— Значит, они вроде его рабов? Как у сарапов?
Однорукий вспылил:
— Скирир не делает из воинов рабов!
— Третье, — спокойно продолжил Рагнвальд, — дары в его хирде делятся на всех.
— Как это? У одного был дар в силу, и теперь все сильны? Как сильны? Как тот первый, или это как миску каши разделить меж десятью едоками — каждому по ложке?
Пока Рагнвальд отвечал на вопросы, я задумался, откуда же конунг так хорошо знает мой дар? Я никогда не говорил ему, в чем суть стаи. Простодушный толкнул меня в бок локтем и качнул головой в сторону Гейра.
Вот в чем я ошибся! Я забыл, что Гейр изначально не вольный хирдман, а ярл! Ярл, который служил верой и правдой конунгу. Его верность уже была отдана! Когда Гейр рассказал всё Рагнвальду? После того, как уговорил принять его в хирд, или после, когда я лежал с переломанными ногами?
Выкинуть его из стаи, и дело с концом! Но мои хирдманы сейчас сражаются с тварями! Одни, без меня и без Гейра. Если я уберу его силу, им придется еще хуже! Я заскрипел зубами от злости и бессилия. Безднов Гейр!
— И много ли выгоды от Скирирова дара?
Конунг посмотрел на Флиппи и спросил:
— Дельфин, сколько людей за этот месяц потерял ты?
— Восьмерых, — ответил тот.
— Лютый, а ты?
— Пятерых, — хрипло сказал я.
— Хирды Кая и Флиппи нынче стоят на самых дальних островах! — пояснил Рагнвальд. — Ближе них к землям Гейра только воины Стюрбьёрна Сильного с моими сторхельтами. Через них идут самые сильные твари! И их гораздо больше, чем у вас. А сколько людей потеряли вы? Вот что такое — Скириров дар!
— Так к чему ты ведешь? Отдать своих воинов под руку Флиппи или юнца Эрлингссона? — спросил всё тот же неугомонный ярл.
А вот это уже и мне было интересно.
— Я предлагаю собрать херлид из пяти сотен воинов. Только сильнейшие и лучшие! Все сторхельты! Хельты с хорошими дарами! Дар Скирира свяжет их вместе и укрепит. Этот херлид и отправится к землям Гейра. Остальные воины продолжат стоять против тварей, а если херлид не справится, они помогут увести людей с Северных островов.
Конунг помолчал, а потом тихо сказал:
— Я тоже пойду с херлидом. Пусть мой дар и не боевой, но он может пригодиться. Пойдут все ярлы и все хёвдинги, что выше хускарла. Старшим останется мой сын Магнус.
Рагнвальд уже не спрашивал. Он оповещал собравшихся о своей воле. И ярлов он забирал не из-за их людей, а чтобы облегчить жизнь Магнусу. Чтобы никому и в голову не пришло захватить власть на Северных островах, пока все самые сильные воины будут сражаться далеко от Хандельсби. Конунг всё равно не заберет всю свою дружину, с десяток-другой сильных воинов оставит Магнусу.
— Пощупать бы этот Скириров дар… — прозвенел голосок Вагна Акессона. — Я не прочь сразиться с самой Бездной, но даже к новой руне надо привыкнуть, прежде чем идти в бой.
Воины вокруг согласно зашумели. Замысел Рагнвальда не всем пришелся по душе, не все хотели идти умирать вслепую.
Конунг махнул мне рукой, подзывая к себе. Я нехотя подошел. Он обнял меня за плечи и тихо шепнул на ухо:
— Видят боги, я хотел дать тебе время! Чтобы зимой воины подросли в рунах, а по весне мы бы на кораблях отправились к Гейрову острову. Но мы не доживем до весны! Останется слишком мало людей. Потому прошу — убеди их всех! Заставь прочувствовать на собственной шкуре, что такое стая!
Безднов конунг! Хитрозадый ублюдок! Не предупредил меня! Не поговорил! За такое я и выкинул того живича, когда мы были у вингсвейтаров. Не хотел, чтобы я отвертелся? Сразиться с самой Бездной? Да я не прочь! Но не когда мне силой гнут шею и суют в ярмо. Если я сейчас отступлюсь, что тогда будет? Норды сбегут с родных островов, поджав хвосты? Неужто и впрямь Скирир оделил меня таким даром лишь для этой битвы?
Мысли скакали туда-сюда, мешая принять хоть какое-то решение. Тогда я взял и втянул в стаю самого конунга. Поглядим, такой ли уж он Беспечный!
