— Рагнвальд звал, но я не пошел, — отмахнулся я. — И я не каждому показываю свой дар, а те, кто знает о нем, слышали лишь о малой толике. Я пойду с тобой! И больше о том говорить не будем. Помни, что ты обещал! Мое слово — главное.

Дельфин замолчал.

Утром мы вышли на охоту. Вчерашняя тварь недалеко ушла, да и по рунам она подходила, всего-то тринадцать, такую убить для Флиппи — раз плюнуть. Через чужой дар она ощущалась как здоровенная рыбина, которую расплющил великаний молот, только вот ударил он неровно, потому с одной стороны вылезло больше, а с другой — меньше.

Корабли разошлись по сторонам так, чтоб та тварь оказалась посередине. А что, если она вздумает ударить по драккару? Хотя… я только сейчас приметил, что все Флипповы сторхельты были раскиданы по разным судам: по одному на каждое. Видать, чтоб мелкие твари побоялись напасть на более сильного противника. Такое далеко не всегда помогает, тот же кабан будто и не видел рун Гейра, но на некоторых тварях может и сработать.

Флиппи подошел ко мне, наклонился и едва слышно спросил:

— А если я захочу передать весть своим хирдманам, они услышат?

Я покачал головой:

— Только если я ее передам. Я тут не простой волк, а вожак, и слышат лишь меня.

Дельфин легко кивнул, будто ничего другого и не ждал, махнул рукой, и тут же на корме нашего корабля застучал бодран, разгоняя утреннюю дымку и отдаваясь по всему морскому простору.

Выучка у флипповцев почти не уступала клетусовской. Тут же с вёсел поднялись определенные воины, вмиг разобрали короткие копья с широким острием, а на их место сели другие хирдманы. Три хельта на нашем корабле подготовили тяжелые гарпуны с цепями, приклепанными к их тупому концу. На других драккарах было то же самое. Что особенно чудно — тварь-то на месте не стояла, но корабли двигались так, чтобы она всё равно была меж ними. Нет, со стаей-то оно просто, ведь нынче все слышали, где Бездново чадо, а как они до меня с этим управлялись?

Флиппи скинул с себя всё лишнее, оставшись в одних лишь портках и нижней рубахе. На свои широкие плечи надел какие-то ремни с петлями, в петли вдел три коротких копья, четвертое взял в руку. И нырнул в ледяную воду.

Я сосредоточился на его огоньке и потому услышал его восторг, его радость от той свободы, которую давало море. Вот уж поистине Нарлов любимец! Я ощущал, как Флиппи легко двигался даже с деревянной ногой, как он скользил ко дну, где засела тварь. Он сделал круг над ней. Та затаилась, вжимаясь в ил. Бодран стучал ровно, спокойно, и гребцы ждали, подняв весла над водой.

Вдруг тварь рванула вперед, ловко извернулась так, чтоб оказаться прямо под Флиппи, и встопорщила иглы на спине, разом увеличившись раза в три. Только тогда Дельфин вогнал первое копье, сразу же отпрянул назад, вытащив второе. Тварь снова замерла, иглы медленно опустились, прилипая к ее коже. Рывок, кувырок, иглы! Копье вошло рыбине ближе к краю.

На этот раз тварь не остановилась. Она уложила иглы, метнулась в сторону… Бодран застучал быстрее. Флиппи нырнул глубже, подобрался к брюху твари, вбил в него третье копье и сразу пошел наверх. Разъяренная рыбина погналась за ним. Палочка билась о бодран, как крылья комара. Гарпунщики подняли свои тяжелые орудия, их широкие спины взбугрились мышцами.

Едва голова Флиппи показалась над водой, как бодран смолк, и зубчатые копья со всех трех кораблей полетели в воду. Два прошли мимо, и хельты шустро начали перебирать цепь, чтоб втянуть их обратно, а остальные застряли в твариной шкуре.

— Назад! — крикнул Дельфин.

Гребцы разом взмахнули веслами, корабли разошлись, гарпунные цепи натянулись, и я смог увидеть тварь своими глазами, а не через чужой дар. И хотя я уже представлял ее очертания, всё равно был немало удивлен. Бурое бугристое тело выглядело так, будто всплыл кусок дна с морской порослью и камнями, причем кусок неровный, случайный, искореженный и по бокам, и сверху, и снизу. Пасть? Глаза? Да я даже не мог отыскать плавники или хвост у этого уродца величиной с драккар.

