой руны, я не мог даже пошевелить пальцем.

1 Воды почвы — иносказательно — болото.

2 Волк сечи — иносказательно –меч.

3 Гром лезвий — иносказательно –битва.

4 Молот духа — иносказательно –сердце.

Тяжелый полог приподнялся, и внутрь проскользнула тень. В тусклом свете масляной лампы можно было разглядеть лишь шкуры, сваленные в кучу, несколько котелков да кости, развешанные по стенам. С закоптившихся балок свисали нити, больше похожие на пыльную паутину. На единственной лавке сидел высокий худой мужчина и перебирал кости внутри кожаного кошеля. Вместо второй кисти у него был обрубок.

— Ви́сир(1), я вернулся, — тихо сказал вошедший.

Однорукий махнул обрубком, приглашая гостя сесть рядом с ним.

— Небо поменяло цвет, а руны молчат, — молвил Висир. — Путь был пройден.

— Благодарю.

— Что ты видел?

Гость сел, поднял голову к подвешенной лампе. Его лицо осветилось, лишь пустые глазницы остались погруженными в тень. Черные полосы, будто языки пламени, плотно охватывали лоб слепца и левую щеку, теряясь в густой бороде, а резкие морщины добавляли ему не меньше двух десятков зим.

— Я видел дерево. Оно велико. Его корни сплетаются в плотную сеть, его ствол не обхватить и тысячам тысяч великанов, его ветви пронзают всё сущее: былое, истинное и грядущее. Весь наш мир лежит на одной лишь его ветви, на небольшом побеге. И эта ветвь — основа мира. Даже великие зимние и весенние боги порождены нашим миром и не могут шагнуть за его пределы.

— Судьбоплёт дал тебе верное имя, — кивнул Висир. — Жертва велика, но и взамен ты получил немало, Фродр(2). Теперь ведаешь ли, что есть Бездна и что порождает тварей?

— Ведаю, но это страшит.

Однорукий жрец отложил кошель с рунами, привычным движением потер обрубок.

— Говори. Я догадываюсь, что ты скажешь, но пока слова не коснутся ушей, путь не проявится.

Фродр сжался, его руки, лежащие на коленях, задрожали.

— Мы зовем Бездной то древо. На его ветвях выросло несметное число миров, и наш — лишь один из них. В землях Гейра из той ветви проросла лишь одна почка. Она не успела распуститься и дать побег. Мы разрушили ее, и в том месте несколько сотен зим, а то и дольше, ничего не прорастет. Но есть и другие почки… некоторые близки к тому, чтобы распуститься.

— Перед уходом херлида я не видел спасения, — задумчиво сказал Однорукий. — Огромная сила после разрушения той почки должна была смести там всех воинов. Половина жителей Северных островов погибла бы или превратилась в тварей.

— Живодер. Я и прежде видел, что он нужен, но лишь отдав второй глаз, понял его истинный дар. Он уже был изуродован Бездной, его тело изменилось еще тогда, в Бриттланде, пытаясь вместить невиданную мощь. Тогда он и получил свой дар — делиться силой. Он мог бы убивать тварей и передавать благодать другим, только сам не ведал о том. Кай своим даром сумел вобрать и это. Он вытянул излишки силы из Живодера и раздал всему херлиду.

— А твари? Переменились ли после этого? Ослабли?

— Нет, — покачал головой Фродр.