— О наградах можно и после, — согласился я. — Но прежде скажи, где я смогу быстро поднять своих хускарлов. Мне не нужны конунговы угодья, пусть это будут дикие твари на одном из красных островов, лишь бы их было там много и мой хирд мог с ними сладить. Если вдруг забыл: под моей рукой три десятка хельтов.

Магнус задумался, глядя на стол с камнями. А Гейр одобрительно глянул на меня и сказал:

— Пойду с ним, пригляжу, пока куется мое копье.

— Мне не нужен чужой пригляд, — прорычал я.

— Малец, я не стану лезть в дела твоего хирда. Просто не хочу сидеть сложа руки. Разве тебе не пригодится сторхельт, раз уж толстяк лежит колодой? Да и раненых нынче многовато.

— С Гейром есть подходящее место, — сказал Магнус. — На днях ушли все люди с Птичьего острова, хирд из хускарлов не смог одолеть тамошних тварей. Говорят, их там нынче много. Если выждать, то твари начнут жрать друг друга и расти в рунах, так что лучше пойти туда поскорее.

— Где это? — я подошел к столу.

— Вот. Земли ярла Халлстайна, — Магнус указал на один из камней. — Берёшься?

— Да. И мне нужны твариные сердца, десятка два. Возьму их сразу.

— Добро.

— Тогда выйду через два-три дня. Нужно дать парням передохнуть.

Я попрощался с Магнусом, помедлив, кивнул и ярлу Гейру. Хоть меня и не порадовало его предложение, но сторхельт на неизвестном острове с непонятными тварями лишним точно не будет.

Пока меня не было, Херлиф взял все дела хирда на себя: позаботился о переносе раненых, о кормежке для всех, позвал мастеров, чтоб осмотрели наши корабли на всякий случай, обновил припасы на драккарах и вычистил бочки, подготовив их для следующего похода. Так что я смог со спокойной душой отдохнуть, не заботясь о мелочах.

Тулле появился лишь к вечеру второго дня, и что-то в нем переменилось. На его шее висели чудные бусы из костяных шариков, на которых были вырезаны руны. От мертвого глаза по лицу поползли темные языки, в волосы вплелись узкие лоскуты, кусочки железа и еще какой-то сор. А еще мизинец на его левой руке был обмотан тряпкой, через которую проступала кровь.

— Тулле?

— Теперь меня зовут иначе, — сказал он. — Мое имя — Фродр.

Меня продрало холодным ужасом.

«Фродр» означает знающий или мудрец. Тут-то ничего страшного, пугало другое. Я слышал, что жрецы Мамира отрекаются от старой жизни, уходят из рода и меняют имена, только не думал, что это коснется и Тулле, ведь он прежде всего сноульвер, а уж потом жрец. А теперь он полностью вышел из-под покровительства Фомрира и перешел под руку Мамира.

Неужто Тул… Фродр хочет уйти из хирда?

— Нет, я не уйду, — усмехнулся краешком рта жрец. — Моя судьба связана с твоей. Тулле не мог помочь, он был слишком слаб, он мало знал и плохо видел. Фродр тоже не силён, зато может подсказать намного больше. Только у каждого знания есть своя цена.

И он бросил взгляд на окровавленный палец.

— Может, не стоило… — неуверенно начал я.

— Это мой выбор.

— Тогда скажи, брать ли с собой Гейра? После его сторхельтовой силы нам было не так худо, как хускарлам после хельтовой. Почему? Будет ли потом хуже?

Фродру даже не понадобилось гадать на рунах или вопрошать богов. Он ответил сразу:

— Хельты отведали твариного сердца. Их тела готовы принимать бо́льшую силу, пусть даже и заёмную. Если в стае будет сторхельт, хельтам от того будет только польза. Они привыкнут, и боль будет уходить всё быстрее. А хускарлы — это обычные люди, без твариной частицы. Если влить в них слишком много силы, они лопнут, как переполненный бычий пузырь.

— Так просто? — недоверчиво спросил я. — Безо всяких загадок? Прежде твои слова запутывали еще больше.

— Однорукий научил спрашивать и понимать ответы, — спокойно молвил жрец.

— Как убить того кабана? Натолкнемся ли мы на морскую тварь? Как победить Бездну?

Раз уж он у нас теперь мудрец, так пусть поведает сразу всё. Но Фродр лишь улыбнулся:

— За каждый ответ надо платить.