Будто в холодную воду нырнул. Прохлада остудила мою разгоряченную голову, я смог успокоиться и посмотреть на вопрос здраво. Прав ли Рагнвальд? Прав.
В Бриттланде, когда поднялись драугры, лишь собравшись в единый херлид, мы смогли победить их. А если бы каждый бонд отбивался от них сам? Никто бы не выжил. Не стоит бегать по лесам или островам, убивая отдельных тварей. Нужно уничтожить то, что их порождает.
А если мы и поляжем все, так хотя бы Эрлинг останется жив. У меня есть сыновья, они продолжат род, пусть уже и на чужбине. Я — отец, и я должен защитить их. Конунг же хочет спасти все Северные острова, и ради того он готов переступить через любого!
Надо дать бой! И без моего дара мы не сможем одолеть Бездну. Пусть я не знал, как ее можно убить и возможно ли это, но если не возьмусь, так и не узнаю.
Я поднял глаза и посмотрел на всех этих шумящих ярлов, на хёвдингов, что старше меня вдвое, на их хмурых заплечных, на Стига, Вагна, Стюрбьерна, Гейра, Простодушного… Усмехнулся, нащупал их огоньки и махом захватил своим даром всех, кто был на острове.
Уже не было столь разительной перемены, как после всего Флиппова хирда. Тогда я увеличил свою стаю вдвое, сейчас же прибавилось едва ли шесть десятков воинов. Разве что меня стала распирать изнутри едва сдерживаемая мощь, от которой заскрипели мускулы, явно отголоски Стюрбьёрновой силы. Тут я спохватился и выкинул из стаи Вагна Акессона, он всего лишь на шестой руне. Помрет еще ненароком! Задумался и выкинул еще с десяток людей, в том числе и своего отца. Хускарлы… Не выдержат они руны Гейра и Стюрбьёрна.
Ярлы повскакивали с мест, ощутив разом столько людей вокруг и столько силы внутри себя.
— Верни! Верни как было! — завопил Акессон. — Почему оно пропало?
Рагнвальд крепко сжал мне плечо:
— Спасибо, Эрлингссон! Я этого не забуду.
Глава 16
Мы пробыли на Птичьем острове еще несколько дней. Это время нужно было не нам: все хёвдинги жаждали вернуться к оставленным хирдам, поделиться с ними моим даром и уберечь людей. Даже мне не терпелось пойти к ульверам. Как они там без меня и Гейра? Что-то я слышал через стаю, но ведь если что случится, я не смогу им помочь. Хорошо, хоть им долетают новые силы и новые дары от тех, кто добавился в стаю здесь.
И пока Рагнвальд занимался какими-то важными делами, меня одолевали ярлы и хёвдинги. Они расспрашивали, пробовали полученную силу на зуб, открывали непривычные для себя дары. Хуже всех был Вагн Акессон. С утра до ночи он ходил за мной хвостом и ныл, чтобы я снова взял его в стаю. Он и упрашивал, и умолял, и угрожал, даже пытался всучить мне какие-то дары. Я пытался ему объяснить, что хускарл не выдержит такой мощи, но он не хотел и слышать:
— Я выдержу! Я сильный, вот увидишь! Это из-за малых зим, да? Ты ведь ненамного старше! Да и вообще я успею! Стану хельтом по пути! И сердце съем по пути.
От его воплей устал не только я, даже Простодушный кривился от одного лишь голоса Вагна.
Под конец второго дня мальчишка наконец заткнулся и пропал. Оказалось, что Херлиф отыскал его отца, ярла Аке, и сказал, что если тот не угомонит сына, мы дадим Вагну всё, чего он просит. И если мальчишка умрет с переломанными костями, вины за нами не будет никакой.
Подходил ко мне и Стюрбьёрн, гулко смеялся, хлопал меня по плечу и говорил, какой я лихой юнец! Ничуть не хуже его собственного сына Гуннвида.
Когда я отыскал своего отца, то почти простил Гейру его предательство. Прежде все эти ярлы и хёвдинги толком не замечали лендермана-хускарла, чей херад находится на отшибе Северных островов, а сейчас с ним все хотели поговорить, узнать побольше о его сыне. Эрлинг выглядел таким гордым, таким счастливым! Не зря же мы носим имена отцов! Так наши дела отражаются не только на нас самих, но и на наших отцах. Прославляя себя, я славлю и имя Эрлинга. А если бы я осрамился, то тень того позора легла бы и на отца, вырастившего такого сына.
Невольно я подумал о своих сыновьях, об Ульварне и Скирольве. Они совсем малы, но я уже сейчас понимал, как бы гордился, если бы их имена стали известны на всех Северных островах. Пусть даже и после моей смерти.