— Вера, вы не понимаете, — он устало потёр переносицу, посмотрел на платье, потом на Веру, — не надо проводить параллели со своим миром. Это мода, она почти как закон, она одновременно как бы ничего не навязывает, но при этом, если не соблюдать её правила, можно попасть в очень неприятную ситуацию.

— Неприятная ситуация — это прийти на тусовку одной банды в костюме другой банды. И знаете, я ходила. И отлично себя чувствовала, потому что мне дико нравился этот костюм, на меня все смотрели в офигении от моей наглости, но никто ни слова не сказал, потому что когда я чувствую себя красивой, я чувствую себя уверенно. А если на мне барахло, то я чувствую себя барахлом, по правилам я одета или нет, пусть весь мир говорит, что я выгляжу офигенно, но если мне это не нравится, то мне будет в этом плохо. Я Призванная, я по определению должна быть странной, неужели мне не простят отклонения в количестве кружев? Тедди ваш ходил в местных костюмах, или как ему нравилось?

— Тедди — мужчина… — министр увидел, как резко меняется очертание Вериного оскала, и замолчал, она с предвкушением приподняла брови:

— Хотите поговорить об этом?

— Не хочу, — поднял ладони министр, Вера продолжала ждать повода закатить философский диспут в одно лицо по любимой теме, но министр сунул руки в карманы и стал изучать стену за её спиной, так внимательно, как будто ничего важнее в мире нет. Её с чего-то пробило на хи-хи, она пыталась сдерживаться, но всё равно улыбалась, министр заметил, тоже улыбнулся и тихо сказал: — Давайте не делать необратимых вещей, ладно? Вы сначала примерьте, посмотрите как оно будет с причёской и макияжем, потом, если всё ещё будете недовольны, отрежете что захотите.

Она округлила глаза, указала на платье:

— Я могу его порезать?

Он медленно кивнул, с монашеским смирением опуская веки:

— Наслаждайтесь. Но сначала примерьте как есть.

Вера тяжко вздохнула, по-новому изучая платье, на этот раз как рабочий материал — что из него можно сделать. Ткань ей нравилась, блестящий гладкий то ли шёлк, то ли атлас — она не разбиралась в этих вещах, что-то тонкое, но плотное, цыньянские платья были полегче. Холодный алый цвет отдавал гранатом, она поймала себя на том, что уже придумывает колье и тиару с гранатами, раздражённо отогнала эту мысль.

«Надо найти время и порисовать, иначе это уже становится навязчивой идеей.»

Узкие рукава выглядели вполне прилично, особенно если отрезать два слоя белых кружев на манжетах и оставить только один. Из-под подола тоже выглядывали белые барханы накладывающихся друг на друга кружевных слоёв, их она приговорила к частичному усекновению. А вот то, что было между рукавами и юбкой…

— Оно маленькое, — сама не до конца веря в эту катастрофу, сказала Вера, посмотрела на министра, — на кого его шили?

— Не может быть, — нахмурился он, вошёл в комнату с платьем и стал рассматривать его ближе, взял с тумбочки какой-то листок, стал обмерять платье пальцами и сверяться с листком, качнул головой: — Это ваш размер. Вам кажется, подойдите поближе и посмотрите.

Она качнула головой, но подошла, манекен был на подставке, так что глубокое декольте платья оказалось чуть выше её лица. Вера нахмурилась ещё сильнее, скептично посмотрела на пальцы министра Шена, меряющие плечи и рукава, мрачно вздохнула и сказала:

— Не там меряете. Я в него в груди не влезу. И в талии.

Он потянулся мерять в груди, но смутился и убрал руки, посмотрел в листок, на платье, на Веру, отвёл глаза. Она осмотрелась, ища место, где можно было бы сесть и схватиться за голову, но места не находилось — вдоль левой и дальней стен тянулись книжные шкафы и полки, забитые книгами и коробками с бумагами, вдоль правой стоял большой диван, но он тоже был завален коробками. Она посмотрела на министра — Повторяю вопрос — с кого снимали мерки?

— С вас, Вера, — раздражённо сжал листок министр, бросил его на тумбочку и развернулся к платью, сцепив руки за спиной. Посмотрел на Веру и чуть улыбнулся со шкодным видом: — Правда, это было месяц назад. Может быть, вы… немного…

— Растолстела?! — ахнула Вера. — В груди, на два размера за месяц, вы издеваетесь?!