— Про хельтов ты рассказал просто так.

— За это ты расплатился болью. Если бы спросил перед последним походом, что будет, когда в стаю берешь сторхельта, даже Фродр бы не сказал ничего.

— Но ты знаешь, как победить Бездну!

Фродр глянул своим единственным глазом так, что я сразу понял: знает, но не скажет. Я еще не заплатил. Или время еще не пришло. Или Мамир нынче встал не с той ноги.

— Мне нужно стать хельтом, — сказал Тул… Фродр.

— Это и есть плата?

— Первая ее часть.

Перед тем как отплыть, я собрал всех живичей, что подобрал в Альфарики, и сказал им прямо:

— В ближайшем походе я положу все силы, чтобы поднять всех до хельтов, отдам дорогие твариные сердца, потрачу немало дней. У вас самые малые руны из всего хирда, а значит, вы — самая большая обуза. Толку с вас мало, а хлопот много. И если кто-то после всех моих усилий решит, что ему дальше не по пути со снежными волками, я могу и разозлиться. Потому скажите сейчас, идете ли со мной или вернётесь домой.

Живичи молчали. Пусть они сами не ступали на кабаний остров, зато видели раненых и слышали наши рассказы. В другой раз им придется биться с подобными тварями, уже не получится отсидеться на корабле.

Семнадцать воинов! Это немалая часть моего хирда, но сейчас они больше помеха, чем подмога с их шестью-семью рунами.

— Мы пойдем с тобой, — сказал Агний.

— Нет, — качнул я головой. — Не мы, а ты. Пусть каждый говорит за себя.

— А мы все станем хельтами? — спросил один из живичей на неплохом нордском.

— Хирд поможет, но не станет делать всё за вас. Кто-то может помереть, кого-то ранят. Но хускарлов в моем хирде больше не будет!

— Когда все сольют два истока, что будет тогда? — спросил другой.

— Будем биться с другими тварями, посильнее. Вроде тех, что были на кабаньем острове, — видя их сомнения, я добавил: — Тем, кто решит уйти, я дам по десять марок серебра. И никаких обид меж нами не будет.

Один живич выступил вперед, глядя мимо меня.

— Хальфсен, дай ему обещанную плату.

Увидев, как толмач отсыпает серебро, поднялся второй живич и тоже получил свою долю. Я знал, что даю им намного больше, чем они заслуживали. Но они всё же шли за мной какое-то время, не бузили, честно исполняли, что велено. И мне легче — не придется тянуть шестирунных аж до хельта.

— Кто ещё?

Я обвёл взглядом оставшихся и уже хотел уйти, как поднялся еще один живич. Пожалуй, единственный, кого бы я не хотел отпускать: Гарма, что умеет видеть скрытое под водой.

— Я сказать, что… — он запнулся и перешёл на живичский, а Агний поспешил пересказать его слова мне. — Хочу сказать, что наши отцы неправы. Сколько зим видел Кай? Меньше двух десятков, а он уже хельт. Я слышал о шестирунном мальце-хёвдинге. Борода еще не выросла, а он — хускарл! Мы хуже здешних мальчишек! Нам не было места в семье, раз мы получили негодящий дар, но мы и здесь оказались негодны, раз боимся. У нас и бога для воинов нету.

Намешал он, конечно, всякого. Что хотел сказать?

— Потому я хочу перейти к богу северян. Он помогает тем, кто сражается с тварями.

Вот это было верно! Как живичи вообще не вымерли без бога-воина? И ведь у них больше десятка всяких богов: есть для воды, есть для огня, есть для лесов, полей и домов, а того, кто приглядывает за воинами — нет. Хотя Фомрир помогает лишь тем, кто сам по себе неплох, на жевателей угля он вряд ли взглянет.

Сразу после этого я нашел Херлифа и запретил ему трогать живичей:

— Буду держать их в стае, пока не уйдут из Хандельсби. И если что… Да и незачем уже. К зиме мы станем настолько сильны, что никакие живичи не будут страшны.

— Как скажешь, хёвдинг, — только и ответил Простодушный.

Я не стал затягивать с отплытием, и уже на следующее утро мы пошли к кораблям, оставляя в Хандельсби Болли и других раненых. Хвала богам, у Видарссона и Рыси всё было не так плохо, и они уже окрепли.