На следующий день к нам заглянул Стиг и сказал, что конунг поможет тем девятирунным ульверам, что оставались в городе из-за ранений, получить недостающую руну. Наверное, об этом Рагнвальд и говорил. Так что конунговы дружинники забрали у меня раненых, пообещав вернуть где-то через седмицу. Уже потом я узнал, что это было не так-то просто для Рагнвальда: мои ульверы повырезали всех тварей в том месте, не оставив ничего. А ведь эти твари могли спасти жизнь дружиннику или другому полезному воину.

Хвала богам, пока мы ходили в поход, очнулся Болли. Да, он изрядно ослабел и похудел, да, сейчас он не мог менять свой вес, видать, что-то надорвалось во время битвы с кабаном, но Толстяк и без своего дара грозный боец. Ничего, отъестся, отдохнет, а там, глядишь, и руну получит, излечит нутряную хворь.

Провалявшись в доме всего один день, я решил, что смерть Скиррессонов была слишком легкой и милосердной, еще и к Фомриру теперь попадут. Надо было им тоже изломать все конечности да так и закопать, чтоб их раны загноились, чтоб в них завелись черви, чтоб их заживо под землей сожрали. Скоро встанет лед! Я бы успел сходить в еще один поход! А теперь придется торчать здесь и ждать, когда же срастутся мои кости.

Мы сидели с Пистосом и играли в хнефатафл, когда в дом зашел незваный гость, стуча об пол деревянной ногой.

— Доброго здравия тебе, Кай Эрлингссон!

Флиппи Дельфин пожаловал, да еще и без хмельного запаха. За это время я уж подзабыл о нем, и заплечный его больше не выискивал меня по пристаням, так сторхельт сам пришел.

— Есть дело, но я хотел бы поговорить о том сам-на-сам.

— Уж не затаил ли обиду какую? Еще одной мести я не переживу, — без улыбки сказал я.

Боль в поломанных костях грызла без устали, и нрав мой нынче совсем подурнел. Впрочем, я махнул Пистосу и еще нескольким ульверам, чтоб вышли вон. Если Дельфину вздумается нас убить, его всяко не остановить.

— Всё думаю о тех словах, что ты сказал на пристани, — Флиппи сразу перешел к делу. — Мол, будто твои хирдманы слышат друг друга и делят дары на всех.

Мне вдруг подумалось, а что бы сделали Скиррессоны, знай они о стае? Пока во всем Хандельсби о том знали лишь Гейр, Флиппи да Рагнвальд со Стигом, кое о чём догадывались Магнус и мой отец, но доподлинно всё не ведали. Я бы на месте Скиррессонов сразу убил, безо всяких пыток и допросов.

— Ну, — буркнул я.

— Одолжи свой дар! На время! Хотя бы на один поход!

Я внимательно посмотрел на Флиппи. Да нет, не пьяный, глаза не чудные, как после макового отвара или грибных настоек. Теперь он выглядел почти прежним: сильный, гордый сторхельт, чье имя знают на всех Северных островах.

— Как я его одолжу? Это ж не горшок и не топор, чтоб его так просто отдать.

— Как ты в тот раз меня даром объял, так сделай и со всем моим хирдом. Чтоб мой дар коснулся и их. Я отплачу! Вот чем хочешь — отплачу.

Во мне разгорелся гнев, подстегиваемый нудящей болью:

— Отплатишь? Стая — это тебе не девка гулящая, чтоб сегодня под одного лечь, а завтра под другого. Я ж каждого ульвера к себе в душу пускаю, слышу боль каждого, их смерти рвут больнее твариных клыков. Да я даже своих хирдманов не сразу в стаю беру, проверяю сначала в бою.

Дельфин смотрел на меня спокойно, будто ожидал такой ответ.

— Тогда предлагаю иное. Мой хирд пойдет под твою руку.

Я потер зудящую ногу и выплюнул:

— И что? Я уже сказал, что… — и замолк, уставившись на Флиппи.

— Ты же взял Гейра и его людей. Вот так же и я пойду под твою руку вместе с людьми и кораблями.

— Зачем? И как?

— У тебя же два корабля. На одном главный ты, а на втором…

— Простодушный, — бездумно ответил я.

— Также и тут. Будут у тебя сноульверы, снежные волки, и, к примеру, сёульверы, морские волки. Над морскими буду стоять я, над снежными кто-то еще, а выше всех — ты. Вся слава будет твоей, по долям от добычи уговоримся. Твоя будет наибольшей.

— Э-э… — протянул я, не зная, что сказать.

— Все Северные острова будут знать, что Гейр Лопата и Флиппи Дельфин нынче ходят под Каем Эрлингссоном. Пять кораблей! Едва ли не полторы сотни воинов!

Я попытался привстать, и режущая боль привела меня в разум.

— Слава, хирд, сторхельты под моей рукой… — сплюнул я. — А на деле ты будешь решать за свой хирд сам и поступать, как вздумается, прикрываясь моим именем? Я не приму звание хёвдинга без власти. Если вдруг соглашусь, мое слово будет главным. Не только для тебя, но и для твоих людей. Прекословия я не потерплю!

— Да, хёвдинг, — кивнул Флиппи.

— И для чего это? Ты же столько зим ходил по морям без моего дара! У тебя лучшие корабли и лучшие воины!

— Страх, — коротко ответил сторхельт. — С того мига, как мне оторвала ногу тварь, я боюсь. Всё время. Теперь море для меня не друг, а враг, в нем нынче я вижу лишь смерть. Думаешь, мои хирдманы не затаскивали меня в воду? Думаешь, они сразу бросили меня наедине с хельтовым пойлом? Но только с твоим даром я вновь был счастлив, нырнув в соленые воды фьорда. Разделить дары на всех хорошо, но мне довольно и того, что я смогу выйти в море. И если для того надо поступиться гордостью, так тому и быть. К тому же ярл Гейр уже пошел под твою руку. Что не зазорно Лопате, то не зазорно и мне.

— Я… мне надо подумать, — только и смог сказать я.

Едва Флиппи вышел, как я велел вошедшему Хальфсену созвать мое малое вече. Правда, теперь оно стало чуть больше: добавился Гейр, а еще Фродр после перемены имени редко отходил от меня надолго.

Когда я рассказал, с чем приходил Флиппи, хирдманы заговорили не сразу. Видать, им, как и мне, было непросто. Одно дело — Гейр Лопата, что пришел ко мне с одними лишь рунами да пятью воинами, и совсем другое — Флиппи Дельфин с тремя кораблями и крепким хирдом. Да, у меня нынче людей было примерно вровень с ним, но я-то их большую часть набрал недавно, а хирдманы Флиппи ходят с ним не одну зиму. Я где-то слышал, что он очень редко ищет новых воинов, так редко, что попасть к нему почти невозможно.

Первым заговорил Фродр:

— Таков твой путь. Ты сам протянул нить меж вами.

— Всякий, у кого есть хоть толика ума, захочет тебя в хирд, — согласился Херлиф, — но не у всякого хватит духу признать тебя хёвдингом.

— Флиппи признал, а его хирд? — спросил Дометий. — Они могут не принять Кая.

— Да и с Дельфином не так всё чисто. На словах одно, а как на деле будет?

— Он подходил ко мне вчера, сразу после суда, — сказал Гейр. — Спросил, правда ли, что я стал хирдманом Эрлингссона. И больше ничего.

— А и впрямь… одолжи ему дар, — вдруг ляпнул Простодушный. — Сходи с ним в один поход.

Я глянул на Херлифа, как на умалишенного. А он продолжал:

— Судя по твоим словам, Флиппи пока плохо понимает, что такое стая. Пусть проверит ее на деле.

Я передал Флиппи, что схожу с его хирдом в один поход, и потом мы оба подумаем, что будет дальше. Передать передал, а после сообразил, что сделал так, как и хотел Дельфин: пообещал одолжить свой дар на один поход и взять его хирд под свою руку. Ну да ничего. Что так, что эдак, мне никакого убытка не грозит, разве что о моем даре станет известно слишком многим. Впрочем, врагов у меня на Северных островах вроде больше не осталось, а тем, у кого достаточно силы, чтоб меня поймать, выгоднее держать ульверов в друзьях.

И вот спустя несколько дней я отправился на пристань. Легко сказать «отправился», а на деле мы долго ломали головы, как это лучше сделать. Ходить я еще нескоро смогу, тащить меня на руках или на лавке — уж больно глупо, снаряжать телегу ради пары сотен шагов — еще глупее. Фагры предложили соорудить паланкин. А что? Считай, та же телега, только без колес и несут ее люди. Это и быстро, и просто, и можно закинуть меня на корабль прям в этой штуковине. Крышу с занавесями ульверы делать не стали, положили пару шкур, чтоб помягче было, да и сам я оделся потеплее. Нынче в море ветрено и холодно, уже дважды выпадал снег, хоть сразу растаял.