— Копья!

К Флиппи тут же полетели копья, которые он ловил на лету. Одно было брошено второпях и должно было пройти сильно выше, но Дельфин ухитрился с места выскочить из воды так, что даже ступня мелькнула, перехватил его и ушел вниз. Одно за другим он вгонял копья в живот бьющейся твари. Лопнула одна цепь, дальний корабль медленно потянуло к рыбине, несмотря на усилия гребцов. Разошлась вторая цепь, разорванное кольцо с глухим стуком вошло в борт нашего драккара, и я даже смог разглядеть проглянувшее из доски железо, а хельта, что держал ту цепь, выбросило с корабля. Хельты бросили еще два гарпуна, те самые, что прошли мимо в первый раз.

Тварь висела в цепях, будто в паутине.

— Еще! Сами!

Толстые тяжелые копья, уже не с широким острием, а с длинным и узким, которым так удобно пробивать крепкие панцири и толстые шкуры, с басовитым свистом полетели в бугристую спину. Флиппи вгонял свои копья в брюхо твари, подныривая снизу.

Эх, сюда бы Энока! Он бы сразу сказал, куда надо бить. А так когда еще нащупаешь в этой громадине слабое место? Нельзя же ее всю истыкать копьями наугад?

Хотя Дельфин, видать, думал иначе. Когда на спине твари не осталось ни единого кусочка без копья, а море окрасилось в черный цвет, тварь наконец перестала рваться из цепей. Жизнь еще теплилась в ней, но уже едва-едва.

Флиппи пронзительно свистнул. Гарпунщики начали тянуть цепи к себе, подтягивая корабли к твари. Когда же драккары обступили ее вплотную, хирдманы начали выдергивать вогнанные копья, поначалу только те, до которых дотягивались. Едва лишь освободился кусок размером в четыре щита, туда перекинули толстую доску, один хельт пробежался по ней к телу твари и, не сходя с трапа, начал выдергивать другие копья. После очередного вытащенного острия, по твари пробежала крупная дрожь. Хельт тут же вбил копье почти в то же место, потом снова выдернул и снова ударил. Флиппи тем временем легко взлетел на борт нашего драккара, сдернул сбрую и тряхнул волосами. Кто-то протянул ему полотно для утирки, но он отмахнулся, не сводя горящего взгляда с твари.

На ее теле уже топтались трое воинов, по-прежнему не сходя с досок. Когда все копья были вытащены, черная жижа почти перестала течь из ран, лишь едва сочилась.

— М-да, упорная тварюга попалась, — весело сказал Дельфин. — Ставлю полмарки серебра на Стылого!

— Четверть марки на Черную Пятку! — ответили с другого драккара.

— Полмарки на себя! — рявкнул один из тех хельтов, что стояли на твари.

Они начали всаживать копья в полумертвое тело со всей силы, немало увеличенной за счет стаи, едва ли не до половины древка. Казалось, будто шкура рыбины не крепче опары, и любой может ее проткнуть.

— Почему не отдашь хускарлу? — спросил я у Дельфина.

— Они не пробьют.

— А сам почему не хочешь?

Флиппи уселся рядом, весь мокрый, однако даже не покрылся мурашками на холодном ветру.

— Когда получается, я всегда отдаю руны хирду. В сторхельты выбился первым лишь потому, что первым сталкиваюсь с тварью. И нередко случается, что именно мое копье убивает.

— С тварями на суше биться проще. Почему выбрал море?

— Не я выбрал море, а оно меня. Но за морских платят больше. На тех, что бегают по лесам и горам, ярлы посылают свою дружину или нанимают первый попавшийся хирд. А на морских всегда кличут мой хирд и хорошо платят. Даже за хельтовую тварь я беру не меньше пяти марок серебра.

Это и впрямь много по меркам Северных островов.

Рунная сила твари исчезла, и раздались радостные крики хирдманов. Кто-то всё же прикончил ее!

— А-а-а! — взревел тот хельт, что ставил на себя. — Вот оно! Тринадцатая руна! Давайте ваше серебро, сосунки!

— Расплата на берегу! — отозвался Флиппи. — Заканчивайте уже!

Все копья перекинули на драккары, и те же хельты вытащили топоры и начали вырубать глубоко засевшие гарпуны из твариного тела. Пара хирдманов прыгнула в море и нырнула, чтоб забрать копья, оставшиеся в ее животе. И не страшно им нырять в почерневшую от твариной крови воду?