Он крепко зажмурился и отвернулся, помолчал и повернулся обратно:

— Вообще-то, там корсет, и всё лишнее можно утянуть.

— Во мне нет ничего "лишнего"! И корсет я, вообще-то, тоже с чертежа вычеркнула.

— Он обязателен, Вера, — министр с убитым видом закрыл лицо руками, убрал и посмотрел на Веру со смесью ненависти и нежности. — Вы можете ходить дома как вам хочется, но на балу придётся его надеть, иначе вас не поймут.

— Пусть идут в задницу, мне плевать, поймут меня или нет, перетягивать своё тело ради моды я не буду. В моём мире тоже это было, много лет назад, в дикие времена, и это тоже было модно, но от этой моды отказались, потому что поняли, что это калечит, от этого органы смещаются, кровообращение нарушается, это издевательство, неужели вы не понимаете?

— Он не такой уж тесный…

— Вы меряли?

— Нет, но…

— Примерьте! Чисто ради расширения кругозора.

— Мне это не нужно…

— Мне тоже.

— А вот вам нужно.

— Нет.

— Вера, чёрт! Не думал, что мне придётся объяснять такие вещи… Ходить без белья неприлично, Вера. Когда на вас его нет, это видно.

— Оно на мне будет, моё, красивое, удобное и не вредящее здоровью.

— Это тоже красивое, — он подошёл к коробкам на диване, открыл одну, другую, достал гибкую конструкцию из ровных полосок ткани, шнуров и рёбер каркаса, расправил и показал Вере искусно вышитый снежно-белым по кремово-белому перед корсета: — Ну красиво же?

— Вам нравится? — печально спросила Вера.

— Да.

— Вот вы и носите.

Он крепко зажмурился и запрокинул голову, беззвучно поминая чертей, дьяволов и орды демонов, развернулся, ногой сбросил с дивана пустую коробку и сел. Посмотрел на Веру, посмотрел на коробку рядом, махнул рукой, и эту коробку сбросил тоже, она упала и раскрылась, из неё наполовину выскользнули ещё какие-то коробки, министр поморщился и посмотрел на Веру, кивая на освободившееся место. Она села. Они оба уставились на проклятое платье как на врага. Министр помолчал, собираясь с силами, и осторожно попытался ещё раз:

— Вам не обязательно ходить в этом весь день. Если вы почувствуете себя плохо, то мы уйдём.

— Отличный план, — мрачно фыркнула Вера. — Хотите, чтобы я ушла пораньше? Не сработает. Я эту хрень не надену.

— Вера, все женщины это носят, ни одна ещё не умерла.

— Откуда данные? Вы проводили исследования, изучали тысячи женщин с корсетами и без, следили за их здоровьем и самочувствием годами?

— Нет конечно, никому это не нужно…

— Естественно, не нужно — это же не ваши рёбра под предлогом красоты деформируют! А чужие не жалко.

— Ничего там не деформируется…

— А давайте вы попробуете?

Он оторвал взгляд от платья и посмотрел на Веру, она тоже повернулась к нему, улыбнулась безумной улыбкой маньяка, и кивнула на корсет, который он всё ещё держал в руках:

— Если это такая ерунда, попробуйте, что вам стоит?

— Я не женщина.

— Какая разница? Строение рёбер, лёгких и пищеварительной системы у нас с вами мало отличается. Просидите в этой хрени хотя бы пятнадцать минут, и я это надену. Идёт?

— Более бредового предложения в жизни не слышал.

— Отлично, иду без него! — Вера хлопнула себя по коленям и встала, министр схватил её за локоть и усадил обратно, закрыл глаза, медленно дыша и не двигаясь. Она видела, как его накаляет вся эта ситуация, и получала от этого многогранный весёлый кайф, она уже была благодарна тому некомпетентному горе-мастеру, который придумал её выворачивающий восприятие амулет.

Министр не двигался, Вера попыталась забрать свою руку, он не отпустил. Открыл глаза, посмотрел на корсет в одной руке и Верин локоть в другой, посмотрел на платье.

— Вера… Его можно не затягивать сильно. — Отпустил её руку, свернул корсет в трубу и показал: — Вот так, нормально?