Сыновья — это, конечно, хорошо, но сейчас они слишком мелкие и глупые. Недаром же говорят, что до шести зим сын сидит под материнской юбкой, а уж потом переходит под отцову руку. Но если я так и буду ходить в походы, каким вырастет Ульварн? Особенно если его будут растить три женщины? Надо подумать, кому можно доверить воспитание сына после шести зим. Почему-то на ум приходил лишь один человек — Альриков отец. Хоть он страшный ворчун, упрямец и брюгзливый старик, но дети у него выросли толковые, и внуков всех возрастов полно, Ульварну не будет скучно. И я готов был отдать ухо на отсечение — Альмунд обрадуется еще одному мальчишке.

А в Сторбаше и впрямь кое-что поменялось. Та старая стена, которую строили против огненного червя, нынче поднялась на полтора моих роста. Только к чему? Ныне опасность грозила с моря, а не со стороны острова. Всех мужей, что были выше пятой руны, забрал Эрлинг, оттого казалось, будто остались лишь бабы да дети малые. Парни моих зим и малых рун разошлись по своим делам: кто на охоту, кто на рыбалку, кто ушел на дальние выпасы.

Ульверы, видать, уже выспались, вышли из дому, и их тут же разобрали бабоньки: кому надо крышу починить, кому — стену сарая подпереть, кому дрова нарубить. Для хускарлов и хельтов дело плёвое, и никто из хирдманов не отказался подсобить. Хотя бы потому что это мой родной город, да и бабоньки тоже в долгу не останутся: накормят досыта, обстирают, подлатают, а, может, еще чем отплатят. К тому же со мной пришли лишь старые ульверы, что прожили тут целую зиму.

Жаль, что я мало кого из жителей Сторбаша узнавал. Мелюзгу, что вилась вокруг хирдманов, я никогда и не пытался запомнить, девки моих зим повыходили замуж, понарожали детей и сильно поменялись за эти годы, а мужей, бывших хирдманов отца, ныне тут не было, все уехали с Эрлингом.

— Вовремя ты пришел, — сказал подошедший Даг.

— Разве? — усмехнулся я. — Крыши и сараи могли бы и подождать.

— Надолго к нам?

— Нет, на седмицу или меньше. Потом пойдем с тварями биться. Как урожай? Голодно не будет? Я серебро привез, коли что, можно и закупить побольше.

— Ежели новых ртов не будет, сдюжим.

Это он так спрашивает, не придет ли мой хирд зимовать в Сторбаш? Даг просто не знает, сколько у меня людей. Коли придем, так будем зимой друг друга жрать не хуже Бездновых тварей.

— Так почему вовремя? С чем пособить надо?

— Тут у нас объявились твари. Вроде ниже хельта, но сильные и вёрткие. Когда Эрлинг отбыл, пришел вестник из деревни, что за Растрандом, мол, кто-то скот дерет. И пастуха у них задрали. И тех охотников, что пошли глянуть, тоже. У меня тут только карлы о двух-трех рунах остались. Я бы даже Хакана послал, но он помер зимой.

Хакан Безносый. Тот старик, что учил перворунных сражаться на мечах и копьях. Умер, значит. И, судя по всему, от соломенной болезни(1). Чести в том немного, но старик большего и не заслужил, раз не сумел преодолеть страх перед настоящими битвами.

— Если покажешь, где твари, завтра можно сходить.

— Я сам провожу. По морю за полдня доберемся.

Мы долго говорили с Дагом, стоя неподалеку от каменной стены. Кнут, его отец, ушел вместе с Эрлингом, и все хлопоты свалились на плечи Дага. Я узнал, что наши бритты неплохо пережили свою вторую зиму на Северных островах, хоть им порой приходилось тяжко. Несколько бриттов согласились пойти биться с тварями в обмен на скот и зерно, к тому же отец пообещал расплатиться с ними и серебром.

Сам Даг ничего не спрашивал о моих походах и свершениях. Он видел вокруг себя только Сторбаш, деревни да море, как будто всего остального мира не было вовсе. Его заботило лишь, как пережить зиму, стоит ли распахать еще земли, вырастет ли ячмень, придет ли рыба. Сарапы, далекие твари, конунг — всё это для него звучало как сказы о богах.

— Я оставлю ладью и дам серебра. Сходи на осеннюю ярмарку в Мессенбю, закупи всякой снеди побольше. Скота там, зерна, железа, чего-то еще — словом, все, в чем есть надобность.

— Скот еще кормить чем-то нужно, — ответил Даг.

— Возьми под нож. Оставишь только тот, что можно прокормить. Сколько серебра надо?

Даг задумался.

— Одна корова стоит полмарки. Если взять хотя бы десяток, это уже пять марок. Да и не поместятся они в ладью.

— Я дам пятьдесят марок серебра. Думаю, ты не спустишь их попусту.

— Значит, ты зимой сюда?

— Нет. Со мной лишь часть хирда. Всего подо мной нынче больше шести десятков хирдманов. И половина из них хельты. Сторбаш нас не прокормит.

Вечером я сходил к Дагу домой и передал ему обещанное серебро, а остальное, как и прежде, укрыл в отцовых амбарах.

На другой день мы сходили за тварями и вернулись еще до заката, прихватив в Растранде «Жеребца». Непонятно, откуда тут взялись гармы, да еще целая стая, да еще и летом, но мы их вырезали одним махом, причем отдали руны тем, кто больше всех отставал: Пистосу, Видарссону и Бритту. Восьмирунных среди ульверов становилось всё меньше.

Если бы не этот поход, я бы удрал из Сторбаша побыстрее.

После Бриттланда родной город показался мне тесным, а уж после Альфарики и Годрланда мне было тут маятно, будто в клетку засадили. Вне Сторбаша случалось много всего дурного: и твари, и коняки, и Жирные с Брутссонами, но там я жил! Сражался, убивал, голодал, боялся, злился… А здесь каждый день одно и то же. Да, теплая жена под боком, сыновья, но уже на пятый день я готов был вплавь уйти к острову Гейра.

Наверное, потому я так удивился, когда подошел Свистун и сказал, что хочет покинуть хирд.

— Если позволишь, я б остался жить здесь. Сторбаш похож на деревню, откуда я родом, но там уж никто меня не вспомнит.

— Ты же хотел стать хельтом, — неуверенно произнес я.

— Хотел. Да только смотрю на людей и вижу, что нет в том толку. Я прожил уже почти пять десятков зим, а ни детей, ни внуков. Кому нужны те руны? Устал я. Да и слишком стар для Фомрировой дружины. Ты уж не серчай, хёвдинг.

Я вздохнул. Свистун ходил с ульверами две зимы и вырос с шестой до девятой руны. Еще немного, и стал бы хельтом.

— К тому же моя сила может пригодиться и здесь. Тех же гармов я и один убил бы. А еще я поспрашивал: тут нет наставника для карлов. Мои умения ты знаешь…

Что порадовало, Свистун заговорил со мной об уходе наедине, не при остальных ульверах, так что если бы мне вздумалось отказать, никто бы и не узнал. Этот старик всегда хорошо понимал, как должно себя держать.

— Хорошо. Воля твоя. Сколько серебра тебе надобно для хозяйства? Только всё посчитай. И дом надо построить, и сараи, и скотину купить. Да и на дар жене, если вдруг соберешься жениться.

Свистун криво усмехнулся:

— Так уже посчитал. Чтобы на всё хватило, нужно марок двадцать серебра.

— Я дам в два раза больше, а взамен пригляди за Лавром и Милием. Возьми к себе в дом, пока они своим не обзаведутся.

— Конечно, хёвдинг.

До этого я и помыслить не мог, что кто-то из ульверов захочет оставить хирд и осесть на земле. Такое прежде случалось раз или два, но уже довольно давно. Неужто вскоре кто-то еще уйдет? Если смотреть на тех, кто постарше, то это Вепрь, Коршун, Бродир Слепой да Квигульв. Я даже подошел к Вепрю, спросил, не собирается ли и он уходить.

— Думаю, но не сейчас, — кивнул он. — Сначала прогоним тварей, а уж потом и я пойду на покой. Сказать по правде, после смерти Альрика я хотел уйти, едва мы вернемся на Северные острова. Но раз уж я стал хельтом, так должен еще немного послужить хирду. Зря, что ли, ты на меня целое сердце истратил?

Что и сказать? Вепрь всегда переживал за хирд больше, чем за самого себя.

Я переговорил с Дагом, рассказал ему про Свистуна, Лавра и Милия, что останутся здесь. Даг порадовался, что в Сторбаше появятся девятирунный воин и четырехрунный карл, а когда узнал об умениях Милия, обрадовался еще больше, хотя для чего четырехязыкий толмач здесь? Детей развлекать? Сюда и нордские торговцы нечасто заглядывают.

Хакона я хотел поселить к своим, чтоб хотя бы один мужик в доме был, но стоило мне заикнуться об этом матери, как та на меня злобно зашипела: